Вероятность рецессии все выше

Вероятность рецессии всё выше Запрягайте красную лошадь: въезжаем в новую экономическую реальность 2026 года

Фото Родион Нарудинов

Жесткая денежно-кредитная политика в комбинации с ростом налогов могут спровоцировать еще один структурный кризис в России

Российская экономика вступает в новый год в сложном состоянии. И хотя в отдельных секторах уже давно наблюдается кризис, в целом ВВП балансирует на грани нуля. Удастся ли в следующем году избежать спада? Вызовы для России на краткосрочном горизонте ведущие российские и международные эксперты обозначили на конференции «Российские регионы в фокусе перемен»* в Екатеринбурге.

Исходная точка

К концу года российская экономика подходит с существенным снижением динамики: если в первом квартале 2025 года в годовом сопоставлении рост ВВП составил 1,4%, во втором — 1,1%, в третьем уже только 0,6%. 

«За девять месяцев 2025 года в 48 регионах наблюдается снижение промпроизводства. Добывающая промышленность замедляется третий год подряд. Поэтому ставку на рост за счет сырьевой ренты я бы не стала делать. Обрабатывающая промышленность разделилась на две части: гражданская продукция и производства, связанные с ОПК. Поэтому растут только регионы с большей долей оборонных предприятий. Курганская область и Удмуртия за три года нарастили объем производства более чем на 70%. Очень высокий рост в Москве, но это связано с тем, что в столице прописано много компаний, производящих оборонную продукцию», — описывает проблемное поле профессор МГУ Наталья Зубаревич.

До сих пор динамику ВВП поддерживал потребительский спрос, но этот драйвер начинает сжиматься. 

«В августе этого года номинальная зарплата выросла на 18,5% в годовом исчислении, к осени уже только на 12%. Это следствие замедления гонки заработных плат, что приведет к снижению оборота розничной торговли», — полагает Зубаревич.

Рукотворное снижение

А ведомства между тем бодро рапортуют о том, что предпосылок для рецессии нет. Статистическую картину в экономике сглаживает рост секторов, работающих на ОПК.

Формально ВВП в расчете год к году действительно не падает, но заместитель генерального директора Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования Владимир Сальников полагает, что правильнее оценивать экономическую ситуацию по тренду с устранением сезонности месяц к месяцу: «Этот расчет показывает, что с конца прошлого года производство в «гражданском ядре» обрабатывающих производств к октябрю снизилось уже примерно на 5%, это очень много. В ковидный кризис, когда был шок, снижение по тренду с учетом сезонности составило меньше 4%. А сейчас происходит рукотворное снижение как результат борьбы с инфляцией». 

Темпы роста цен замедлились с 10% до 7%, но быстро прийти к цели 4% не удается. Регулятор не всегда может полноценно контролировать инфляцию, поскольку многие ее факторы имеют немонетарное происхождение.

И отчасти привычные меры не дают более внушительных результатов в силу необходимости соблюдениях правил, установленных Международным валютным фондом, считает независимый директор казахстанской Нефтяной страховой компании Медет Сартбаев: «Мы более 30 лет живем в парадигме либеральной модели Центральных банков, которая была навязана Международным валютным фондом развивающимся странам, включая и Россию, и Казахстан. И эта модель предусматривает двойственные стандарты. Для стран «Большой семерки» или эмитентов резервных валют условия позволяют за счет эмиссии финансировать дефицит бюджета, государственные инвестиции и обеспечивать конкурентоспособный уровень процентных ставок. А другим странам запрещается прямое финансирование дефицита бюджета и, соответственно, госинвестиций за счет эмиссионной деятельности Центрального банка. Поэтому финансирование даже местных факторов производства и инфраструктуры зачастую осуществлялось за счет внешних займов, что создает постоянный дефицит финансовых ресурсов для проектов развития, неконкурентный уровень процентных ставок для реального сектора экономики и увеличивает стоимость обслуживания внешнего долга при девальвации национальных валют. Это ключевое отличие мы сегодня вынуждены преодолевать, и оно является основанием для всех последующих проблем».

Нефть под давлением

Для России ключевым фактором являются доходы от продажи нефти. Российская нефтедобыча уже четвертый год находится под давлением санкций, в основном европейских. Но сейчас и США прервали мораторий на санкции и ввели ограничения, которые вступили в силу в середине ноября против компаний «Роснефть» и «Лукойл». Минфин США предупредил, что странам, которые будут покупать российскую нефть после 21 ноября, грозят вторичные ограничения. 

По мнению президента Института энергетики и финансов Марселя Салихова, поддерживать объем продаж российским компаниям удается главным образом за счет дисконта: «В среднем цена адаптации внешней торговли к санкциям составляет примерно 9–10%, такую цену приходится платить в виде предоставления скидки нашим покупателям. Кроме того, увеличивается стоимость страхования, перегрузки в море и так далее. Мы и сейчас наблюдаем определенный рост стоимости фрахта, но он пока не является существенным».

На новые санкции рынок, конечно, будет реагировать и это, по мнению Марселя Салихова, проявится в размере скидки: «Стандартный дисконт Urals к Brent составляет 18 долларов, а сейчас он равен примерно 20 долларам за баррель. Как показала практика реакции на предыдущие санкции, в моменте обычно стоимость дисконта резко вырастает, но потом российские компании находят новые варианты осуществления расчетов, транспортировки и так далее. Постепенно дисконт снижается. Вероятно, такой же сценарий будет и после введения санкций против «Лукойла» и «Роснефти». Хотя, скорее всего, произойдет и некоторое увеличение дисконта до 10–20%. То есть придется еще снизить цену на несколько долларов за баррель, чтобы санкционные дополнительные риски нашим покупателям компенсировать».

К тому же нужно учитывать фактор изменения глобальных трендов на рынке нефти.

«Последние 20 лет были временем стремительного роста спроса на сырье в целом и в том числе на нефть. Это было связано с ростом развивающихся экономик, в первую очередь Китая и Индии. А сейчас меняется общеэкономическая и технологическая парадигма, в результате чего спрос на нефть замедляется. В 2022–2023 годах мировой спрос на нефть рос на 2–2,5 млн баррелей в сутки. Сейчас этот показатель находится уже в пределах 1 млн баррелей», — объясняет Салихов. 

Со стороны предложения также происходят фундаментальные изменения, связанные с политикой ОПЕК+. Долгое время картель довольно успешно поддерживал высокие цены, при этом сохраняя объемы поставок. Но за последние годы ценой поддержания относительно высоких цен на нефть стала потеря доли рынка. Картель больше не хочет сдерживать добычу и отдавать долю рынка США, Бразилии и другим странам. Но ценой этой политики станут более низкие цены.

«Скорее всего, и в следующем году можно ожидать, что цены на нефть будут снижаться», — полагает Салихов.

Для бюджета же важен объем экспорта. Марсель Салихов ожидает сокращения экспорта сырой нефти, хотя не очень высокими темпами. По итогам этого года экспорт составит 230 млн тонн, в 2026 году — 220 миллионов.  

Поэтому пока ситуация не критична, но на горизонте 2026 года санкционное давление в нефтянке, возможно, будет проинфляционным фактором.

Российская нефть между тем становится предметом торга в ходе развязанной США войны экспортных пошлин.

По мнению главного научного сотрудника Института России, Восточной Европы и Центральной Азии Китайской академии общественных наук Ли Чжунхая, экономическое противостояние между США и Китаем превращается в стратегический конфликт: «В этом конфликте торговые инструменты, такие как тарифы, переплетаются с геополитическими рычагами, включая позиции Пекина по российской нефти. И это не просто торговая война, а попытка перестроить глобальные цепочки поставок и альянсы. На мой взгляд, Китай выигрывает эту войну, он лучше адаптируется, в то же время США недооценивают свою уязвимость».

Геополитические риски также усиливают проинфляционный эффект, а значит, вкупе с другими факторами уменьшают возможности по быстрому снижению ключевой ставки. Сам Центральный банк в базовом сценарии прогнозирует ставку на 2026 год от 13 до 15%, а в инфляционном сценарии прогноз предполагает значение индикатора от 16 до 18%.

Деньги будут дорогими

Управляющий директор по макроэкономическому анализу и прогнозированию «Эксперт РА» Антон Табах считает, что на уровень ниже 10% ключевая ставка выйдет только в начале 2027 года, и то при благоприятном стечении обстоятельств: «Деньги будут дорогими и бизнесу придется с этим жить».

И для этого, по мнению Табаха, есть несколько причин, одна из основных — рост налогов: «Скорее всего, мы увидим паузу в первом квартале 2026 года в части снижения ключевой ставки, потому что нужно будет оценить эффекты от повышения НДС. На наш взгляд, они, скорее всего, будут выше, чем эффект, который мы видели в начале 2019 года. Потому что не только повышается НДС, но и меняется принцип начисления налогов для малого и среднего бизнеса. Да, менее жестко, с отсрочками, в отличие от первоначальных планов, но все равно, скорее всего, эффект влияния на инфляцию будет в районе 0,7 процентных пункта. И это отдалит наступление цели в 4% по инфляции, соответственно, снизит возможности Центрального банка по снижению ставки».

По мнению эксперта, важно принимать во внимание не только номинальное значение ставки: «Реальная ставка тоже выросла за счет накопления рисков в экономике и жесткого подхода Центрального банка. Поэтому даже при низкой инфляции реальная ставка все равно будет оставаться высокой. То есть надо быть готовыми к тому, что даже при достижении инфляции на уровне цели 4%, реальная ключевая ставка («ключ» минус текущая инфляция) будет находиться в диапазоне 8–10%».

Между тем высокая стоимость кредита становится критическим фактором нарастания напряженности на микроуровне и оказывает колоссальное давление на рентабельность предприятий. По расчетам Владимира Сальникова, к третьему кварталу 2025 года процентные платежи в экономике выросли почти до 40% от прибыли до уплаты процентов: «По последним данным, уже около трети выручки приходится на компании, которые имеют процентную нагрузку выше максимально рекомендуемого уровня, и это беспрецедентный уровень как по нашим историческим, так и по мировым меркам».

И это средний показатель, есть компании, которые уже более 80% прибыли отдают в виде уплаты процентов по кредитам. Высокий уровень ключевой ставки не позволяет компаниям обслуживать старые кредиты и брать новые. Например, по данным некоторых исследований, число юрлиц, столкнувшихся со сложностями выплаты кредитов, на конец третьего квартала выросло почти на четверть, а заемщиков с просрочками платежей за три года стало больше в 2,6 раза.

Безусловно, бизнес-модели у предприятий разные. Есть компании, которые работают исключительно на собственных ресурсах и вопросы повышения ключевой ставки таких игроков волнуют в меньшей степени. Вторая группа формировала инвестиционные программы за счет собственных средств, а под оборотные средства привлекала кредиты. Вот эту категорию рост кредита подтачивает сильнее всего. Третья группа — это экономические субъекты, которые работают на бюджетном финансировании, у таких компаний положение относительно стабильное, финансирование идет с учетом инфляционных процессов.

Владелец компаний «Уральский ТурбоМеханик» и «Завод металлоконструкций» Дмитрий Каличенко относится к первому типу, его компания работает на собственных средствах и финансирует программы развития из прибыли.

«Наша компания производит узлы и запасные части к паровым турбинам. И мы независимо от ситуации в экономике продолжаем развиваться. У нас портфель заказов сформирован на три года вперед. В рамках программ развития мы в августе купили завод металлоконструкций с целью расширения промышленной площадки», — рассказывает Дмитрий Каличенко.

Но и в этой модели есть уязвимости: «Снижение прибыли в связи с увеличением налоговой нагрузки будет тормозить развитие. А планы у нас есть большие, мы бы хотели выйти на крупногабаритную обработку и заместить в определенных направлениях своей продукцией импортные аналоги».

Кроме того, по словам Дмитрия Каличенко, на рынке ощущается недостаток комплектующих: «Раньше часть потребностей закрывал Уралмашзавод, сейчас он необходимую нам продукцию не производит, мы переключились на работу с китайскими поставщиками». 

В этой связи эксперты считают слабо аргументированным тезис ЦБ о завершении структурной трансформации экономики в России. Регулятор часто использует этот аргумент в дискуссиях о влиянии высокой ставки на рынок.

«Мы до сих пор не летаем на собственных самолетах, да и с автопромом у нас, мягко говоря, не все гладко. У нас структурная перестройка более-менее закончилась только во внешней торговле в том смысле, что компании переключились с Европы на Китай. А если мы посмотрим на те приоритеты, которые сформулированы в национальных проектах, то увидим, что мы только-только начинаем структурную перестройку. И как достигать этих целей в условиях сверхжесткой денежно-кредитной политики?» — ставит вопрос Владимир Сальников.

Кадровый дисбаланс

И наконец, на уровень издержек бизнеса давит дефицит кадров, что стимулирует рост зарплат и как следствие добавляет проинфляционных факторов.

Директор Института социально-экономичес­кого проектирования НИУ ВШЭ Артем Шадрин считает определяющими демографические причины: «В 2006 году у нас восемнадцатилетних граждан, которые могли бы выйти на рынок труда, было 2,6 миллиона, а в 2025 уже менее 1,5 миллиона, то есть это снижение более чем на 40%. Поэтому у нас сейчас рынок работника, а не работодателя».

При исторически низком уровне безработицы компаниям, тем не менее, не хватает квалифицированных кадров. По мнению Артема Шадрина, в этих условиях повышаются требования к уровню подготовки кадров, к содержанию образовательных программ вузов и колледжей, а также к их ресурсному обеспечению.

Университеты и работодатели попытаются выстроить новые модели взаимодействия. Но они не всегда дают эффект. 

Проректор и руководитель Лаборатории исследований рынка труда НИУ ВШЭ Сергей Рощин видит другие вызовы — это дисбалансы в системе образования и рынка труда.

По его мнению, проблема в том, что в России сформировался тренд избыточного образования: «Более трети выпускников вузов работают на местах, которые высшего образования не требуют. Но рынок труда любит говорить о том, что нам очень нужны инженеры. А в результате эти инженеры оказываются на местах, где хватило бы качественного среднего профессионального образования. В ряде направлений образования картина выглядит совсем тревожно. Так, к примеру, 55% выпускников вузов в сфере сельского хозяйства работают на местах, не требующих высшего образования».

Сергей Рощин находит изъяны этой модели для общества.

«Во-первых, это избыточные затраты ресурсов со стороны домохозяйств и государства. Во-вторых, для тех, кто оказался на рабочих местах, не требующих высшего образования, часто возникают тупиковые карьеры, они работают в сфере торговли, на позициях рабочих, обслуживающего персонала. Кроме того, в этом случае возникает еще зарплатный штраф, люди получают меньше, чем ожидали. Причем этот зарплатный штраф остается устойчивым на перспективу», — отмечает проректор НИУ ВШЭ.

Феномен «избыточного образования» возникает как из-за низкого качества части высшего образования, так и из-за ограниченности спроса на рынке труда на качественное высшее образование. В этой связи Сергей Рощин предлагает пересмотреть характер диалога бизнеса и системы образования: «Надо расставить приоритеты с точки зрения разумности инвестиций. Инерционное представление о том, что только высшее образование обеспечивает необходимые квалификации на российском рынке труда, требует обсуждения. Во многих случаях на рабочих местах достаточно качественной подготовки в колледжах, а ценность высшего образования не должна размываться его массовостью за счет низкого качества».

До сих пор выпускников вузов поглощал растущий сектор услуг, но, учитывая замедление роста экономики, спрос на персонал в этом секторе может снизиться. 

Это будет седьмой кризис

А в том, что у экономики практически не осталось шансов избежать рецессии, уверено большинство экспертов.

Владимир Сальников считает, что с такой жесткой денежно-кредитной политикой и давлением на рентабельность в 2026 году спад практически неизбежен: «И тогда, видимо, станет понятно, что мы не готовы платить такую высокую цену за снижение инфляции. Вообще говоря, необходимо понять, а сколькими процентами роста мы готовы заплатить за сколько процентных пунктов снижения инфляции, и с какого уровня? Пока вопрос так, к сожалению, не ставился. Я надеюсь, что в случае резкого ухудшения ситуации правительство начнет эффективные антикризисные действия, потому что за последние пять лет, по крайней мере, оперативные антикризисные решения мы принимать научились».

Наталья Зубаревич также видит признаки спада: «Это будет седьмой кризис, и мы его пройдем, мы все тренированные. Предприятия уже переходят на четырехдневную рабочую неделю и таких будет все больше, потому что они столкнутся с проблемой снижения спроса».

Главным вызовом для региональной экономики станет бюджетная устойчивость. В первом полугодии бюджет 67 регионов был дефицитным, во втором — в 48, потому что федеральный центр июле-августе добавил финансирования. По словам Натальи Зубаревич, в следующем году ситуацию усугубят рост расходов и снижение налоговых поступлений: «Главная проблема для бюджетов регионов в следующем году — падение собираемости налога на прибыль. НДС повышается, соответственно прибыли у предприятий будет меньше, а значит, в следующем году в бюджет придет еще меньше денег. Еще одна проблема — НДФЛ. Гонка зарплат замедляется, а значит, доходы от НДФЛ покажут еще меньший прирост. Эта проблема, обозначившись в 2025 году, усугубится в 2026 году. Поэтому для меня ситуация с бюджетами регионов видится самой тревожной в 2026 году».

Изменится и бюджетный фактор. Высокие расходы федерального бюджета до сих пор компенсировали эффект высокой ключевой ставки. Но на следующий год планы очень жесткие. Ликвидная часть ФНБ довольно заметно потрачена, запасов уже стало намного меньше. Это не первый год, когда бюджет выходит с жесткими планами, а потом их корректирует. Но на этот раз, по всей видимости, Министерство финансов действительно будет существенно сокращать расходы, прежде всего на поддержку экономики.               

*Конференция организована Институтом экономики и управления Уральского федерального университета, Уральским федеральным университетом, АЦ «Эксперт» и журналом «Эксперт-Урал».