Покорение горы

Как можно думать о далеком будущем, полностью завися от краткосрочной рыночной конъюнктуры, рассказывает генеральный директор УГМК Андрей Козицын

—  Андрей Анатольевич, в 2013 году группа УГМК при росте выручки получила чистый убыток в 13,2 млрд рублей, годом ранее мы фиксировали прибыль в 33,2 миллиарда. С чем связано такое пике?
 
— Причин несколько. Во-первых, в консолидированную отчетность 2013 года впервые вошла УК «Кузбассразрезуголь» (УГМК получила контроль над компанией в конце 2012-го. — Ред.). В 2012-м ее результаты учитывались по методу долевого участия.

Во-вторых, на величине прибыли отразилась совокупность отрицательных макро­экономических факторов. Медь на мировых рынках потеряла в цене в течение 2013-го более тысячи долларов, на треть упали цены на драгметаллы и продукцию черной металлургии. При этом значительно выросла стоимость услуг естественных монополий и в целом з

атраты на все составляющие материально-технического снабжения. Да, курс национальной валюты был несколько отпущен, но возросшая рублевая масса не вполне смогла компенсировать снижение цен и рост издержек.

Ситуация такова, что ни производитель, ни потребитель к цене на медь отношения не имеют. Ее формирование зависит от спекулянтов — фондов, которые занимают или продают позиции. К примеру, недавно стоимость меди рухнула на 151 доллар. Какое отношение этот факт имеет к реальной жизни? Никакого. Это игра.

В-третьих, дополнительные потери прибыли зафиксированы в результате проведения тестирования на обесценение вне­оборотных активов. По его итогам сформирован убыток в размере 8,8 млрд рублей.

Наконец, в 2013-м применен новый стандарт IFRIC 20 «Затраты на вскрышные работы на этапе эксплуатации разрабатываемого открытым способом месторождения», что привело к увеличению амортизации в отчете по МСФО почти в два раза.

— Не сказывается ли на прибыльности холдинга некоторая расфокусировка? УГМК — это и цветная, и черная металлургия, и машиностроение, и угледобыча, и АПК, и девелопмент…

— Все перечисленные направления самостоятельны и напрямую не пересекаются: у каждого бизнеса своя управляющая компания. Такая структура выглядит наиболее устойчивой: любым ее элементом можно пожертвовать без ущерба для всего холдинга.

Основа нашей группы — цветные, благородные и редкие металлы (их доля в совокупной выручке — около 70%). Черные металлы с запуском завода в Тюмени в перспективе могут оставить в доходах 12 — 13%.

Больше всего вопросов сегодня вызывает добыча угля. Его цена — 62,5 доллара за тонну (FOB). Транспортировка — 45 долларов. То есть подвиги можно совершать только в рамках 17 долларов. А скоро РЖД планирует повысить тарифы на 10%. Перспективы в этой области связаны в первую очередь с увеличением доли перерабатываемого и обогащаемого угля. За счет строительства четырех новых обогатительных фабрик на Кузбассе мы планируем довести ее до 95%. Первая фабрика должна быть введена уже до конца этого года. Остальные мы намерены сдать до 2018-го.

Сейчас крайне важно правильно считать деньги. Спрогнозировать развитие ситуации очень сложно. Наше самочувствие зависит от краткосрочных факторов — курса рубля и цены металла. А реализация любого производственного проекта занимает пять-семь лет. Я очень хорошо помню 2008-й, когда цена меди упала до 2,8 тыс. долларов за тонну (сейчас 6,6 — 6,7 тысячи. — Ред.) и все мировые производства разом стали убыточными.

Внутренний мир

— Влияет ли этот дисбаланс на инвестпрограмму УГМК? Каковы ее параметры?

— В 2013-м мы инвестировали в собственное развитие чуть меньше 36 млрд рублей (из них 22 миллиарда пришлось на цветную металлургию, 4,6 — на черную и 4,4 — на угольную промышленность). Знаковым стал ввод в эксплуатацию завода «Электросталь Тюмени» мощностью 550 тыс. тонн сортового проката в год и общей стоимостью 22 млрд рублей.

В 2014 — 2022 годах мы планируем вложить в производство еще 135,5 млрд рублей. Впрочем, этот показатель, равно как и сроки ввода конкретных объектов, может быть скорректирован в зависимости от экономической и рыночной ситуаций.

Львиная доля средств будет направлена на обеспечение собственной сырьевой бе­зопасности и восполнение ресурсной базы (около 70% от общего объема вложений в цветмет). Летом 2014-го мы завершили реализацию сразу двух крупных проектов на Гайском ГОКе. Первый — комплекс объектов шахты «Новая», второй — заключительная третья очередь рудоподготовительного комплекса обогатительной фабрики с технологией полусамоизмельчения. Объем инвестиций — 2,8 и 2,9 млрд рублей соответственно.

5 млрд рублей пойдут на завершение строительства подземного рудника на Сафьяновском месторождении. Мы начали этот проект в 2010-м и планируем добыть первую руду уже к концу 2014-го, на плановую мощность 500 тыс. тонн в год должны выйти к 2017-му.

Еще 30 млрд рублей требует разработка Юбилейного, Подольского и Озерного месторождений в Башкирии.

— А какова судьба никелевого проекта в Воронежской области? Страсти вокруг него не утихают. Экологи наперебой утверждают, что вы уничтожите чернозем, отравите землю и реки стронцием, мышьяком и свинцом. Скандал, разросшийся до федерального масштаба, вам не помешает?

— Я работаю в металлургии всю сознательную жизнь, но ни разу с таким не сталкивался. Ладно, если бы мы начали геологоразведку без формальных разрешений и лицензий, нарушили права землепользователей и сельхозпроизводителей, помешали бы людям. Но мы пришли на участок, на котором никто ничего не садит и не строит, и столкнулись с совершенно неадекватной реакцией. Чья это игра, какова ее цель — не знаю. Но разменная карта в ней — никель. Мы говорили протестующим: вопрос о дате начала строительства обогатительной фаб­рики — творческий (ситуация на мировом рынке никеля неоднозначна), хотите заниматься здесь сельским хозяйством, о котором вы так часто пишете на плакатах, — пожалуйста, отдадим землю за рубль. Ноль желающих. Это театр абсурда.

Тем не менее к концу года мы должны получить результаты геологоразведки. Если подтвержденные запасы составят около миллиона тонн, будем решать вопрос о строительстве ГОКа (его стоимость оценивалась в 50 млрд рублей, когда доллар стоил немногим более 30 рублей). Металлургическая часть этого проекта будет локализована в Кировграде. 

— Недавно в некоторых СМИ появилась информация, что вы заинтересованы в расширении добычи редких металлов. Так ли это?

— Не совсем. Редкие рассеянные элементы — теллур, индий, селен и кадмий — мы уже получаем в ходе переработки медно-цинковой руды. Специально заниматься добычей редких элементов мы не намерены. Наш интерес — в увеличении их потребления внутри страны. Сегодня 99% производимых нами редких металлов уходит на экспорт и возвращается в виде продуктов высокого передела. То есть вся добавленная стоимость формируется за границей. 

Мы пытаемся через Минпромторг и Рос­технологии переломить ситуацию, пролоббировать создание предприятий-переработчиков внутри страны. 

— Поговорим о высоком переделе внутри УГМК. В состав группы входят кабельные заводы, заводы обработки цветных металлов. Каковы перспективы этих направлений?

— О радужных перспективах говорить не приходится. Кабельный рынок — очень сложный. Мы используем для производства катанку из катодной меди, конкуренты — из ломов первой группы, которые стоят меньше на 500 — 1000 долларов за тонну. Соответственно, они могут предложить продукт по более низкой цене (в себестоимости кабеля медь составляет 80 — 90%) и получить преимущество: на качество сегодня мало кто обращает внимание. Рентабельность на кабельном рынке 1 — 3%.
 
Рынок обработки цветных металлов тоже непростой. Главными потребителями продукции здесь должны быть автопроизводители. Но они ее не берут. АвтоВАЗ постепенно снижает потребление наших товаров. Власти вот уже десять лет говорят о локализации производства в этой сфере, но на деле мы ее не ощущаем.

Бес политики

— В ближайшие восемь лет вы хотите реализовать многомиллиардные проекты, но почему-то ни разу не обмолвились о господдержке и о так любимом многими бизнесменами государственно-частном партнерстве.

— У государства нет на это средств. Со стороны федерации если какие-то проекты и будут поддерживаться, то только в сельском хозяйстве.

В регионах программы поддержки формально действуют. В Свердловской области речь идет о субсидировании ставки налогов на имущество и на прибыль. Но получить эти льготы очень сложно. К примеру, мы строим на Уралэлектромеди электролизное производство стоимостью 4 млрд рублей. Вроде бы инвестиционный и инновационный проект, но по каким-то непонятным причинам в программу мы не попали. С учетом сложности формирования региональных бюджетов я не думаю, что меры гос­поддержки будут массово реализовываться.

— То есть государство не помогает, зато социальную нагрузку навешивает с удовольствием. Ситуация напоминает поговорку «пить не бросил, зато курю».

— Условия не идеальные, но других нет. Хочешь — занимайся бизнесом, не хочешь или не можешь — делай что-то другое. Мы часто в негативном тоне говорим о государстве и бюджете. Но, например, налоговая нагрузка по сравнению со Швецией или Финляндией у нас очень низкая.

Если говорить о социальной нагрузке, то тут никто никому ничего не должен. Каждый сам решает, сколько он хочет вложить в территорию. Метпроизводство размещается в основном в моногородах. И если там не поддерживать жизнь, то через 10 — 20 лет на предприятии некому будет работать. Яркий пример — Красноуральск: 20 лет назад его население составляло 42 тыс. человек, сейчас — 28 тысяч.

— Повлияли ли на бизнес УГМК западные санкции?

— Пока они нас не затронули. Но на длинной дистанции (если ситуация не изменится) эти политические решения могут обернуться не самыми благоприятными последствиями. Жесткое ограничение доступа госбанков к иностранному капиталу, слабеющий рубль — эти факторы однозначно приведут к удорожанию ресурсов. И когда наступит период перекредитования, даже у того бизнеса, которого санкции напрямую не коснулись, возникнут проблемы.

Доступ к технологиям для нас пока не ограничен. И наши европейские партнеры крайне заинтересованы в том, чтобы ситуация не менялась. Представьте, вы 15 — 20 лет строили взаимоотношения, потратили на это здоровье, время, деньги. И вдруг в одночасье приходится все свернуть. В то же время из другой части мира доносится: у нас есть продукты не хуже. Есть риск скорого и безвозвратного замещения. УГМК за год закупает материалов, оборудования и технологий примерно на 2 млрд долларов. Будет очень жаль, если политические интересы окажутся важнее экономики и бизнеса.
Справка Э-У:

ПАРТНЕР ПРОЕКТА