Пожелание лучшей жизни
Составляющие успешной региональной стратегии: лидер, окрыленный мечтой, концентрация ресурсов, опора на естественные преимущества, межмуниципальная и производственная кооперация, интеллектуальная экосистема, комфортная среда и грамотное импортозамещение
«Стратег должен знать, что надо делать, когда нечего делать.»
Савелий Тартаковер, шахматист
Закон о стратегическом планировании в его нынешней редакции начал разрабатываться еще в 2005 году. Спустя девять лет формулирования, уточнения определений, переписывания статей, увязывания интересов элит 172-ФЗ принят. Но споры о его эффективности, тем не менее, не прервались. Более того, документ всколыхнул новую мощную волну обсуждений «где мы находимся и куда движемся». Поэтому в рамках выставки-форума «Иннопром-2014» аналитический центр и журнал «Эксперт-Урал» решили организовать панельную дискуссию «Региональные стратегии-2030».
- Экономика России уверенно вошла в депрессию, - дал старт обсуждению главный редактор журнала «Эксперт» Валерий Фадеев. - Все заявления о том, что промпроизводство выросло на 1 - 2%, - разговор в пользу бедных. Многие регионы растерялись. Выходить из этого состояния мы пока не умеем. И с этой точки зрения территориальные стратегии являются спасительным ориентиром.
Правда, существенная часть экономистов к стратегированию в России относятся с настороженностью и выделяют несколько существенных рисков. Главный - формализация процесса.
- В развитых странах разработка стратегий не является обязательной. Это осознанная необходимость, которая возникает, когда территория сталкивается с серьезным вызовом и ей необходимо совершить маневр - бюджетный или структурный, - рассуждает гендиректор АНО МЦСЭИ «Леонтьевский центр» Леонид Лимонов. - При этом очень важно, чтобы у региона был потенциал развития: если ресурсов нет, то писать концепции бессмысленно. Главный элемент любой стратегии - координация действий и планов различных территорий. Вернемся в нашу страну. Мне сразу вспоминается фраза «в России ничего нельзя, а то, что можно, - обязательно». Идея закона, по всей видимости, родилась из этого понимания. Действия, напрямую не предусмотренные федеральным законодательством, у нас часто наталкиваются на сопротивление со стороны юридических служб. Например, все наши попытки употребить при разработке планов развития Санкт-Петербурга и Ленинградской области слово «агломерация» заканчивались ничем - это понятие нигде не зафиксировано. Но в то же время принудительное насаждение цивилизации, свойственное для России с XVIII века, не всегда дает положительные результаты, потому что многие действия предпринимаются «для галочки», стратегия создается не для мобилизации сил региона, а для того, чтобы понравиться соответствующему министерству. Потому, например, относительно 172-ФЗ о стратпланировании я испытываю двойственные ощущения. С одной стороны, он заставит людей думать о перспективе, но с другой - их работа может свестись к формальной отчетности.
Еще один риск - непоследовательность. В России зачастую следующий руководитель территории (не важно - города или региона) пытается смести наследие предыдущего. Показательный пример - Прикамье, где уход Олега Чиркунова ознаменовал конец эпохи культурной революции и новаторства в градопланировании.
Директор фонда «Центр стратегических разработок» Владимир Княгинин выделяет три основных дискуссионных момента стратегирования. Первый - субъект развития. Будет ли он создан, будут ли им регион, город, агломерация, которая может располагаться сразу в нескольких субъектах РФ? «Если да, то мы должны пересмотреть нормативную базу, бюджетную политику, конституировать межмуниципальное сотрудничество, повысить самостоятельность территорий, - уверен Владимир Княгинин. - Нам нужно четко понимать, теплится ли в той или иной точке жизнь и какими дополнительными ресурсами обеспечить теробразование, чтобы оно вышло из анабиоза и стало проявлять хотя бы активность амебы - двигаться к пище и свету».
Второй дискуссионный момент - как перейти от теории к практике. «Индонезийские власти, например, говорят "размещайтесь у нас, здесь 300 млн относительно недорогих работников, а проблемы с логистикой мы мгновенно решим", - замечает Владимир Княгинин. - Как выйти в масштаб действия, например, Екатеринбургу? Какие действия предпринять, чтобы эта точка концентрировала ресурсы, важные для макрорегиона? Не надеяться же на чемпионат мира по футболу и Экспо».
Третий момент - как мобилизовать к действию заинтересованные стороны. Цитируя Владимира Княгинина, «перейти от аналитических задач к организационным».
Наметим ответы на эти вопросы.
Расставить точки
Мировой опыт показывает, что развивать всю территорию региона невозможно. Даже в процветающих районах существуют депрессивные точки. О необходимости концентрации ресурсов мы писали не раз (см., например, здесь).
- В инновационно-технологическом сообществе к территориальным стратегиям сформировалось довольно жесткое отношение, - развивает тему директор проектного офиса Российской венчурной компании Евгений Кузнецов. - Термин «регион» в его традиционном понимании (исторически сложившаяся общность муниципальных образований) в этой среде не актуален. Очень показательна, например, позиция известного венчурного капиталиста, сооснователя фонда Draper Fisher Jurvetson Тима Дрейпера, который сейчас активно лоббирует разделение Калифорнии на шесть частей. Он считает, что штат не сможет нормально развиваться, если будет совмещать все существующие на его территории кластеры. Нам такой подход кажется странным. Однако для западного побережья США противостояние, скажем, айтишников Сан-Франциско и медиков и биологов Сан-Диего - наболевшая проблема, находящая отражение в региональном законодательстве. В Северной Америке важнейшими экономгеографическими единицами являются хабы, которые создают совершенно новую опорную сетку глобального взаимодействия. Разработку всей инновационной продукции в Штатах обеспечивают шесть-семь хабов, они же вносят основной вклад в ВВП страны и конкурируют с другим подобными территориальными образованиями, сложившимися вокруг Лондона, Парижа, Гонконга, Токио и т.д. Таким образом, мы говорим о реинжиниринге региональной матрицы, о создании структур, способных формировать конкурентоспособные условия для деятельности на глобальном уровне.
На наш взгляд, точками роста должны стать агломерации (такого понятия в законе нет, но пилотные проекты по их формированию уже запущены). Во-первых, в них концентрируется бо?льшая часть населения (в России - это 75%, в Европе - 67%, в США - 85%). Во-вторых, они отличаются высокой производительностью. В мире 600 крупнейших городов - это 22% жителей и 50% ВВП.
В России, правда, с развитостью агломераций пока все плохо. Завкафедрой госрегулирования экономики РАНХиГС Владимир Климанов считает, что их может сформироваться около 50. Но на последней апрельской конференции Высшей школы экономики Константин Криничанский и Анастасия Унрау из Южно-Уральского госуниверситета привели статистику: Москва и Санкт-Петербург обеспечивают 27% ВВП страны, на следующие 30 крупнейших с точки зрения экономики городов приходится всего 16%, на остальные 133 с населением больше 100 тыс. человек - 12%. Аналогичные показатели, например, США - 13%, 37%, 33%. Почти половина ВВП в нашей стране производится за пределами городов, в основном - на месторождениях. Но отсюда можно сделать два позитивных вывода. Во-первых, в развитии российских агломераций заложен серьезный потенциал. Во-вторых, следствием урбанизации в России должна стать столь желанная диверсификация экономики.
Идеальный улей
Теперь о том, как выйти в масштаб действия и обеспечить концентрацию ресурсов в агломерациях или хабах.
- По опыту Германии мы видим, что регионы конкурируют между собой по двум основным параметрам - экономической привлекательности и качеству жизни, - рассказывает руководитель направления по связям с общественностью компании Russia Consulting Сергей Сумлённый. - И при формировании стратегии важно понимать, что первый не всегда напрямую связан со вторым. Показательный пример - Берлин, являющийся регионом-реципиентом и, тем не менее, демонстрирующий устойчивый рост населения.
Леонид Лимонов вспоминает: в 1996 - 1997 годах, когда Леонтьевский центр начинал работать с Петербургом, акцент был сделан на взаимодействие сообщества с бизнесом. Было ясно, что одних бюджетных инвестиций для решения проблем явно недостаточно. Тогда ставка делалась на формирование понятных правил игры для бизнеса, прозрачных планов развития, широкое общественное обсуждение. То есть стратегия была направлена вовне. В начале 2000-х акцент был смещен - теперь во главе угла находилось повышение эффективности расходов бюджета и качества услуг, предоставляемых государством. «На новом этапе хотелось бы увидеть синтез первого и второго подходов - и понятные приоритеты, и эффективность госзатрат, и широкое обсуждение проектов с обществом, и готовность власти к диалогу».
- Мы должны от понятия «инфраструктура» перейти к термину «экосистема», - уверен Евгений Кузнецов. - Дороги и здания, конечно, нужны, но куда более важно создать сеть взаимодействующих экономических субъектов с переносом фокуса на малый и средний бизнес (СМБ), на активное предпринимательство, которое действует быстро и гибко. В этом плане очень показателен пример Южной Кореи, где СМБ-сектор сегодня обеспечивает 50% производства, он участвует даже в гособоронзаказе. Малые предприятия в этой стране являются инструментом разгона экономики.
Исчерпывающий ответ, в каком направлении должны развиваться агломерации, дает программный директор Московского урбанистического форума Василий Аузан. Он выделяет пять основных драйверов. Первый - устойчивая экономика: сочетание постиндустриальных и индустриальных элементов, переоценка услуг, которые оказывает природа (улучшение экологии дает экономический эффект), переход от ВВП к качественным показателям развития.
Второй драйвер - человек. Этот фактор имеет множество измерений: ассимиляция мигрантов, старение населения, инфраструктура для самозанятых, гуманное отношение к людям, легализация неформальной экономики. «Например, в Скандинавских странах проституция не запрещена, - говорит Василий Аузан. - Я не призываю российские города идти по тому же пути. Но если ты не замечаешь довольно большой отрасли, то тебе не важно, кто там работает, что там происходит, в итоге это все заканчивается криминалом».
Третий драйвер - культура, образование и их роль в повышение доверия между жителями. Здесь мы, по сути, говорим о создании социального капитала, о способности людей действовать сообща. Это ведет к более внимательному отношению горожан к управлению городами, повышению эффективности расходов бюджета и уровня безопасности.
Четвертый драйвер - городская среда. Мы о ней писали уже много раз (см. например, здесь или здесь). Отметим лишь, что она должна отвечать двум требованиям - комфорту и разнообразию.
Наконец, пятый драйвер - инфраструктура - дорожная, коммунальная, социальная, гостеприимства, принятия решения, планирования, взаимоотношений с горожанами (мы опять же не раз касались этой темы, см. здесь или здесь).
На наш взгляд, важно отметить и еще один нюанс. Создание современного города невозможно без развития инфокоммуникационной инфраструктуры (подробнее см. здесь). Общепризнанной трактовки этого явления нет, нам кажется важным обратить внимание на три разреза. Первый - дальнейший рост проникновения фиксированного и мобильного ШПД.
Второй - внедрение инфокоммуникационных технологий в городскую инфраструктуру. Позитивные эффекты очевидны: рост энергоэффективности ЖКХ, снижение загруженности дорог и повышение мобильности населения, улучшение качества услуг, экологической ситуации, развитие культуры, образования, здравоохранения.
Третий разрез - «облачная» трансформация экономики (приметы cloud-модели - самообслуживание, индивидуализация, автоматический режим работы, глобальность, гибкость и адаптивность). Глупо отрицать, что, например, сфера торговли и услуг прямым ходом движется к этому будущему. Независимый ИТ-эксперт Александр Герасимов убежден, что принцип самообслуживания и возможность индивидуализации уже в обозримом будущем приведут к закату эры традиционного массового производства и его трансформации в массовое производство персонифицированной продукции с созданием сквозной интерактивной цепочки от конечного потребителя продукта до его конечного производителя.
- Благодаря «облачным» вычислениям малые города в сфере муниципального и корпоративного управления могут дорасти до уровня мегаполисов, - добавляет директор по стратегическому развитию бизнес-рынка «МТС Урал» Александр Белимов. - И это не требует создания больших ИТ-департаментов и мощных дата-центров.
Сила места
К третьему пункту - как мобилизовать людей на действие. Владимир Княгинин уверен, что на данный момент в России единственная форма коллаборации и запуска новых организационных процессов - кластеры: «Они развиваются очень медленно, но ничего другого пока нет».
Эту точку зрения разделяет директор НИУ «Высшая школа экономики» в Санкт-Петербурге Сергей Кадочников, указывая на еще один организационный момент: «Что регионы могут сделать для модернизации экономики? Какими дополнительными полномочиями их наделить? Эти вопросы обсуждались на Госсовете в Хабаровске еще в 2011 году, но ответов на них пока не нашлось. В таких условиях сделать из бумажно-аналитической стратегии работающий инструмент развития можно только в одном случае - если у руля территории будет стоять волевой лидер, окрыленный мечтой, который станет "мотором" процесса».
Сергей Сумлённый, говоря о кластерах, подчеркивает: «Территорию нужно развивать, опираясь на ее естественные преимущества. Так поступили с бывшей столицей ФРГ Бонном, где была создана новая университетская база, куда перевезли немецкое представительство ООН и чуть ли не силой перетащили штаб-квартиры Deutsche Telekom и Deutsche Post. В итоге территория, потерявшая статус, чувствует себя весьма неплохо. Контрпример - Саксония, которую власти в одночасье решили превратить в столицу солнечной энергетики и где принялись создавать соответствующие кластеры. Неразумная политика субсидирования не производителей, а продукта привела к тому, что предприятия переехали в Китай, как только поток госсредств иссяк».
Зампредседателя Совета главных конструкторов Свердловской области Андрей Мисюра даже предлагает в развитие этого тезиса готовый концепт, который можно реализовать на территории Среднего Урала. Представьте тетраэдр, вершина которого - инвестиционный рай (Мисюра называет его глобальной сверхзадачей), а в основании лежат три подзадачи - признанная в мире инженерно-научная школа (на базе сильного отделения РАН, Уральского федерального университета, отраслевых НИИ), международный логистический узел (география позволяет его организовать, осталось увеличить грузопоток) и всероссийский центр инновационной промышленности.
- Сегодня достаточно большое число свердловских предприятий участвует в российской и международной научной кооперации. Этим преимуществом нужно пользоваться, - уверен Андрей Мисюра. - На первом этапе внедрять инновации, созданные за пределами региона, на втором - начать разрабатывать высокие технологии самостоятельно.
От станка до таблетки
И здесь мы приходим к процессу, который в первой половине 2014 года прочно укрепился в повестке дня. Речь об импортозамещении. Как никогда актуальным вопрос создания собственного высокотехнологичного производства (продукты которого желательно еще и экспортировать) сделали события на Украине и санкции со стороны США и ЕС.
- В результате анализа, который Минпромторг провел в июне, выделено шесть наиболее перспективных с точки зрения импортозамещения отраслей, - констатирует первый замминистра промышленности и торговли РФ Глеб Никитин. - Станкостроение (доля импорта в потреблении - около 90%), тяжелое машиностроение (60 - 80%), машиностроение для пищевки (60 - 80%), легкая (70 - 90%), радиоэлектронная (80 - 90%), фармацевтическая и медицинская промышленность (70 - 80%). По нашей оценке, в случае реализации продуманной и скоординированной политики уже к 2020 году можно рассчитывать на снижение импортозависимости наиболее критичных отраслей с 70 - 90% до 50 - 60%.
Продуманная политика Минпромторга - это с десяток мер поддержки. Перечислим основные. Первая - увеличение ввозных пошлин по ряду товарных позиций до уровня связывания ВТО. Одновременно рассматривается возможность снижения пошлин на отдельные виды сырья и комплектующих (это особенно актуально для медицинской промышленности).
Вторая мера - стандартизация. «Это эффективное средство обеспечения взаимозаменяемости отдельных элементов, повышения надежности безопасности и экологичности продукции, - уверен Глеб Никитин. - Развитие нацстандартов позволит сократить импорт некачественных товаров, а также мотивировать отечественные предприятия на организацию конкурентоспособных производств».
Третья мера - госзакупки. Федеральная контрактная система предусматривает установление запретов и ограничений на импорт, а также - преференций для российских подрядчиков. Наибольшего эффекта от такой политики можно получить в медицинской и фармацевтической промышленности (доля госзакупок - 85% и 35 - 40% соответственно).
Четвертая мера - госсубсидии на техперевооружение и НИОКР (в том числе возвратные, их предприятие должно вернуть, если не достигнет заявленных показателей).
Пятая - специальный инвестиционный контракт (СИК, его использование предусматривает законопроект о промполитике, внесенный в Госдуму 27 июня). СИК - это договор между частной компанией, желающей реализовать проект, и властью сроком на десять лет, который предполагает льготы по налогам, арендным платежам и стоимости регулируемых услуг.
Шестая мера - создаваемый в настоящее время Фонд развития промышленности (ФРП), способный использовать механизм возвратного финансирования по сниженным ставкам средних компаний-инвесторов. Источник формирования ФРП - средства федерального бюджета (с 2015-го по 2017-й планируется ежегодно выделять 50 млрд рублей). Наконец, седьмая мера - субсидирование инфраструктуры индустриальных парков.
- Мне хотелось бы сделать два важных замечания, - продолжает Глеб Никитин. - Во-первых, импортозамещение должно держаться на частной инициативе. Власть может лишь ее аккуратно поддерживать. Во-вторых, думая о развития собственной промышленности, мы не отрицаем принципов международной экономической интеграции и ни в коем случае не отгораживаемся от мира, поддержка отечественного производителя не исключает возможности трансфера технологий и реализации проектов по локализации производства.
На наш взгляд, это крайне важные замечания, позволяющие сделать, по крайней мере, один вывод - импортозамещение в России можно реализовывать с помощью иностранных инвестиций.
Вместо vs вместе
На этом с позитивом закончим и перейдем к системным вызовам и рискам в сфере импортозамещения и локализации. Самый принципиальный момент здесь - целесообразность.
- Когда мы говорим о сегменте гражданской продукции, то в первую очередь должны обратить внимание на дополнительные затраты, связанные с импортозамещением, - уверен заместитель гендиректора по производству холдинга «Вертолеты России» Андрей Шибитов. - Во-первых, они могут возникнуть в связи необходимостью освоения новых комплектующих, их опробирования, тестирования, доработки, сертификации. При этом цена на конечную продукцию регулируется рынком, мы не можем ее повышать, когда захотим.
Ярко о теме затрат говорит старший инженер-разработчик WayRay Михаил Сваричевский:
- Казалось бы, вот Intel делает процессоры. Что нам стоит срезать углы, самостоятельно разработать технологию производства, схему и сделать свой продукт? Но американская компания в 2013 году потратила на исследования и разработки 10,6 млрд долларов (в 2012-м - 10,1 миллиарда. - Ред.). Естественно, если положить в чистое поле такую сумму, то через год результат Intel не получить. Как минимум первые пять лет новая «догоняющая» компания будет нести от 0,1 до 10 млрд долларов R&D-расходов. Затем она сможет так же быстро эффективно тратить деньги, как и Intel. Теперь нам нужно еще пять лет, чтобы прошел цикл разработки одного продукта. Через десять лет с начала проекта мы потратили примерно 70 млрд долларов и смогли получить изделие, сравнимое по характеристикам c процессором Intel и произведенное на отечественной фабрике. Однако продавать мы его можем (с оговорками) только на местном рынке, так как американский производитель держит закрывающие патенты на ключевые технологии, которые он не отдаст ни при каких условиях. Здесь мы зарабатываем сущие копейки (в максимуме 150 млн покупателей против 7 миллиардов по всему миру). Поскольку большую часть стоимости высокотехнологичного продукта составляет совокупная стоимость разработки, несложно подсчитать, что процессор для местного рынка обречен быть в 45 раз дороже. Продолжаем работать, через 30 лет действие всех старых патентов истекает, а новых у нас столько же, сколько у конкурентов. Разница, однако, в том, что Intel свои расходы на R&D оплачивала из прибыли, а нам приходилось за все платить деньгами госинвестора. Плюсом нам еще нужны капитальные расходы (по 7 млрд долларов каждые три года на строительство заводов на переднем крае технологий). В итоге догнать и перегнать Intel обошлось нам в 352 млрд долларов и 30 лет работы.
Это возвращает нас к вопросу о естественных преимуществах и наличии потенциала. При всем желании на Урале или в России в среднесрочной перспективе и с относительно низким бюджетом на НИОКР не удастся заместить существенную часть станков или заметно потеснить иностранных софтверщиков и радиоэлектронщиков. Если же возобладают шапкозакидательские настроения, получится «Ё-мобиль». Проект оценивался всего в 150 млн долларов. Сумма смехотворная. Для сравнения, Volkswagen тратит на R&D примерно 12 - 13 млрд долларов в год.
- Зачем, к примеру, замещать технологию, которая уже используется, дает результат и которой заказчик доволен? - подытоживает генеральный директор Siemens PLM Software в России и СНГ Виктор Беспалов. - Расскажу интересную историю. Концерн Siemens решение по управлению жизненным циклом изделия не разрабатывал, он купил софтверную компанию, клиентами которой были и остаются Alstom и General Electric, конкурирующие с немецким производителем в области турбиностроения. И они от использования продукта не отказались.
Другой критичный риск - снижение конкуренции. На наш взгляд, например, российские производители комплектующих должны обязательно быть участниками мирового рынка. В противном случае (если они станут монопольными поставщиками) у них пропадет стимул совершенствоваться.
Следующий вызов формулирует заместитель гендиректора по техническому развитию корпорации «Уралвагонзавод» Борис Лазебник: «При реализации программы импортозамещения необходимо делать ставку на организацию полного цикла производства. Если мы говорим о станкостроении в Германии, то понимаем - там и разработка, и литье, и комплектующие, и софт».
И последний вызов, без которого успех импортозамещения невозможен, - развитие университетов. Во-первых, предприятиям нужны высококвалифицированные кадры, прежде всего конструкторы, владеющие всеми современными методами проектирования, и технологи, способные наладить эффективное производство. Во-вторых, вузы должны стать ключевым элементом поддержки промышленного сектора (их роль - проведение всех прикладных исследований и доведения их до опытного производства). Справедливости ради отметим, что ситуация меняется (предприятия создают базовые кафедры, формируются инжиниринговые центры, технопарки). Однако предложение пока явно уступает спросу.
Дополнительные материалы:
Признание машин Внедрение инфокоммуникационных технологий должно стать одним из приоритетов территориальных стратегий, уверен директор по стратегическому развитию бизнес-рынка «МТС Урал» Александр Белимов |
 |
Благодарим компанию МТС за технические возможности, предоставленные в рамках мероприятия
