Реанимация прошлого
Внутренний туризм
Конструктивистское наследие можно интегрировать в городскую среду, только вдохнув в него новые, привлекательные для крупного инвестора функции
— Хороши те вопросы, которые задаются вовремя. Cейчас совершенно бессмысленно кого-то обвинять, ничего конструктивного взамен не предлагая, — не выдерживает профессор кафедры графического дизайна Уральской государственной архитектурно-художественной академии Леонид Салмин после полутора часов обсуждения судьбы конструктивистского наследия.
— А что вы нас затыкаете, — возмущаются пришедшие на дискуссию общественники. — Вы ведете себя так же, как чиновники, которым все равно, что будет с памятниками.
Я улыбаюсь: на моих глазах разыгрывалась сцена, которую я мысленно нарисовал еще до начала дискуссии. Иного и быть не могло: когда страсть творчества, боль возможной утраты и профессиональный максимализм, который подчас бушует сильнее юношеского, не хотят замечать реальности, вероятность мирного исхода стремится к нулю.
Дискуссия обрывается на высокой ноте, мы с профессором отходим в сторону.
Реставраторы — адаптационисты
— Леонид Юрьевич, нужно ли городу бороться за спасение всех полутора сотен памятников?
— Конечно, сохранить хочется всё. Но если подходить к теме с холодной головой, стоит признать, что 146 объектов — неподъемное наследие для города с бюджетом в 30 млрд рублей. Придется чем-то жертвовать. А вот чем — вопрос методологии и оценки. Мы должны четко определить, какие памятники кровь из носу надо восстановить в первозданном виде, какие сохранить с некоторыми изменениями в части аутентичных элементов, а с какими придется расстаться. Пока в исследовательских практиках попыток разработать подобную шкалу я не встречал.
И это очень плохо: без соответствующей «дорожной карты» невозможно выбрать здания и сооружения для реализации модельных проектов.
Еще лет десять назад была допустима риторика чисто реставрационного подхода, но время стремительно уходит. Сегодня он потребует слишком много финансовых и, главное, временны?х затрат. Пока мы ищем деньги и проводим изыскания, объекты физически разрушаются и становятся опасными для жителей.
В этом смысле действия ортодоксальных «охранителей» парадоксально смыкаются с интересами их главных идейных противников — девелоперов, терпеливо дожидающихся возможности сноса конструктивистских объектов, преимущественно расположенных в центре Екатеринбурга на чрезвычайно привлекательных земельных участках.
— Зачем Екатеринбургу конструктивизм?
— Прежде всего — для самости, для чувства собственной идентичности. Правда, перед нами сегодня стоит серьезная символическая проблема: конструктивистская архитектура аккумулировала в себе тоталитарную волю раннесоветского прошлого, «заточенность» на войну. С позиции современности это тревожная и дискомфортная семантика.
Я, например, живу в городке чекистов (конструктивистский квартал, расположенный в самом центре Екатеринбурга, состоящий из 14 жилых корпусов, включая гостиницу «Исеть». — Ред.), и при этом я не забываю, что мой расстрелянный прадед лежит на 13 километре Московского тракта. Негативный фактор прошлого силен. Но это не означает, что от конструктивизма надо избавляться, речь должна идти о некой смысловой перезагрузке.
Беда в том, что сегодня все действия в сфере охраны памятников 20 — 30-х годов — публикация книг, организация обмеров, дискуссий, выставок — похожи на патологоанатомические исследования. Мы рассуждаем, чем покойный болел, насколько он был замечателен. Осталось только позвать визажистов и закопать труп. Но конструктивизму нужна не аутопсия, а реанимация, искусственное дыхание, которое позволит дать ему новую жизнь.
Мы должны четко осознать, что функции, под которые затачивались кварталы, строившиеся в первой половине XX века, отмерли. Возрождать их бессмысленно: все чекисты ушли из Екатеринбурга еще полвека назад.
Чекисты — артисты
— И какими функциями их можно заменить?
— Только теми, что привлекательны для крупного градообразующего бизнеса. Не надо перенапрягать инвестора, рассказывая ему о том, насколько хороша в эстетическом и художественном смысле архитектура конструктивизма. Он этого пока все равно не поймет.
К сожалению, большинство предпринимателей, реально влияющих на развитие города, не блещут богатой фантазией. В сфере недвижимости она, как правило, ограничена строительством жилья, офисов, гостиниц, торговых центров, ну, в крайнем случае, храмов шаговой доступности. Развивать представление инвестора о разнообразии форм жизни — дело долгое и трудное. Поэтому пока нужно оперировать понятием «выгода» и, соответственно, смотреть, какие рынки перспективны и обладают устойчивостью. В их числе, как ни странно, — культура и образование. Люди постепенно начинают осознавать, что вкладываться во что-либо, помимо самого себя и своих детей, не имеет смысла.
Возьмем тот же городок чекистов. Почему бы в нем не обустроить музейный или арт-кластер (тем более что один из его структурных элементов — гостиница «Исеть» — в этом году станет главной площадкой Уральской индустриальной биеннале современного искусства). Это действительно была бы перезагрузка его исторической семантики. «Чекисты» замещаются «артистами», знак меняется с минуса на плюс. Для квартала (и города в целом) это очень важно, он сможет почувствовать себя другим, сможет перейти от коммуникаций про бесконечную работу и войну к коммуникациям про отдых и творчество, про высокое и прекрасное.
Главный барьер здесь очевиден — относительно большой срок окупаемости. Он противоречит типичной российской практике «сегодня вложил — завтра снял с наваром». Почему на Западе более-менее успешно реализуются проекты ревитализации, скажем, объектов наследия Баухауза (направление, зародившееся в Германии, по эстетике и идеологии очень близко к советскому конструктивизму. — Ред.)? Потому что там горизонт планирования не два года, а двадцать и больше лет. За такое увеличение протяженности перспективы придется сильно пободаться.
Обязательное условие спасения конструктивистского наследия — поиск возможных компромиссных решений. К сожалению, я пока стремления к этому не наблюдаю, в основном все сводится к жалобам и взаимным претензиям заинтересованных субъектов.
При этом в России есть отличные образцы эффективных решений в области проблем городского развития. Яркий пример — проект «Красивый Петербург». Команда студентов-волонтеров, ни с кем не вступая в драки и не жалуясь на жизнь, просто взяла и создала реальный механизм влияния — мобильное приложение, позволяющее гражданам атаковать власти официальными обращениями (на которые последние не имеют права не реагировать) по поводу тех или иных проблем городского благоустройства.
— Признаться честно, я не верю, что инвесторы, особенно крупные, купятся на идею арт- или образовательного кластера. Слишком рискованный и непонятный бизнес.
— Я не зря сказал о поиске компромисса и о том, что точка невозврата в области чисто реставрационного подхода пройдена. Вновь обратимся к городку чекистов как некому модельному объекту. Во-первых, здесь достаточно много коммерческих площадей, расположенных на первых этажах зданий. Во-вторых, есть варианты переконфигурации внутреннего пространства квартала и даже достройки объектов. В-третьих, объект обладает огромной подземной емкостью (в подвалах раньше располагались помещения котельной. — Ред.), которую можно использовать под арт-клубы или бутики. Главное — выработать предложение, создать проект.
Кроме того, надо понимать, что в стоимости и привлекательности материального актива сегодня существенную роль играет информационная составляющая. Почему бы не инициировать большой международный архитектурный конкурс на проект ревитализации городка чекистов? При этом очень важно обеспечить участие в нем звезд уровня, скажем, Жана Нувеля или Захи Хадид, которая, кстати, на заре своей карьеры была больна русским авангардом.
Конструктивизму нужна не аутопсия, а реанимация
И тогда бизнес видит — пошла волна: 50 проектов, 100 проектов, 200 проектов со всех концов света. Международный резонанс, газеты пишут, сайты пишут, телевидение снимает, чиновники пиарятся, в соцсетях драки. Место греется, цена растет. Инвестор может даже не понимать всей прелести происходящего, но, поверьте, медийные вибрации заставят его обратить внимание на объект.
Подобный конкурс, на мой взгляд, мог бы стать драйвером даже не столько ревитализации конкретного квартала, сколько самой идеи реанимации конструктивистского наследия.
— Привлечение инвесторов, изменение функций — безальтернативный путь интеграции конструктивизма в городское пространство?
— В подавляющем большинстве случаев да. Пожалуй, единственное исключение — это Белая башня (бывшая водонапорная, расположена в районе Уралмаш. — Ред.). Ее можно включить в среду и без наполнения какими-либо функциями (да и без особых инвестиций), используя в качестве имиджевой фишки, значка, иероглифа. Она могла бы стать отличным модельным прецедентом и символом интеграции конструктивизма в современную среду.
— Директор Центра градостроительных компетенций РАНХиГС Ирина Ирбитская, рассуждая об интересе инвесторов и новых функциях памятников конструктивизма, замечает, что, например, жилые объекты обладают мощным потенциалом для превращения в элитную недвижимость.
— Такой вариант возможен. Но здесь, помимо интереса инвестора, нужны внятные, социально безболезненные механизмы разуплотнения и политическая воля. Во многих конструктивистских домах ощутимую часть жителей составляют маргиналы, которых все устраивает и которых мотивировать к смене места жительства практически нереально.
— Означает ли приспособление объектов к новым функциям полную трансформацию их «начинки»?
— Интерьер обладает ничуть не меньшей ценностью, нежели экстерьер. Но, опять-таки, давайте будем реалистами: тотально сохранить внутренности конструктивистских зданий невозможно. Идеал — две-три аутентичных квартиры в рамках одного комплекса.
Можно было бы спасти и больше, но для этого необходимо как-то замотивировать жильцов. Как это сделать? Либо внедрить жесткие нормы (по примеру многих исторических городов, где в некоторых домах даже гвоздь без согласования вбить нельзя), либо получить мегастатус (вроде включения в список всемирного наследия ЮНЕСКО) и соответствующее финансирование, либо обеспечить самим жильцам некий «пряник» за бережное сохранение аутентичности.
Придумывать велосипед не надо: европейские страны уже давно разработали все необходимые механизмы. Правда, я пока не вижу, чтобы кто-то этот опыт всерьез изучал и транслировал.
— Команда организаторов индустриальной биеннале как раз намерена попытаться присвоить объектам конструктивизма в Екатеринбурге статус всемирного наследия. Думаете, это реальная затея?
— Попасть в список ЮНЕСКО крайне сложно. Процесс сопряжен с большим числом бюрократических и технических барьеров. Простой пример — в зону охраны объекта, насколько я знаю, должны попадать территории в радиусе ста метров. В Екатеринбурге выполнить это условие невозможно: в этот круг попадут здания, архитектурными памятниками не являющиеся.
Это не означает, что усилий в означенном направлении прилагать не нужно. Но надо понимать, что на согласования уйдет очень много времени, которого у объектов конструктивизма уже нет.
