Одиночество флагмана

История компании КРИММ

Собрав по деревне картофель для первой посадки, тюменские предприниматели создали компанию, которая выросла в мобильного и устойчивого крупнейшего игрока российского овощного рынка

Первый раз про КРиММ (Упорово, Тюменская область), один из крупнейших холдингов России по производству семенного картофеля и овощей открытого грунта, «Э-У» написал в начале 2009 года. Тогда агрофирма создавала мощную современную материально- техническую базу выращивания, хранения и реализации семенного, продовольственного картофеля, овощей и зерна. Пять лет мы отслеживали путь компании по внешним новостям: она продолжала набирать обороты, вышла на мировой уровень ведения растениеводства, стремится соответствовать меняющейся конъюнктуре агрорынков и запросов потребителей. Теперь снова заглянули внутрь.

Название КРиММ дали первые буквы фамилий четырех друзей-учредителей: Криворучкин, Рязанов, Медведев, Муромцев, они создавали бизнес с 1988 года. «Братья столько вместе не работают, сколько мы, — говорит генеральный директор КРиММ Геннадий Рязанов. — Но так бывает в бизнесе — разделились. Без всяких военных действий цивилизованно договорились. Хотя живем рядом, общаемся, все нормально. Наши сыновья и их жены тоже трудятся в компании». Сейчас бизнесом КРиММ занимаются Геннадий Рязанов и Александр Медведев с равными пакетами по 50%.

Не производи — не закроют

— Александр Геннадьевич, зимой у вас затишье?

— Все так думают о сельском хозяйстве. Отдыхать нам и зимой некогда. Много внимания уделяем качеству продукции: для этого боремся с недостатком влаги и легких земель, пятую зиму подряд завозим на поля по 200 тыс. тонн торфа, меняем структуру почвы для картофеля, овощей. Так заняты, что до Нового года не ходили в отпуск. Кстати, первые 15 лет с момента создания компании ни выходных, ни отпусков у нас вообще не было. Сейчас все более-менее ритмично, позволяем себе на недельку выехать отдохнуть. Я вот на Олимпиаду собираюсь. Специалисты машины себе покупают, дома строят — меня это радует.

— Что изменилось за пять лет в бизнесе?

— Законы экономики не поменялись. Чтобы получать прибыль, нужно постоянно минимизировать расходную часть и увеличивать доходную, чем мы и занимаемся. В 2009 году динамика роста продаж к предыдущему году у КРиММ была 20%, увеличили ее до 25%.
Я подчеркну, что в сельском хозяйстве экономические итоги сезона надо подводить не к концу календарного года, когда весь урожай еще не распродан, а в конце мая, когда склады опустели и впереди новый сезон. Тогда становится окончательно ясно, как сложились пазлы расходов и доходов минувшего года. На тот момент у нас и получится рентабельность 25%, все пять лет примерно так. Объем производства к 2009 году вырос на 62% и составляет в среднем по 670 млн рублей в год без НДС, получаем больше прибыли. Настораживает только, что вокруг в регионе появляется очень уж мало крупных, успешных предприятий АПК.

— Почему вы в одиночестве?

— Что-то не так в экономике страны, надо понимать, и не только в сельском хозяйстве. Мы наблюдали за то время, пока работаем на рынке, появление многих компаний: приходят на село из другого бизнеса, все посчитают, начинают работать. Быстро увеличивают площади посадок до 4 — 5 тыс.га. Есть крупные, например, в Липецкой области активна «Зеленая долина», динамично развивается «Трио». В Брянской области много таких компаний. Они всегда возникают, но мало кто закрепляется на рынке. Не дольше пяти лет, и все — сворачивают бизнес. Причины у всех разные. Видимо, предприниматели вкладывают деньги, но их ожидания не оправдываются.

— Где у них не срабатывает?

— Про причины открыто не говорят, но нам понятно: экономика компаний не выстраивается. Предварительно считают — все хорошо, в реальной экономике все по-другому. Например, к урожаю относят и мелкую фракцию. А надо считать только то, что продается, — тогда будет нормальная экономика.

Единственная отрасль, которая в стране динамично развивается, — торговля. Производство влачит существование. Я знаком с розницей (было в свое время 15 магазинов) и считаю, в торговле должно быть вообще другое налогообложение. Сельское хозяйство — одна из сложнейших отраслей. Много разговоров, призывов и даже хорошие деньги на АПК в нашем регионе есть, а это фактор наиважнейший. Но люди понимают, что нигде нельзя быстро и много заработать помимо торговли. С того времени, как мы с вами встречались, начал работать закон о торговле. Он написан лоббистами. Все построено так, что сельхозпроизводители обязаны, надолго изымая большие средства из оборота, кредитовать торговлю.

Нет предпосылок для того, чтобы открывались новые производства. Приведу пример: в 2012 году у нас было четыре проверки федеральными структурами. Двое проверяющих нас легко могли закрыть. Девушка-проверяющая прибыла на наш зернокомплекс, а он вполне европейский, все сделано по последнему слову техники — но нет измерителей скоростей на транспортерах (они нам нужны как зайцу стоп-сигнал). Но девушка пригрозила: я вас закрою, измерителей же нет. И у нее есть полномочия закрыть. Она не сказала, что впервые видит в России такой классный зернокомплекс. К сожалению, у федеральных структур формальная оценка работы предприятий, как у работников ГАИ — по количеству недостатков и протоколов.

— А в Европе такая девушка закрыла бы компанию?

— На Западе не меньше проверяющих, но работают тактично. А в России два враждебных лагеря — одни стараются что-то делать, а вторые все закрыть. Мне сейчас крайне нужна переработка, но я думаю — стоит ли вкладывать в нее 1,5 млрд рублей, ведь их надо будет вернуть. А производство никому не нужно в стране.

За тот же 2012-й год мне позвонили из посольств Канады, Германии, Финляндии, приезжал представитель посольства Голландии. Россия продекларировала, что к 2020 году себя накормит. И вот посольства изучают ситуацию по нашим крупным хозяйствам: с кем сотрудничать их бизнесу. Там государственные структуры продвигают своих производителей, ищут для них партнеров. У нас нет такой федеральной структуры, которая бы так помогала товаропроизводителям АПК.

Запутались в сетях

— С чем связываете основные риски?

— Опять-таки не с производством, а с реализацией. Оптовиков становится меньше. После осенних событий в московском Бирюлево оптовые рынки закрываются. В Екатеринбурге знаменитая Четвертая база сворачивается, в Сургуте то же.

— Зачем вообще в рынке нужны были эти базы?

— И я недоумевал: зачем они, никаких санитарных норм, деньги вращались непонятно какие. Но это был отлаженный канал сбыта. А взамен что? Вместо одних структур, не совсем порядочных, пришли другие — совсем непорядочные, вполне законно тебя кидают. Мы сегодня в тупике: с кем работать по сбыту. Раньше были «плохие» азербайджанцы, брали и везли на рынок нашу продукцию, сейчас пришли «хорошие» торговые сети, которые выстраивают пирамиды.

— Меняете подходы к реализации?

— Конечно, мы готовимся последние лет пять выходить на рынок с качественной продукцией: чтобы все было мытое, фасованное, учитываем, что у каждой сети разные требования к таре, к штрихкодам. Но нам очень сложно. Торговля захватила всю экономику и диктует условия. Мы можем увеличить производство и в два, и в три раза. Вопрос: для кого?

— Губернатор Тюменской области Якушев недавно поддержал ваше предложение о строительстве предприятий по промышленной переработке картофеля и овощей. Это будет способствовать повышению экономической эффективности АПК?

— Переработка необходима — рынок сырья насыщен. У нас в регионе много делается для ее развития. КРиММ готов содействовать переработке картофеля в Тюменской области, в Уральском федеральном округе — пришел бы инвестор. Он построит завод — ему будет нужен производитель сырья, причем для каждого продукта свои сорта картофеля — для чипсов одни, для фри другие, для крахмала третьи. Мы готовы размножать именно те сорта, которые будут востребованы будущим инвестором, хранить их, поставлять по четкому графику, прописав заранее цены, как это делается за рубежом, даже специалистами можем помочь.

Да, область готова нас поддержать, дать субсидии. Но мы сами не готовы вкладывать миллиард-полтора в переработку по тем же соображениям — куда продавать? У нас нет контакта с федеральными сетями. Зарубежным картофелем они торгуют, а нас не хотят пускать. Даже то, что у нас продукт дешевле, их не интересует. Причина в том, что мы не даем откаты, поэтому у нас сложности во взаимоотношениях.

— Тем не менее КРиММ начал реализацию очищенного вакуумированнного картофеля. Есть спрос?

— Пока действуем в тестовом режиме, 0,2% от всей реализации. Эту продукцию у нас закупает одна из перерабатывающих компаний. Цех построили, поставили линию мойки, фасовки, шлифовки, весь овощной спектр готовы продавать как по премиум-классу, так и по эконом. Я уверен, только за таким продуктом будущее, Москва на 80 — 90% таким в сетях торгует. Нам в регионе надо научиться продавать глубокую переработку.

Розничные сети не готовы к ее реализации в течение семи суток, нужно отладить режим хранения. Допустим, наш водитель приехал, а его три дня не выгружают, зато договором предусмотрено, что сети с меня могут взять штраф 10% с оборота, требования у них просто космические. Научились бы сначала вовремя выгружать машины. Начинаешь писать протокол разногласий — «все, мы так не работаем». Еще и поэтому мы не можем сегодня войти в сети.

Интеллектуально и дорого

— Куда будет расти компания: уходить глубже в переработку или наращивать объемы производства? Какие перспективы видите?

— В целом в России с 2009 года ощущалось, что рынок картофеля близится к насыщению, и в 2011 году это произошло. Правда, то засушливый год, то наоборот, наводнения приводят к неурожаю в ряде регионов, поэтому избыток не так давит на рынок. Тем не менее мы в последние годы больше ориентируемся на производство семенного картофеля, реализуем по 5,5 тыс. тонн в сезон, а по итогам 2013 года ожидаем роста продаж до 12 тыс. тонн. Сокращаем посевные площади под продуктовым картофелем, и все равно валового продукта получаем не меньше за счет передовых технологий, поливной системы.

— В каком соотношении у вас производство товарного картофеля и семенного?

— На 300 млн рублей мы продали продовольственного картофеля и на 200 млн рублей — семенного урожая 2013 года. Но
соотношение будет меняться в сторону семенного. По нему у нас громадные контракты с компаниями-переработчиками, пока не могу их озвучить, потому что сделки в стадии оформления.

— Спрос на семена картофеля на внутреннем рынке растет?

— Поскольку границы для экспорта Россия закрыла, в ближайшие три года я ожидаю повышенный спрос. Важный момент: производитель должен выходить на рынок с высоким качеством семян. Очень сложно обеспечить 52 параметра, обеспечивающие качество картофеля, это самая капризная и сложная культура, несмотря на всю свою доступность. Сравните: у зерновых всего 11 характеристик качества.

— Как отслеживается качество семенного картофеля на внутреннем рынке и кем? Или игроки всецело полагаются на себя и потребителей?

— Система контроля есть у Россельхозцентра. Но оснащение проверяющих структур оставляет желать лучшего, поскольку контроль ведется по внешним признакам и не определяет главный бич в семеноводстве — вирусы и бактериозы. Такой дорогостоящий анализ, который делаем мы у себя в лаборатории, Россельхозцентр не может себе позволить.

Но дело даже не в этом: каждую картофелину не проверишь. Этим пользуются непорядочные товаропроизводители, на рынке имеет место некачественная семенная продукция, контрафакт. А что значит для компании купить некачественные семена, фальсификат? Разориться за сезон.

— Семеноводство интеллектуально затратно: велика роль специалистов, уровня их подготовки — цена ошибок высока. Как вы готовите таких специалистов?

— Прежде всего мы создали сильную материальную базу. У нас отдельно стоящее хранилище для семенного картофеля, высокие репродукции не храним вместе с товарным, следуем санитарным нормам. Растения, выращенные в лаборатории инвитро (в пробирках) и мини-клубни высаживаем в теплицу, которую вынесли далеко за пределы поселка, чтобы тля, которая всюду летает, не перенесла инфекцию на тепличный семенной картофель. Это серьезно: тля может запросто поставить крест на всех наших трудах.

Специалисты в семеноводстве действительно «штучные», у нас в лаборатории семь человек. К началу сезона в мае они получают с каждого растения, выращенного в пробирке, до четырех черенков, потом еще с каждого по четыре и так далее, а всего 90 тысяч таких мини-растений высаживают в теплицах и получают мини-клубни. После этого продолжаем размножать картофель еще четыре года, прежде чем получим нужное количество семян нужного качества. Здесь важен постоянный внутренний контроль. Чем больше контроля, тем больше затрат, конечно, но выше качество.

В полях у нас 150 человек (четыре-пять бригад) постоянно делают так называемые фитопрочистки: проходят цепью, и все растения, не характерные для сорта, удаляют полностью — не выкапывают, а именно удаляют, чтобы в поле не осталось ничего, все это вывозится. При необходимости проходят там же второй раз, третий. Важно хорошо обучить людей, чтобы они обеспечивали качество продукции. Специалисты из лаборатории выезжают на стажировку в Германию. И бригады, которые проводят фитопрочистки, ежегодно учим, привозим специалистов из европейских компаний.

— Семеноводство — стратегический вопрос для государства. Видите ли вы такое понимание и отношение?

— Перед Новым годом министерство сельского хозяйства проводило видеоконференцию, в которой участвовал бизнес из регионов. Все участники выразили стремление подтолкнуть правительство обновить законодательную базу. Нужен нормальный закон. Для семеноводства, во-первых, требуются безопасные зоны, удаленные от других участков картофельного производства. Во-вторых, современный уровень контроля за качеством семян на рынке.

Длинные деньги

— Почему на рынке семян крупных игроков один-два, что могло бы привлечь в этот сегмент инвестиции, бизнес?

— Деньги здесь дело второстепенное — можно построить теплицы, лаборатории. Но проблема в том, что цикл от начала работ до возврата вложенных денег, от пробирки до элиты, составляет пять лет. Производство высокорентабельное, но развитие сегмента тормозится необходимостью вложения длинных денег. Если будет нормальная законодательная основа, то, думаю, в России достаточно шести-семи крупных хозяйств, чтобы этот сегмент закрыть. Сейчас цена семян, что из Европы привозят, 55 — 60 рублей за кг. Мы свои продаем, считается, по высокой цене — 25 рублей за кг, но и она вдвое ниже импорта.

— Насколько сейчас удовлетворена потребность рынка отечественными производителями?

— Крупные компании реализуют 55 тыс. тонн, треть от необходимых рынку 150 — 180 тысяч. Примерно половину остального производят товаропроизводители всех мастей, в том числе и «размножители», год назад купившие семена у нас. Другую половину завозят из Европы.
На полках картофель стал чище, более привлекательна упаковка. Может быть, качество немного еще отстает от европейского, но года через два-три догоним. Мытого импортного картофеля продается не больше 2%, продуктов переработки (фри, чипсы) гораздо больше.

— На внешние рынки выходите?

— С продовольственным картофелем россиянам выходить трудно. Зато семенной успешно продаем в Казахстане, Таджикистане, Узбекистане. Намечается сделка в Сербии. В страны ЕЭС ни один российский семеновод в ближайшие пять лет не выйдет: европейцы свои рынки от нас защищают. Все в рамках закона. Не такие они простые, когда нам про ВТО говорят.

Меняем рынки

— Как работает система аукционов по покупке, продаже картофеля и других овощей?

— До 2010 года мы в ней участвовали, выигрывали аукционы, по всей стране отгружали картофель. К 2012 году постепенно выигрывать перестали: мы, производители, в стороне всех дел, которые развелись вокруг аукционов. А там появились компании, у которых всех активов-то два компьютера и две ручки, но они у нас выигрывают, потому что это их основное занятие — выигрывать аукционы: научились обходить закон. На аукционы армейские, УФСИНа вообще не можем выйти — организаторы засекречивают информацию о торгах, не можем даже найти, где аукцион проходит, все скрыто от «чужих». Все слишком умные в России, мастера таких дел.

Поскольку эти очевидные безобразия длятся не один год, могло бы уже государство вмешаться в проведение аукционов, тендеров. Но пока оно как-то не очень активно отстаивает интересы производителей.

Для агробизнеса отсутствуют практически какие-либо гарантии, что у нас купят весь урожай. Мы «закапываем» на свой страх и риск по 200 млн рублей и более инвестиций, не зная ни будущей цены, ни покупателей — мало предприятий в других отраслях, которые со столь же высокими рисками инвестируют в производство. Но у нас выбора нет.

Меняем рынки, ушли в большей степени от продовольственной пшеницы, начали сеять рапс. Но опять же нет гарантированного рынка, и это больше всего беспокоит. Ищем — что-то находим. Например, завершаем выполнение контракта по поставке маслосемян рапса на экспорт. В Западную Европу уже отгружено 5 тыс. тонн продукции агрофирмы «КРиММ», подтвердившей соответствие международным стандартам. Сдерживающим фактором в новом направлении сбыта оказалась проблема отгрузки железнодорожным транспортом — поставлялся неритмично.

— В чем особенность завершающегося сезона реализации овощной продукции?

— В связи с тем, что закрыли границы для поставки раннего импортного картофеля (ни Египет, ни страны Евросоюза не завозили), хорошая для нас цена сложилась на внутреннем рынке. В сентябре, когда начались основные продажи, рыночная цена была ближе к низкой. Но с ноября поднялась выше 10 рублей за кг, сейчас мы торгуем ближе к 13 рублям. Примерно так по всем овощам. Производители слабо реализовали в прошедшем году капусту, обычно в таких случаях возникают «качели»: если рынок насыщен каким-то продуктом, на следующий год производители выращивают его меньше и цены поднимаются.

— А какой сегмент более всего мотивирует заниматься бизнесом в этом году?

— Да все тот же семенной картофель, цены на него должны подняться, и рентабельность соответственно.

— Какой вы видите свою компанию через пять лет? В АПК это в принципе возможно?

— В экономике хорошо планировать до 2020 года там, где мало кто что спросит.
В АПК сложно угадать даже, что будет осенью… Например, как я говорил, мы только начали заниматься рапсом, соей — это новые для региона высокорентабельные, но трудоемкие в производстве культуры. Высоки риски: при ранних осенних заморозках эта культура не вызревает.

Десять лет назад пробовали работать с зерновыми без обработки почвы, но в этом году поняли, что технология не так надежна и возвращаемся к традиционному возделыванию пшеницы. Это один момент. Второй — значительно сократили производство зерна в связи с тем, что в России все хозяйства почему-то выращивают пшеницу, хотя цена на нее нестабильна. Это дань традиции, стереотип. Мы от прежнего большого объема пшеницы ушли, сохранив 10 тыс. га на семена. А по традиционным картофелю и овощам, я рассчитываю, хорошо поработаем по договорам с тремя-четырьмя перерабатывающими компаниями, с которыми у нас контракты.

— Выгодно ли заниматься в Тюменской области поливными культурами в овощеводстве? Оправданы ли расходы?

— В среднем затраты составляют 90 — 120 тыс. рублей на обустройство такого гектара. В 2010 году, когда была засуха, мы получили стабильно высокий урожай в отличие от хозяйств, не применяющих полив. Цены на овощи были высокие во всей стране, так что мы существенно поправили свою экономику.

— Расходы оправданы?

— Мы больше 200 млн рублей потратили на установку поливной системы для овощей и картофеля, она окупилась за три года за счет того, что увеличивается урожайность в традиционные годы и не падает в засушливые.

Нужно понимать, что это не только большие единовременные затраты, но и иные технологии выращивания. Не просто вода льется — и все здорово. Очень много нюансов в технологиях, выполнение которых дает хороший результат.

Я знаю, что в странах, где практикуют полив, есть государственные программы поддержки — в Египте, в Америке. И поливные системы построены типовые, это снижает их стоимость. Мы поливаем 100% овощей и 80% картофеля (20% садим на торфяных пашнях — там не требуется полив).

— Как выглядит инвестиционный портфель компании?

— Потребность в инвестициях теперь иная. Ряд лет, когда мы активно развивались, строили инфраструктуру для полного цикла производства, хранения и переработки овощей, инвестировать приходилось много, по 300 — 400 млн рублей в год. Сейчас живем размеренно и ритмично. Инвестиции идут на поддержание высокого уровня производства, периодическое обновление техники. Исходя из того, что основных средств у нас на миллиард, для поддержания ритмичности ежегодно нужно 100 млн рублей инвестировать. Из них 80 млн рублей заемных, 20 млн рублей собственных средств. В «Юникредит» и Сбербанке. Сейчас вот как раз оформляем кредит под 10%. Это, я считаю, нормально. Сократили значительно, на 350 млн рублей кредитный портфель, но хотелось бы еще сократить.

— Сколько стоит компания?

— Стоимость активов на сегодня 2 млрд рублей.

— Вы одна из дорогих российских агрофирм?

— Я думаю, что одна из дорогих. Считаются не просто активы, но и доходная часть совокупно.

— Инвестиции оправданы? Повторили бы вы все снова?

— Именно так бы я все и сделал при возможности повторить. Стратегии ведущих компаний в АПК во многом совпадают. Время выводит ведущие агропроизводства примерно на одинаковое ведение хозяйства. Даже в разных отраслях обнаруживается много общих подходов не только к технологиям выращивания, а именно к ведению сельского хозяйства, несмотря на то, что мы не подглядывали друг за другом. Это значит, что мы на правильном пути — это главный критерий.