Прозрачный намек

Итоги конференции "Благотворительность в России"

В апреле Форум доноров презентовал второй ежегодный доклад о состоянии и развитии благотворительных фондов (БФ) в России за 2012 год. Его составители называют условия их развития противоречивыми. Есть позитивные факторы: конкурсное распределение бюджетных средств на поддержку социально ориентированных некоммерческих организаций (НО), вовлечение НО в сферу оказания госуслуг, появление новых общественных консультативных советов при министерствах и ведомствах для выработки программ сотрудничества с НО. Растет объем поступлений от корпораций. Однако появились и прямые угрозы для дальнейшего развития сектора, говорится в докладе: «Прежде всего это политизация темы иностранного финансирования, повлекшая за собой закрытие нескольких крупных международных донорских структур и коннотацию понятий “некоммерческая организация” — “политическая деятельность” — “иностранный агент”».

— Усиление контроля за третьим сектором говорит о том, что векторы госполитики в отношении НО и благотворительных организаций в частности пока не сформированы, — заявила исполнительный директор фонда United Way of Russia Татьяна Задирако.

Основной темой доклада стала прозрачность благотворительной деятельности. Согласно исследованию, более 80% БФ представлены в интернете: 70% фондов имеют собственные сайты, остальные — отдельные разделы или страницы на сайтах партнеров. Финансовую информацию о деятельности в сети размещают 70%, годовые отчеты — 60% фондов. Достаточно ли этого, чтобы доноры считали НО прозрачными? Как совместить интересы корпоративной благотворительности и независимых проектов?

На эти вопросы попытались ответить участники конференции «Благотворительность в России», организованной газетой «Ведомости».

— Прозрачность — основной ресурс развития в нашем секторе, но общество не формирует запрос на этот ресурс, а у нас нет времени и сил для его оформления, — считает заместитель председателя комиссии Общественной палаты (ОП) РФ по развитию благотворительности и волонтерства, генеральный директор Благотворительного фонда Владимира Потанина Лариса Зелькова.

По словам соруководителя программы социальной адаптации воспитанников детских домов «Полдень» Петра Салтыкова, рассчитывать на частные пожертвования не приходится:

— Во всем мире они занимают 60 — 70% в общем объеме средств, которые перечисляются на благотворительность, но в России это не так. Остаются корпоративные деньги. Однако бизнес сегодня напоминает некую высшую сферу, которая разрабатывает собственные программы и их же поддерживает. Непонятно нужны ли мы ему сегодня. Корпорации не готовы отдавать на аутсорсинг свои благотворительные программы. Фонды не понимают, как правильно преподнести себя, чтобы быть полезными компаниям.

Той же точки зрения придерживается президент БФ «Развитие» Ева Христенко: «Обращения в корпорации часто заканчиваются тем, что тебе либо не отвечают, либо просят принести документацию для рассмотрения. Обсуждение может затянуться на годы. Единственные инвестиции, которые удается привлечь, это когда бизнесмен лично жертвует деньги».

По мнению директора БФ «Дети наши» Анны Семеновой, бизнес не доверяет НО, коммерческие структуры придумывают свой проект с нуля, обратившись к опыту иностранных организаций, а не к практикам российских НО: «Как будто нет этих десяти лет кропотливой работы. Мы часто сталкиваемся с проверкой документов, в наш профессионализм не верят».

Руководитель направления МТС Сергей Скрипников объясняет позицию бизнеса:

— Если вы зайдете на сайты американских БФ, увидите, что их бюджеты помесячно расписаны до последнего цента. Все максимально прозрачно: куда потрачены средства, кого они привлекают в качестве волонтеров, которые продвигают благотворительные программы. Для них делают учебник, где объясняют, как упаковать фандрайзинговый проект для бизнеса.

В нем пошаговые инструкции — как понять требования бизнеса к отчетности, как проводить мероприятия (вплоть до того, сколько людей должны стоять на входе, чтобы встречать гостей и продавать благотворительные билетики), как максимизировать сборы, кого нужно позвать из власти, чтобы заинтересовать бизнес. А мы сталкиваемся с тем, что нам звонят и просят денег. Когда я спрашиваю, есть ли у них отчетность, мне говорят: «Нет, а зачем она нужна».

Я посмотрел десятки сайтов крупнейших российских БФ, которые поддерживают культуру и искусство. Там в разделе «Отчеты» размещаются фразы вроде «За последние три года мы раздали 50 грантов». И это вся отчетность? А потом мы читаем в новостях, что руководитель фонда Гергиева прокрутил 20 млн долларов на квартирах в Москве. И вы хотите доверия со стороны бизнеса? У БФ должна быть кастомизация под стратегию той или иной компании. Проект должен быть грамотно упакован, фонды должны говорить на языке профессионалов. Мы требуем отчетностей, не потому что мы плохие, а потому что в стране есть недоверие к благотворительности. Мы вынуждены проводить проверку всех заявок, которые поступают от фондов-партнеров.

Глава PR-направления компании «Еврохим» Владимир Торин подтверждает тенденцию:

— Каждый день звонят люди и просят деньги, причем срочно. Звонки тем чаще, чем больше компания на виду. Я им говорю о наших программах, а они о том, что я не люблю детей, ненавижу ветеранов, учителей и врачей. Один из наших проектов — поддержка учителей-химиков. Мы пытаемся популяризировать этот школьный предмет. Но когда ремонтируем химкабинеты, приходят директора школ и просят отремонтировать все здание образовательного учреждения. Как объяснить, что у нас другие цели? Бизнес, как Сизиф, обречен вечно таскать тяжелый камень. Получается, фонды — хорошие, они помогают людям, а мы плохие, потому что зарабатываем деньги. Ситуация не изменится, пока мы не научимся расставлять приоритеты.

Когда фонд думает о приоритетах, то предпочитает потратить дополнительные деньги на детей, а не подготовку отчетности, парирует соруководитель и спонсор программы «Полдень» Владимир Молодых:

— У БФ нет ресурсов для составления отчетов. Волонтерам интересно ехать к детям, придумывать образовательные модули, но не готовить отчеты за просто так.

А за деньги я лучше не мероприятие с лотерейными билетиками проведу, а помогу конкретным людям. Мы пытаемся привлекать допресурсы на развитие, подготовили гигантское количество документации для АСИ (на это ушли человеко-месяцы высококлассных специалистов). Агентство пытается помочь привлечь средства федеральной целевой программы «Образование», но пока ни копейки мы не получили.

Директор CAF Россия Мария Черток считает, что корпорации в ориентации на западные практики устремляются в небо со своими великими идеями и программами, а некоммерческий сектор, который как предполагается должен быть им партнером, остается в стороне:

— Трудно говорить с людьми о вечном, когда ни на что нет денег. Поэтому вам звонят. Помните пирамиду Маслоу? Чтобы удовлетворять высокие потребности, человек должен быть сыт, обеспечен с точки зрения безопасности. Во многом НО находятся внизу этой пирамиды и реализуют высокие гуманитарные побуждения за счет голого энтузиазма. А корпорации предъявляют претензии, что у фондов нет инфраструктуры, красивого маркетинга, прозрачной информации. А откуда им взяться, если бизнес не инвестирует в это. Если мы хотим, чтобы благотворительность гармонично развивалась, а не корпорации делали свои программы в отрыве от остального сектора, то нужно осознавать, на какой стадии развития находятся российские НО, и понимать, что есть потребность вложений в инфраструктуру благотворительности. Иначе бизнес так и не найдет себе партнеров.

По мнению председателя комиссии по соцполитике ОП Елены Тополевой, компании стремятся быть системными, а НО и общество к этому пока не готовы, они находятся на другой ступени развития:

— Если бизнес эту системность стремится развивать, ему надо помогать благополучателям дорасти до этой системности. Корпоративному сектору нужно вкладываться в прозрачность НО, это в его интересах, а третьему сектору предстоит думать, как соответствовать ожиданиям компаний

Разница в критериях

Помимо прозрачности доноры ждут от партнеров эффективной реализации проектов. Проблема в том, что НО и бизнес по-разному понимают и оценивают эффективность.

НО утверждают: «Нас оценивают такими средствами, способами, инструментами, которые не имеют отношения к проектам. Сложилась ситуация, когда мы не можем правильно оценить эффективность своей деятельности, а государство и бизнес не могут понять, куда и зачем направлять средства. Это тормозит развитие некоммерческого сектора».

Руководитель управления по связям с общественностью Deutsche Bank Россия Дмитрий Агишев считает, что для корпоративных проектов в сфере благотворительности применимы методы оценки эффективности, которые учитывают инвестиции в него и полученный результат:

— Под инвестициями понимаются не только деньги, но и затраченное время сотрудников, pro bono. Мы просим дарополучателей оценить эффективность программы — они заполняют специальные анкеты, анализируют краткосрочный и долгосрочный эффекты. Это позволяет выбрать наиболее результативную программу.

По мнению исполнительного директора БФ «Линия жизни» Елены Жирковой, оценить эффективность социального проекта, применяя к нему количественные и качественные критерии, очень сложно:

— 3,5 года назад донор фонда определил для нас KPI. Речь идет о двух показателях — соотношение собранных средств к тому количеству денег, которые нам перечисляет донор на администрирование и медицину (это главный критерий), и соотношение программных расходов к непрограммным. Наши предложения по оценке эффективности не были услышаны. Фонд, например, включал в показатели количество публикаций о работе НО в СМИ, пропаганду идей благотворительности, без подобного идеологического фундамента нам бы никогда не удалось собрать средства на высококачественные операции для детей. Но все это казалось донору неважным. В начале 2013 года перед нами поставили новую задачу — в два раза нарастить объем собранных средств при том же штате. Мы ее решили, но одновременно сделали вывод, что жесткие количественные показатели, по которым оценивается эффективность бизнеса, не имеют никакого практического значения для некоммерческого сектора, кроме стимулирования персонала. Сегодня нередко эффективность НО анализируют люди, которые не знают проекты изнутри.

По мнению исполнительного директора БФ Владимира Потанина Оксаны Орачевой, сложно оценивать вложения в благотворительность с позиции моментальной отдачи:

— Через Потанинскую стипендию прошли более 170 тыс. студентов. Это инвестиции в будущее. Если через 40 лет кто-то из них станет нобелевским лауреатом и изменит мир, неужели это не перевесит всех затрат. Но прямо сейчас этот эффект оценить трудно.
Советник генерального директора ТМК Сергей Ильин считает одним из главных эффектов благотворительности моральное удовлетворение:

— Это если говорить о чистой филантропии. Понятно, что бизнес, участвующий в благотворительности, повышает свою репутацию. Подобные вложения выгоды не предполагают. Есть направления которые не вписываются  в бухгалтерию, они не могут быть доказаны как эффекты для бизнеса.

По словам Марии Черток, у бизнеса невысокий горизонт планирования в части благотворительных проектов:

— Чаще всего это год-два. Нужно долго и упорно вкладываться — 10 — 30 лет, чтобы надеяться, что программа даст результат. Корпоративный сектор не может себе этого позволить. Помните фразу, приписываемую Эйнштейну: «Не все, что считается, нужно считать, не все, что хочется считать, считай».

Не давите

Каковы перспективы НО? По мнению партнера компании Odgers Berndtson Елены Чернышковой, жизнь многих организаций становится сложнее из-за политической обстановки:

— Сегодня даже очень небольшие государственные гранты подвергаются жесткому контролю. В принципе контроль — это хорошо, однако палку кое-где уже перегнули: сейчас идет несколько расследований по расходованию мизерных сумм. Все это совпало по времени с законом об «иностранных агентах», спровоцировавшим рост подозрительности ко всем НО, включая и неполитические, которых абсолютное большинство. На самом деле в любом честном, прекрасном и прозрачном проекте, финансируемом за счет государственных средств, всегда можно найти какой-нибудь недочет: не потому, что деньги неправильно израсходованы, а потому, что так устроена система.

Нам видится активное вмешательство государства в деятельность третьего сектора излишней. Он и так утопает в противоречиях. Если закрыть несколько НО, как и собираются сделать контролирующие органы, кто будет решать проблемы огромной социальной сферы? Все благотворительные проекты, которые сегодня реализуются, и на треть не закрывают потребностей. Некоторые направления — ВИЧ, экология, помощь пожилым людям — практически не развиваются. Они обделены вниманием и финансированием. Набор поддерживаемых донорами тем очень узок.

Красивые проекты (вроде поддержки талантливых детей) всегда проще финансировать. Поэтому НО, которые занимаются непопулярными темами, ходят от бизнеса к бизнесу, пытаясь уговорить его расширить приоритеты. Да и общество по-своему понимает, кому и как нужно помогать. Так сложилось, что большая его часть считает бессмысленной поддержку свободных медиа, экологических организаций или тех НО, которые, например, поддерживают сексуальные меньшинства.В этих условиях давление государства на третий сектор губительно.

Эта дискуссия не ограничивается журнальными страницами. «Э-У» приглашает вас продолжить ее в июне на конференции «Развитие благотворительности на Урале». Проект стартовал в 2011-м, тогда же мы провели исследование и вручили премию «На пике формы» в номинации «Рука друга». Исследование готовится и в этом году (совместно с PWC и CAF России): мы обязательно познакомим вас с его результатами.

Дополнительная информация.

Как Макнамара

Некоммерческому сектору нужны молодые перспективные кадры. Чтобы они пришли, НО должны стать стартовой площадкой для карьеры, считает директор фонда «Петропавловск» Глеб Кузнецов. 

— Когда Джон Кеннеди формировал кабинет, он на два ключевых поста — госсекретаря и министра обороны — назначил Дина Раска и Роберта Макнамару. Один из них в момент своего назначения был президентом фонда Рокфеллера, другой — президентом фонда Сороса. То есть два человека из социального сектора вдруг стали ключевыми фигурами политической жизни. Есть что-нибудь подобное у нас? Если ты хочешь сделать политическую карьеру в США, необходимо отслужить в армии или поработать в благотворительной сфере. Барак Обама, например, помогал жителям неблагополучных районов. Подобные инструменты в отношении успешной молодежи в идеале должны работать и в России.

Хотя пока сложно сопоставлять нашу страну с США: в Америке на благотворительность тратят 300 млрд долларов в год, а в РФ — 20 — 30 млрд рублей. В Штатах филантропия — надстройка экономики и социальной сферы, а у нас она делает то, с чем не справляется государство.

Тем не менее надо думать о том, как сделать российский некоммерческий сектор сильнее. Помимо кадровой проблемы предстоит решить вопросы целеполагания, регулирования, повышения репутации и привлечения денег. Ситуация может измениться в лучшую сторону, если НО разрешат выступать партнером государства на принципах софинансирования госпрограмм и госзакупок.

Вырастить НО

Третьему сектору нужно институционально развиваться, но без помощи доноров обойтись будет сложно, считает партнер компании Odgers Berndtson Елена Чернышкова.

— Почему бизнес выражает недовольство некоммерческим сектором?

— Уточню, что здесь мы говорим про бизнес, реализующий социальные проекты в регионах своего присутствия и обычно оказывающийся перед выбором — привлечь к реализации проекта местные НО или сделать весь проект своими руками. Обычная претензия в этой ситуации — недостаточная квалификация некоммерческих организаций. В корпорациях уровень менеджерского профессионализма априори выше, они всю жизнь этим занимаются, у них есть проектные навыки, а в НО нередко работают энтузиасты, которые учились управлению на практике. Конечно, встречаются природные таланты, из которых получаются классные руководители НО, проектов или фондов. Однако в среднем в технологиях менеджмента и коммуникаций бизнес ушел далеко вперед, поэтому ему сложно разговаривать с большинством НО. Вроде бы все понимают, что управленческие квалификации внутри некоммерческого сектора надо развивать, нужны системные обучающие программы, надо элементарно учить людей составлять бюджеты и писать заявки.

Задачу развития и профессионализации среды наряду с государством могут решать доноры, обучая, выращивая профильные НО — потенциальных грантополучателей и исполнителей программ. Вообще это высокий пилотаж, когда в результате ваших проектов еще и развиваются новые НО. Например, в результате работы БФ «Династия» появилось несколько новых фондов и некоммерческих организаций, специализирующихся на поддержке и популяризации науки. Мало кто из доноров тратит на это ресурсы и усилия.

— Как убедить компании осваивать новые темы в благотворительности?

— Социальных проблем очень много и значительная часть из них обычно не находит никакой поддержки. Другими словами, усилия доноров и компаний направлены на несколько хорошо изученных и не вызывающих сомнения тем, в то время как целый ряд сложных социальных проблем остается без внимания.

Тем не менее, процесс популяризации незанятых ниш и современных профессиональных подходов к социальному проектированию постепенно идет. В нем участвуют такие системообразующие организации, как Форум доноров, CAF. Есть и прагматическая мотивация для доноров-новичков заняться новой темой (при условии, что эта тема близка основателю фонда или владельцу компании): в незанятой нише легче заявить о себе, стать экспертом.

Например, при создании фонда «Династия» его основатель Дмитрий Зимин не сразу решил поддерживать фундаментальную науку: он рассматривал и другие стратегии, включая такие направления, как культура и спорт. Не исключаю, что для фонда Владимира Потанина также было важно быть первопроходцем в своих программах, создавать лучшие практики. Эти БФ в числе лучших, они могут позволить себе не фокусироваться на сиюминутных эффектах. Такой стратегический подход и определяет высокое качество их программ.

Если говорить о будущем сектора, то все же совершенно не обязательно, чтобы каждый фонд делал что-то уникальное. В каждой теме нужны разные фонды и НО, которые бы предлагали и реализовывали конкурирующие модели решения социальных проблем, чтобы была база для сравнения эффективности разных моделей. Так что со временем в повестку дня новых или существующих доноров будут включаться и непопулярные сегодня темы, однако такая эволюция взглядов и приоритетов требует времени.

Потери сектора

Иностранные грантодающие организации стали покидать Россию после принятых в прошлом году ограничительных законов. По подсчетам Минэкономразвития, потери сектора оцениваются в 19 млрд рублей. После изгнания иностранцев Кремль и Белый Дом обещали увеличить государственные расходы на поддержку НО, в первую очередь — социально ориентированных. Бюджетные расходы на поддержку НО в этом году действительно выросли: в 2006 — 2012 годах сумма «президентских грантов» колебалась в пределах 500 млн — 1,5 млрд рублей в год, сейчас речь идет об общей сумме около 3 миллиардов.

Партнер: