Динамизм монументализма

Голландец Эрик ван Эгераат — один из самых активных иностранных архитекторов на российском рынке

Наступит время, когда мы начнем относиться к городам так же критично, как к мобильным телефонам, и выбирать новое место жительства, как только старое перестает нас удовлетворять

Глава мастерской (designed by) Erick van Egeraat голландец Эрик ван Эгераат — один из самых активных иностранных архитекторов на российском рынке. По его проектам построены коттеджный поселок Барвиха хиллс на Рублевке, корпоративный университет Сбербанка в Подмосковье, Академия шахмат в Ханты-Мансийске и ТЦ «Вершина» в Сургуте. Идеи Эгераата использованы в комплексе «Город столиц» в квартале Москва-сити, он одержал победу в конкурсе на реконструкцию столичного стадиона «Динамо» и является автором концепции застройки территории завода «Красный Октябрь».

Эгераата часто критикуют за слишком сложные ломаные формы и дороговизну предлагаемой конструкции.

— Здания, которые я создаю, не выглядят простыми, — заметил в своей лекции на форуме высотного строительства 100+ Russia, прошедшем в Екатеринбурге, голландский архитектор. — Все потому, что сама жизнь не проста, цветы не просты, мужчины и женщины не просты. Люди испытывают интерес только к сложным вещам, они им нравятся.

Эгераат в своих выступлениях прогрессивен, прям, откровенен, человечен и порою невероятно мил. Мы не говорим, что этот человек повернет вспять русла российских архитектурных и планировочных рек, однако его мысли, возможно, смогут повлиять на людей, отвечающих за городскую среду. В любом случае проходить мимо этой фигуры в то время, когда урбанизм увлекает все больше массы, было бы глупо.

О ценности мосек

— Эрик, в Екатеринбурге и других городах России все чаще говорят о компактном развитии. Однако многие девелоперы считают, что реализовать эту идею можно только с помощью высотного строительства. Насколько оправдано появление в нашей стране небоскребов?

— Прежде всего скажу, что идея компактности — совершенно верна, экономически и планировочно оправдана. Никому не нужен второй Лос-Анжелес, но мир большого и мощного далеко не всегда хорош. Когда архитекторы говорят «вам нужно построить громадное дерзкое здание», к ним не обязательно надо прислушиваться (даже если это проектировщики с мировым именем). Моя жена — невысокая, но мне она очень нравится. В нашем семейном альбоме есть фотография, где мои брат и сестра катают огромный снежный шар и искренне радуются. Но, на мой взгляд, в этом нет ничего веселого: все, что я вижу, — холодную, уродливую сферу.

Развитие ввысь — далеко не единственно возможный путь. Задумывая корпоративный университет Сбербанка, я решил построить линейное здание, в котором все функции поддерживают основную — учебную. В итоге получилось сооружение длиной в километр.

Вы увлечены небоскребами, большими, громкими проектами. Но вместо того, чтобы думать о высоте, сконцентрируйтесь на том, что будет происходить внизу. В той точке, где здания соприкасаются с улицей, с землей, с людьми. Идеальный пример — Рокфеллер-центр в Нью-Йорке. Это здание «заработало» потому, что его удачно вписали в среду, сделали живым пространство вокруг него.

А теперь вспомните квартал Москва-Сити, который балансирует на грани добра и зла. Это огромное количество площадей, практически разрушивших место, на котором они были построены. Ни о какой комфортной среде здесь речи не идет, это просто пространство между зданиями, непривлекательное и нелогичное. Находясь там, я все время жду чего-то плохого. Небоскребы делового центра никак не связаны с остальным городом и рекой. Думаю, что у этого проекта в конечном счете все будет хорошо (что-то снесут, что-то трансформируют), но пройдет немало времени, пока этот комплекс станет считаться крутым.

Академия Шахмат в Ханты-Мансийске

— Вы говорите, что привлекательность небоскреба зависит от созданной на уровне человеческого глаза среды. Означает ли это, что архитектура самого здания не так важна?

— Вовсе нет. Высотное здание не становится хорошим само по себе. Недостаточно создать форму и объем, необходимо потратить массу энергии и денег на детали. Мощное должно быть одновременно нежным и деликатным, только тогда оно станет привлекательным. Мы об этом часто забываем.

Многие современные архитекторы на 100% уверены, что все делают правильно, не могут критически взглянуть на свое творение, на то, как оно выглядит и как вписывается в окружающую среду. А это обязательно нужно, особенно при реализации крупных проектов.

На своем садовом участке вы можете делать что угодно. Ваши ошибки в худшем случае принесут разочарование нескольким членам вашей семьи. Отвратительный небоскреб — головная боль для всего городского сообщества.

Один мой голландский коллега уверен, что вопрос архитектуры при реализации мощных проектов второстепенен, главное — бюджет и функциональность. Я с этим категорически не согласен. Небоскребы в триста, четыреста, тысячу метров должны быть исключительно хороши, их задача — создавать ценность, повышать капитализацию городов, делать их лучше.

У каждого из нас в кармане лежит сотовый телефон. Я уверен, что качество этого аппарата лучше, чем качество большинства городов, что вы когда-либо видели. Люди достаточно требовательны к своей трубке, и как только она начинает работать хуже, ее выкидывают и покупают новую. Наступит время, когда мы будем относиться к городам так же, как к мобильным телефонам: выбирать новое место жительства, как только старое перестает нас удовлетворять. Многие уже так живут.

ТРЦ "Вершина" в Сургуте

К чему я все это — что делает города приятными для жизни? Статичные громадные объекты? Нет. Секрет успеха в динамичной, диверсифицированной постоянно меняющейся среде. Только такие пространства жизнеспособны в долгосрочной перспективе. У нас перед глазами есть обратный пример — Детройт: он ориентировался только на промышленность и вымер.

В конце 60-х Нью-Йорк был, откровенно говоря, страшным городом. Но он сумел измениться. Здесь небоскребы соседствуют с тихими улицами с двухэтажными старыми домами, маленькие кофейни — с ресторанами класса люкс, овощные лавки — с гигантскими торговыми центрами. Все это гармонично сочетается. Амстердам и Венеция красивы, но через пять дней вам становится скучно. Это не примеры хорошо функционирующего города.
 
На вопрос, может ли быть диверсифицированным Екатеринбург, у меня нет ответа. Потенциал города велик. Но ему не надо тупо добавлять высокие здания или реализовывать большие проекты, нужно добавлять активности, делать маленькие вещи — уютные садики, кафе и ресторанчики на первых этажах. Улучшайте то, что у вас уже есть, создавайте ценность там, где вы можете. Это не требует больших инвестиций, и ошибки в таких проектах будут стоить не так дорого, как в случае со строительством небоскреба. Я участвовал в ревитализации территории фабрики «Красный Октябрь» в Москве. Там не построено ни одного нового здания, только проведены изменения и улучшения уже существующих.

Рокфеллер-центр в Нью-Йорке

Другой пример — парк High Line на Манхэттене: ни одного нового строения, зеленые насаждения на железнодорожных линиях — и вдруг создается новый привлекательный слой.

Обязательно подумайте: а нужны ли вам высотные здания? Нужны ли новые здания вообще? Перед тем, как строить, нужно очень хорошо подумать. И, возможно, предпочесть вкладываться в ту среду, которая уже есть. Вдохнуть жизнь в пространство, перепрограммировать его можно и без глобальных инвестиций.

— Могут ли высотные здания быть жилыми?

— Почему нет?

— В основном против этого протестуют врачи.
 
— Тогда я должен быть сумасшедшим, потому что живу на 30 этаже.

Мама анархия

— Вы один из самых успешных иностранных архитекторов в России. Как вам кажется, почему?

— Может быть, во всем виновато мое упрямство. В России надо постоянно все обслуживать, ничего не делается автоматом, нужно прилагать массу усилий, чтобы довести дело до конца. Далеко не все из моих коллег к этому готовы. Зачастую они говорят «вы не хотите меня — и пожалуйста».

 Мне нравится Россия, здесь очень много интересного. Но вы не умеете себя продавать, вы не американцы, которые прит­воряются, что все вокруг идеально. Ваша любимая присказка «не нравится — вали».

Мне импонирует некоторая анархичность вашей страны: здесь нет ничего фундаментально невозможного, обо всем можно договориться. Вы не боитесь браться за амбициозные проекты. Это идеальная среда для архитектора. 

Парк High Line в Нью-Йорке

Ваш антагонист — Германия, чересчур упорядоченная страна, жители которой не любят шутить, у них все должно соответствовать стандартам, быть досконально выверено. В России же можно почувствовать себя свободным. Мои немецкие коллеги не могут работать у вас, они откровенно ненавидят все, с чем здесь сталкиваются, они просто сходят с ума. Мне тоже нелегко, но я получаю удовольствие от процесса.
 
Но у анархии есть и обратная сторона, прежде всего связанная с качеством строительства (это особенно актуально для небоскребов, поскольку чем выше здание, тем больше заботы о его качестве нужно проявлять). Ситуация выправляется, но очень медленно. Я могу смело утверждать, что например, те же немецкие заказчики не приняли бы 90% построенных в России зданий, потому что риски того, что через два-три года в объект придется доинвестировать, слишком высоки.
 
Конечно, сравнивать вас с Германией — не очень-то корректно. Я уверен, что, приехав в Голландию, скрупулезные и педантичные до крайности немцы непременно скажут «Эрик, дас ист нихт гут генуг». Однако некоторые ошибки меня все же удивляют. Пример — одна из башен Екатеринбурга. Я был в здании, когда оно было наполовину построено. Некоторые решения показались мне, мягко говоря, странными, не очень хорошо был сделан первый этаж. Через пять-десять лет у проекта из-за этого могут возникнуть проблемы, люди не захотят платить за жилье, и здание станет обузой для города. 

— В чем основная причина того, что мы получаем некачественные здания? В желании сэкономить?

— Желание сэкономить присуще любым инвесторам, другое дело — возможность для этого. В России из-за неразвитости рынка, отсутствия бенчмарков и общего критичного подхода к реализации проектов все происходит примерно так: «Сколько ты заплатил за эту дверь? Сто тысяч? Да я тебе такую же за десять сделаю». Хотя исключения, безусловно, есть. Например, проект ТЦ «Вершина» в Сургуте выполнен на очень высоком уровне, поскольку его собственник понимал, что хорошее качество строительства напрямую влияет на коммерческий успех. 

Проект «Русский авангард», который должен был разместиться на Крымской набережной в Москве

За 15 лет работы в России я несколько пересмотрел свой концепт красоты. Мне до сих пор кажется, что эстетическая составляющая и сила образа чрезвычайно важны. Но в вашей стране я чаще стал обращать внимание на «здоровье» здания, его конструктивную стабильность и безопасность.

— И все же на первом месте красота или здоровье?

— Оба фактора равнозначны. В мире самую высокую ценность имеют предметы с идеальным дизайном и такой же функциональностью. Здание должно быть как iPhone. Глупо руководствоваться упрощенным подходом к стилю, но точно так же глупо делать красивые неудобные вещи. 

Крайне важный момент в современном понимании красоты и здоровья — мультифункциональность. Лучшие объекты в мире раньше были больницами, а теперь стали ратушами. Конечно, я не говорю о том, что конструкция должна позволять сегодня лечить людей, завтра — жить, а послезавтра — играть в футбол. Это нонсенс. Однако здание должно строиться с расчетом на то, чтобы через некоторое время вместить в себя функцию, отличную от нынешней.

Посмотрите на Амстердам. Большинство домов возводились там для того, чтобы продемонстрировать богатство своих владельцев, они были рассчитаны на одну семью. А сегодня на первых этажах — магазины или рестораны, наверху размещаются три-четыре квартиры. Но облик объекты практически не изменили.

Не стоит считать здания священными. Их можно и нужно модифицировать под современные функции, конечно, не превращаясь при этом в культурных варваров.

— Вы затронули тему, которая обсуждалась на разных форумах не одну сотню раз: что делать с архитектурным наследием. Подавляющее большинство памятников находится в удручающем состоянии, инвесторов, готовых в них вкладываться, нет.  

— Для их оживления большие вложения и не нужны. Что хорошо в существующих зданиях — они уже созданы. Вы можете начать ими заниматься, не имея на руках ровным счетом ничего. Немного почистить, покрасить — все. Как поступили в «Красном Октябре» — вынесли все из помещений, сделали какие-никакие туалеты и начали устраивать выставки.

Проект реконструкции стадиона «Динамо» в Москве конкурс выиграл, но реализоваться ему не суждено

— Но то пример нежилого объекта.
 
— А отличий нет. В студенчестве мы с друзьями занимались сквоттингом, жили в конфискованных зданиях. В них не было стекол и мы, чтобы не замерзнуть, вырезали их из рам соседних зданий. Глупо говорить, что изменения невозможны без денег, когда у вас уже есть здание.

— Как бы вы отнеслись к модификации здания, построенного по вашему проекту?

— Если честно, мне все равно. Архитектор не должен собственнически относиться к своим объектам.

— Вам удалось реализовать свои задумки в Ханты-Мансийске и Сургуте. Планируете в обозримом будущем работать в российских регионах?

— Учитывая нынешнюю ситуацию — и экономическую, и геополитическую — шанс на то, что я построю что-то в регионах, не очень велик. Даже инвестор из крупного города наверняка подумает, что приглашать сегодня иностранца неразум­но и рискованно. Хотя я уверен, что могу создать добавленную ценность для той или иной территории, создавая качественные вещи. Однако для того, чтобы нанять меня на работу, у заказчика должен быть длинный горизонт планирования. Хорошие, дорогие проекты быстро не окупаются, это вложения на долгосрочную перспективу. 

Я уверен, что в Екатеринбурге или Челябинске должны появиться два-три здания с идеальным качеством. Когда экономика страны выйдет на траекторию роста, они окажутся в верхнем сегменте рынка. Но пока инвесторы об этом не думают, в условиях падения покупательной способности для них главная задача — спасать маржу, используя относительно дешевые материалы. В итоге все, что строится, по большому счету относится к среднему сегменту.  

Кроме того, Россия (за некоторыми исключениями) пока все же остается страной «сделай сам». Это уникальная черта вашего характера: сам починил машину, сам поставил дверь, сам купил стройматериалы, сам построил. Зачем вам иностранец?..