Урбанизация туда и обратно
Наталья Вендина о трендах развития городов
Парадокс парадоксов развития города - рождение новых парадоксов. Нет плохих или хороших решений, есть плохо или хорошо просчитанные последствия. Вызов - в мобилизации всего интеллектуального капитала для лучшего понимания ситуаци.
На решения о развитии российских городов, большинство из которых сложилось в эпоху индустриализации, сегодня влияют два фактора. Первый - многолетняя советская планировочная традиция, второй - необходимость приспосабливаться к новой постфордистской экономике, складыванию информационного постиндустриального общества.
Два этих фактора порождают целый ряд сценариев развития городов, их адаптации к сложившейся ситуации. Часть муниципалитетов выбирает путь следования индустриальной традиции, охраны социального порядка, доставшегося в наследство от советского времени, и отчасти игнорирования современных тенденций. Другая - идет по пути технической модернизации, развития третичного сектора, ориентируется на интересы бизнеса и креативной экономики. Некоторые города используют административные рычаги развития и позиционную ренту (близость к власти, нахождение в точке пересечения финансовых потоков).
Вариативность сценариев развития отчетливо просматривается на примере трех исторически тесно связанных региональных центров - Перми, Екатеринбурга и Челябинска, убеждена ведущий научный сотрудник Лаборатории геополитических исследований Института географии РАН Ольга Вендина:
- Челябинск следует логике социально ориентированной модели, дополняющей индустриальную модернизацию. Этот сценарий типичен для многих бывших ЗАТО, где во многом сохранена «советская» система соцобеспечения, благоприятные условия для воспитания детей, получения образования и других услуг. Екатеринбург выбрал достаточно жесткий бизнес-ориентированный путь и опору на третичный сектор, а не на реальную экономику. Стратегия Перми соединяет индустриальную модернизацию с использованием рычагов креативности.
- Какой путь вам кажется оптимальным?
- Пермский. Это путь не «большого скачка» или «экономического чуда», а постепенного и стабильного движения вперед. Индустриальная модернизация всегда содержит риск возникновения города, где бедное население живет вокруг богатых предприятий. Эту опасность можно снизить либо социальным обеспечением населения, либо путем развития социального и культурного капитала. Пермь пошла вторым путем. Город становится интересным, начинает на постоянной основе привлекать посетителей. Это стимулирует развитие третичного, наиболее трудоемкого сектора экономики, создаются новые рабочие места, в процесс вовлекается местное население, его доходы стабилизируются. Люди начинают видеть перспективу, за этим следует рост качества услуг, образования и так далее.
Модель Екатеринбурга выглядит как более успешная, город притягивает людей и демонстрирует наиболее высокие темпы изменений. Но одновременно такая стратегия приводит к социальному расслоению: только 15 - 20% населения вовлечены в трансформационные процессы. Остальные остаются за кадром. Дополнительным риском выбранной модели является развитие за счет привлечения внешних ресурсов, например, из соседней богатой Югры. Предложение в городе выходит за рамки возможностей потребления его населения. В результате, потребительский рынок Екатеринбурга «перегрет» и любые кризисы или колебания цен на нефтяном рынке больно ударяют по его экономике. Минус социально ориентированной челябинской модели - неустойчивость.
Стареющие города
- Несмотря на различные сценарии развития, у российских городов наверняка есть общие черты?
- Безусловно. Первая черта, характерная для всех городов, - старение населения. Даже в Москве, притягивающей мигрантов, благодаря чему в городе относительно стабилизировалась численность лиц трудоспособного возраста, наблюдается постарение населения.
Второй общий момент - усиление разнообразия. И этнического, и образов жизни, и экономических занятий, в общем, всего, что определяется понятием культуры как рамки человеческой деятельности.
И здесь города сталкиваются с серьезным противоречием: они становятся пространством сегрегации (имущественной, социальной, этнической), но одновременно работают как мощная машина интеграции жителей.
- Как бороться с этими вызовами?
- Ни власти, ни урбанисты сегодня не готовы дать адекватный ответ на эти вызовы. Остановимся на вызове разнообразия. Почему на него сложно отреагировать? Потому что, во-первых, число групп, которые заявляют о своих правах, интересах, требованиях к организации городского пространства, постоянно увеличивается, и если вы не удовлетворяете чьих-либо запросов, возникает ситуация дискриминации. Во-вторых, планировщики сталкиваются с перманентной гибридизацией культур. В таких условиях ориентиры теряются, непонятно, чего хотят люди, как на это реагировать?
Фактически мы имеем дело с противоречием между ростом сложности общества и стремлением власти упростить ситуацию, иногда до крайности, чтобы обрести возможность контролировать ее привычными методами. Об этом говорит пример расширения Москвы: у города появились новые задачи и функции, под них выделяется новое место. Это самый банальный способ принятия решений.
- То есть решить проблемы невозможно?
- Почему невозможно? Сегодня в урбанистике сложилось два подхода к решению проблем. Первый опирается на тезис, что градостроительство - это ремесло с готовым набором приемов, решений, которые можно перенести из одной ситуации в другую. Эта концепция кажется крайне привлекательной, но какой результат она дает на практике, мы все знаем из советского опыта.
Второй подход, который мне ближе, состоит в том, что градостроительство должно реагировать на изменения, происходящие в обществе, и находить адекватные решения, баланс общественных и личных интересов. Но при таком подходе урбанисты чаще всего реагируют на уже известные проблемы, они не анализируют парадоксальность развития городов и то, к каким последствиям приведут принимаемые сегодня решения.
Невыносимая сложность бытия
- И много таких парадоксов?
- Этот список может быть очень длинным. Я остановлюсь лишь на некоторых. Первый - парадокс независимости. Городской образ жизни подарил человеку независимость: от природных условий, от тяжелого физического труда, от общины, клана, семьи, женщин от мужчин, престарелых родителей от взрослых детей, и т.д. Одновременно независимость породила проблему одиночества, привела к изменению структуры семьи и требований, которые семья предъявляет к городскому развитию. Простой пример - в случае развода ребенок должен иметь возможность жить с обоими родителями. Это предполагает наличие у каждого из них отдельной комнаты. Но такое положение вещей противоречит модели жилищного строительства, которая была принята в советское время.
Кроме того, в эгоцентрическом обществе, где все независимы, мы боремся одновременно за повышение рождаемости и за сохранение системы социального обеспечения. И та, и другая проблема сегодня решается с помощью мигрантов. Они являются нашей демографической надеждой и, пополняя рынок труда, становятся налогоплательщиками и важной частью рынка социальных услуг, обеспечивая больных и престарелых. Если мы хотим сохранить идеалы независимости, то должны думать о мигрантах, заботиться об их интеграции в городское сообщество.
Второй парадокс связан с мобильностью - как социальной, так и миграционной. Вопреки ожиданиям возросшая мобильность не сближает, а отдаляет людей, ослабляет семейные и дружеские связи. Она способствует тому, что городской средний класс переселяется в пригороды, а мигранты осваивают город. Это хорошо видно в выходные и праздничные дни, когда коренное население обычно уезжает на дачи или природу, а общественные пространства заполняют мигранты, участвуя в социальной жизни и становясь одним из важнейших драйверов городского развития. Можно назвать и такое следствие мобильности как транспортный «тромбоз».
Гастарбайтер бонусом
- В обоих парадоксах чуть ли не основными действующими лицами являются мигранты, которые предъявляют крайне специфические требования к городской среде. Но уральские города - замкнутые сообщества, отношение к мигрантам, особенно этническим, здесь, мягко говоря, неоднозначное. Придется смириться?
- Да, что в Екатеринбурге, что в Перми на 70 - 80% население коренное. Оно привыкло к тому, что все вокруг знакомо, и сложно воспринимает изменения, тем более быстрые.
Однако если крупнейшие города Урала хотят интегрироваться в глобальный мир, они должны адаптироваться к ситуации мультикультурности, принять ее и понять, что в городе должен быть выбор. Я говорю не о гастарбайтерах, а о тех, кто остается и живет в городе.
- Но в Европе мультикультурализм потерпел крах.
- Я так не считаю: у Запада есть масса позитивных примеров адаптации интеграции мигрантов. Проблема состоит не в мультикультурализме как таковом, а в проводившейся политике, суть которой заключалась в избирательном отношении к этническим группам и предоставлении им привилегий. Нельзя также исключать исторический контекст. Когда в Алжире к власти пришел Фронт национального освобождения, более 10% населения страны эмигрировало во Францию, большинство - с твердым намерением вернуться обратно. И французское правительство создавало им все условия для сохранения идентичности, традиций, языка. Это как в случае белой эмиграции, которая видела свою миссию в сохранении русской культуры ради ее возвращения на Родину. В итоге во Франции сформировались районы компактного расселения иммигрантов. Конечно, ни в какой Алжир они не вернулись, и было потеряно целое поколение, на это ориентированное.
Причин прокатившихся по Европе конфликтов очень много. Но решение проблем иммиграции лежит, на мой взгляд, не столько в этнокультурной сфере, сколько в социальной.
- В российских городах ситуация иная?
- Пока да. Мы все еще наследуем советскую социальную систему, которая открыта для мигрантов: общие школы, детские сады, университеты, общественные организации, совместный спорт и другая деятельность. Пока все это работает вопреки настрою в обществе.
- А если мы говорим о гастарбайтерах, трудовых мигрантах, которые не ориентированы на переезд в Россию...
- Это очень сложный вопрос. Мигранты необходимы городу не только в силу экономических или демографических причин. Город в принципе является машиной, производящей человеческий капитал, для эффективной работы она нуждается в постоянном притоке человеческих ресурсов. Раньше это были сельские жители, теперь выходцы из этнических республик бывшего Союза.
Приток мигрантов нужно оценивать не только как проблему, но и как бонус. И общественным институтам необходимо меняться исходя из этого посыла.
Вторая сторона вопроса - как задержать качественный человеческий капитал в городе. Без него городской механизм тоже не будет работать. Решение этой проблемы лежит в плоскости привлекательности муниципалитета для жизни, той энергии, которой он обладает.
Последствия важнее решения
- Если продолжить разговор о парадоксах городского развития, какие еще вы бы назвали существенными?
- Парадокс обогащения. Чем богаче город, тем острее в нем проявляется проблема бедности, тем сложнее из нее выбираться, потому что каналы социальной мобильности перекрыты за счет высокой стоимости качественных услуг.
Еще один парадокс кроется во взаимоотношениях транспорта и экологии. Мы все стеной встаем на защиту природы, «потому что в городе и так дышать нечем». При этом считается нормальным, что городские власти, пытаясь справиться с автомобильными пробками, строят новые магистрали и расширяют старые именно в жилых районах, и никто не говорит, что это еще больше усугубляет экологическую ситуация. Никто также не говорит о том, что магистраль под окнами снижает стоимость квартир. А ведь для многих из нас квартира - это единственный капитал, спасательный круг, особенно в эпоху экономических трудностей.
Каков выход? Строить магистрали там, где никто не живет. Но мы выступаем категорически против проведения дороги через лес. Этот парадокс заставляет полностью переосмыслить то, как должно быть организовано городское пространство и выстроены отношения между природной средой и человеческой жизнедеятельностью.
Наконец, парадокс освобождения от промышленности. Сколько всего было написано об индустриальных флюсах городов, как они мешают, загрязняют среду, создают неэффективное зонирование территорий и способствуют маргинализации рабочего класса. Но вот города освободились от промышленности и неожиданным образом обнаружили себя в тупиковой ситуации. У муниципальных властей исчезло видение будущего. Для многих из них перспективы были связано исключительно с развитием крупнейших предприятий. Кроме того, произошло пространственное сжатие рынка труда и сужение каналов социальной мобильности.
- Но грядет же новая индустриализация. Ее последствия для городов будут позитивными?
- Все новые процессы изначально затрагивают незначительную часть населения. Подавляющее большинство оказывается вне рамок нового. Пожалуй, это главный риск. Инициаторы новой индустриализации должны ответить на несколько вопросов: каким образом вовлекать населения в эти процессы, как смягчить контраст между теми, кто имеет возможность извлечь из нового дивиденды, и теми, кто остался за бортом.
Конечно, важно избежать ошибки, сделанной в советское время, когда жизнь города была замкнута на предприятие. У людей должны быть разные сферы деятельности, а не одна добровольно принудительная. Помимо обновления завода у муниципалитета должны быть другие возможности для жизнедеятельности и взрослого, и детского населения. Идея новых городов потерпела крах, потому что их создатели исходили из предположения, что дети повторят судьбу родителей, а дети сделали свой собственный выбор.
- Я понимаю, что городские парадоксы очень разные. Но есть ли какой-то общий подход к их разрешению?
- Парадоксы постоянно рождают новые парадоксы, это perpetum mobile. Властям, урбанистам, обществу нужно научиться просчитывать последствия градостроительных решений. Мы можем прокладывать магистрали через жилые кварталы, но надо понимать, как мы будем компенсировать негативные экологические последствия для населения; можем строить чрез зеленые зоны, но опять же надо просчитывать издержки для экологии.
В градостроительном планировании нет ни одного решения, которое бы удовлетворило всех. Даже у самого привлекательного есть издержки и негативные стороны. Бесконфликтного пути развития не существует. Оптимума в градостроительстве нам никогда не достичь, но мы должны прикладывать максимальные усилия, мобилизовать весь интеллектуальный городской капитал, чтобы исправить то плохое, что мы видим и понимаем.