Не машите крыльями

О судьбе компании «Еврогрин» и региональных игроков фондового рынка

В России настало время камерного подхода к ведению бизнеса. Это означает сдержанность, тщательный анализ и учет всех рисков, считает некогда один из успешных профессиональных игроков фондового рынка Евгений Костарев

Евгений Костарев пришел на фондовый рынок практически со студенческой скамьи. Он закачивал Уральский политехнический институт, когда случайно узнал, что в Фонде имущества Свердловской области набирается курс подготовки специалистов для работы на рынке ценных бумаг: в 1993 году, когда в России начался биржевой бум, люди с такими дипломами были нарасхват. На Екатеринбургской фондовой бирже (ЕФБ) Костарева взяли на должность специалиста, он вырос до начальника информационно-аналитического отдела, затем стал заместителем генерального директора и собственно генеральным. Биржа тогда была интеллектуальным центром регионального фондового рынка, одной из самых сильных и динамичных локальных площадок. Именно здесь запустили первую в России систему торговли субфедеральными займами, акциями Газпрома, финансовыми фьючерсами, производными бумагами на нефтепродукты. Не случайно почти все программисты, которые разрабатывали эти системы, уехали позже в Америку, Ирландию, Великобританию. ЕФБ оказалась не только первой, но и самой живучей: большинство региональных площадок умерли сразу после кризиса 1998 года, а екатеринбургская закрылась только в 2003 году.

В это время уральский предприниматель Илья Гаффнер вместе с уральскими предпринимателями задумал создать региональную инвестиционную компанию и пригласил Костарева на должность генерального директора.

К тому моменту на Среднем Урале из 160 брокерских инвестиционных компаний осталось максимум с десяток: одни разочаровались в самих возможностях фондового рынка, другие ушли на промышленные предприятия, третьи просто прогорели. Попытка организовать с нуля региональный инвестиционный бизнес вызвала откровенное недоумение в профессиональном сообществе. А когда «Еврогрин» еще и начал массовую агрессивную рекламную кампанию в СМИ, недоумение переросло в раздражение: «Да кто они такие, без году неделя на рынке».

Евгений Костарев в одном из интервью («Немного энергии, немного желания», «Э-У» № 29 от 13.08.2007) так объяснял логику создания нового бизнеса: «Фондовому рынку на реабилитацию после кризиса 1998 года понадобилось больше пяти лет. Тогда котировки просто не двигались ни вверх, ни вниз. Я чувствовал, что это предел, вниз просто некуда, а значит, что-то должно произойти. Иначе надо закрыть последнюю биржу в России и сказать всему миру «до свидания». Мы успели заскочить на подножку последнего вагона набирающего скорость поезда — убедить людей: фондовый рынок в России есть, на нем можно зарабатывать. Для этого у нас было все: знания, кадры, технологии, инфраструктура».

Уже через год после создания ИФК «Еврогрин» заняла первое место по объему торговых операций в Свердловской области, к концу 2006 года стала второй в Уральском федеральном округе, еще через год вошла в число 30 крупнейший проф­участников страны. Для фондового рынка такая динамика очень показательна: в 2000-е годы брокеры в регионах больше сдавали лицензии, чем наращивали обороты, а в топ-30 из регионов вообще попадали единицы. Евгений Костарев строил планы выхода на федеральный уровень и уже начал формировать сеть офисов (см. «Доходное место» , «Э-У» № 18 от 15.05.2006) Но реализовать их не удалось. Сначала возник корпоративный конфликт между учредителями: они по-разному видели перспективы бизнеса. В итоге в 2008 году Илья Гаффнер со скандалом расстался с компанией. Это сильно подкосило позиции ИФК, пошли слухи. Костареву удалось тогда удержать клиентов, возобновить бизнес уже с двумя учредителями, и обороты снова пошли в рост. Но ненадолго. ФСФР вынуждена была отозвать у ИФК «Еврогрин» лицензию. Так в 2010 году закончилась история одного из самых успешных региональных проектов в области фондового рынка. 

Сейчас Евгений Костарев успешно занимается девелопментом. Однако записи с итогами биржевых торгов на столе в его кабинете говорят: фондовый рынок никого не отпускает.

В вялотекущем режиме

— Евгений, как ты оцениваешь сейчас ситуацию в экономике, какой характер, на твой взгляд, имеет нынешний кризис?

— Давай посмотрим на все кризисы, которые мы пережили за двадцать лет. В 1991 году кризис был очень жесткий. Мы были молоды (я только пришел из армии и учился на третьем курсе института) и этого просто не осознавали. Сейчас же я могу сказать, что тот кризис был самым справедливым — это была наша плата за переход к капитализму. Справедливость заключалась в том, что он шарахнул по всем, даже подпольные миллионеры и цеховики не смогли поменять старые деньги на новые. Кризис 1998 года протекал уже по-другому, тогда озолотились те, кто сидел в валюте и кто знал, когда надо сбрасывать ГКО (государственные краткосрочные бумаги). Остальные опять потеряли. А вот ощущение от 2008 года такое, что этот кризис был заказной, что он специально для олигархов придуман, потому что богатые стали еще богаче. И, конечно, важно, что после этого кризиса ситуация в стране изменилась чрезвычайно, мы получили тотальный контроль государства во всех сферах.

Стадия экономического спада, в которой мы находимся сейчас, будет продолжаться долго, кризис будет вялотекущий, мы будем выходить из него через обесценение валюты. Другого способа, по крайней мере пока, я не вижу.

— Усиление роли государства — это плохо или хорошо?

— Конечно, плохо. Потому что мешает эффективно заниматься бизнесом, тормозит многие процессы, приходится тратить массу ненужных усилий, чтобы доказать очевидное. Я сейчас занимаюсь подготовкой земельных участков под строительство жилых домов, и каждый день это влияние ощущаю на себе. По логике вещей, а вернее, нашей конституции, владелец земли, гражданин или организация, имеют право распоряжаться своей собственностью, они сами должны решить, выращивать там огурцы или строить дачу. Власти же говорят «нет». Приходится тратить массу сил, энергии, времени на сбор аргументов вместо того, чтобы заняться делом.

Потеря поколения

— Почему ты выбрал девелопмент?

— У меня два высших образования: техническое и финансовое. Мне это направление интересно: я прекрасно понимаю, как прокладывать коммуникации, строить дороги, межевать землю, формировать проекты и так далее.

— На фондовый рынок вернуться не пробовал?

— Какой же это рынок: как был 1% частных инвесторов на страну, так и остался.

— В августе 2007 года мы рассуждали о драйверах фондового рынка. В интервью «Немного энергии, немного желания» ты уверенно говорил, что придет молодое поколение, которое, цитирую, «не знает, кто такой Ленин, но горит желанием разобраться, как работают финансовые инструменты». Насколько я помню, маркетинговая, тарифная политика «Еврогрин» была ориентирована как раз на такого клиента. Почему он так и не оказался на бирже?

— Давай вспомним эмиссию ВТБ. Это изначально был чистый обман. Мы тогда с аналитиками считали возможную цену размещения и говорили: дороже 9,8 рубля акция стоить не может. Объявляются итоги — 13,8! То есть изначально цена была завышена как минимум на 25%, поэтому на вторичном рынке она и не могла расти. И те инвесторы, которые рассчитывали на рыночный рост бумаги и собирались на этом заработать, были, мягко скажем, разочарованы. Я очень благодарен нынешнему президенту за то, что он заставил ВТБ перед выборами рассчитаться с людьми. Инвесторы, которые усидели в этом странном IPO, смогли хотя бы вернуть свои деньги, правда, по цене размещения и на сумму не выше 500 тыс. рублей. Ну хоть что-то. То, что государство при этом получило длинные деньги по нулевой ставке, другой разговор. Та же ситуация с публичной эмиссией Роснефти, но ей удалось соблюсти лицо благодаря росту цен на нефть.

Идем дальше. Допустим, остались отчаянные, которые из этой истории не сделали выводов, и снова пришли на фондовый рынок. Им в брокерской компании говорят: подпиши кучу бумаг-предупреждений о рисках, никакой гарантии возврата инвестиций мы тебе не даем. А через дорогу — компания, торгующая на Форекс, где все прекрасно: никаких бумаг подписывать не надо, еще и тысячу долларов дадут, «плечи», только торгуйте. Через десять дней, человек, понятно, все про­играл, и свое, и занятое, и снова ушел разочарованный. Даже если предположить, что этот упертый инвестор накопил денег и снова пришел на рынок, его уже поджидают новые «помощники» — микрофинансовые организации, которые говорят: «ребята, несите деньги нам, мы выдадим их под 150% годовых и все вместе заработаем». Сколько бы МФО ни прикрывали растущие невозвраты высокой ставкой по займам, кризис этой системы, на мой взгляд, неизбежен. Это пирамида, а любая пирамида имеет свойство разрушаться.

В итоге сейчас на рынке осталась кучка частных инвесторов, видимо, сильно влюбленная в ценные бумаги, и она тает, потому что не понимает, как зарабатывать на рынке, на котором лично от тебя ничего не зависит. У нас рынок по-прежнему живет за счет инсайдерской информации. Да, есть закон, и в соответствии с ним даже одну особенно наглую компанию регулятор поймал. Но таких на рынке двести. Так что у нас сделано все, чтобы частного инвестора на фондовом рынке просто не стало.

— Это основная причина потери твоего интереса к этой индустрии?

— Не только. Я на рынке ценных бумаг с 1992 года, был на нем и инвестором, и профучастником, и выступал в качестве организатора торгов на ЕФБ. Я здесь знаю все. Так сколько можно? Но, конечно, рынок ценных бумаг меня не отпускает, видишь — каждый день записываю котировки.

— Ностальгируешь?

— Нет, скорее вижу перспективу работы на стыке разных сегментов. Готовить участки к строительству — не самая интеллектуальная работа. Но я вижу прекрасные возможности реализовывать проекты с использованием инструментов фондового рынка. Сейчас с землями, на которых раньше стояли колхозы и совхозы, полный бардак, люди, получившие в свое время паи, не знают, как и что с ними делать, и управляющие компании нередко используют эти незнания по своему усмотрению. Попросту обманывают людей.
Я знаю очень хороший инструмент, с помощью которого можно вести честную игру — паевой инвестиционный фонд.
В его управлении участвуют три структуры, функции которых разделены — управляющая компания, депозитарий и регистратор. Депозитарий хранит все выписки, а регистратор смотрит, какое имущество отчуждается, какие сделки с ним совершаются. Махинации в этой схеме провести не-воз-мож-но, интересы инвесторов защищены на 100%, об этом создатели западного инструмента уж точно позаботились. Я уверен, что если бы при строительстве объектов в Сочи использовались ПИФы, объекты были бы готовы как минимум два-три года назад и обошлись бы намного дешевле, потому что спецрегистратор никогда не пропустил бы заключения сделки на покупку кубометра щебня за 800 рублей, когда он стоит 100 — 200 рублей. У меня есть проект ПИФа, я буду стараться эти технологии реализовывать, чтобы создать прецедент и доказать, что в России так работать можно.

— То есть новые идеи есть?

— Конечно. Другой разговор, что, помня предыдущий опыт, я буду очень тщательно оценивать все риски и все факторы, которые влияют на бизнес сегодня.

— Например?

— Я уже говорил, что слишком много сейчас зависит от политики государства. Взять, например, ЭКСПО-2020. Я знаю, что на этапе подготовки заявки цена гектара промышленной земли с коммуникациями в Екатеринбурге дошла до 12,5 млн рублей, это почти как в Подмосковье, такого у нас никогда не было. Инвесторы начали вкладываться, потому что чиновники уверяли их в победе нашей заявки.
И когда начался конфликт вокруг вступления Украины в ЕС, фон резко поменялся, пошел слух, что Россию могут наказать. И наказали. Это означает, что тот, кто вложился, уже потерял деньги.

— Но может, с фондовым рынком еще не все потеряно? Есть же амбициозный проект создания из Москвы мирового финансового центра.

— Изначально фондовый рынок России взял за основу европейскую модель, где параллельно действуют два типа игроков — банки и финансовые компании. В США же доминировали всегда именно банки, которые оказывают клиентам и собственно банковские услуги, и предоставляют сервис на рынке ценных бумаг. Мне кажется, что у нас все движется к смене модели, не случайно крупнейшая и старейшая инвестиционная компания «Тройка Диалог» присоединилась именно к Сбербанку. На мой взгляд, это не очень правильно, поскольку имеет место конфликт интересов. Собственно кризис 2008 года в США и был спровоцирован наличием этого конфликта, когда банки, имеющие обязательства перед вкладчиками, взяли на себя несвойственную им функцию управления производными финансовыми активами. Зачем мы сейчас копируем неэффективную модель? Мне непонятно. Да, нам говорят, все делается с целью создания в России мирового финансового центра. Хорошо. Только я не вижу, чем этот финансовый центр будет заниматься: нет ни эмитентов, ни инвесторов. Последние капли доверия населения к рынку стерлись с завершением эмиссии ВТБ, и когда мы их вернем, пока неясно.

Новые рецепты

— С внутренними инвесторами понятно — их нет. А что делать с эмитентами, где и как их выращивать?

— Создавать новые производства. Другого способа подъема экономики, кроме как слезания с нефтегазовой иглы, нет. Освободите от налогов тех, кто сейчас создает новый перспективный бизнес, дайте возможность роста! Идей у предпринимателей масса, нужны ресурсы на начальном этапе. Инструменты для этого опять же есть. Например, венчурные фонды, через которые можно финансировать эти проекты на стадии организации производства и затем продавать их потребителям через ту же биржу. Я знаю один случай, когда ученый изобрел аккумулятор и нашел такой фонд. Инвесторы вложили 8 млн рублей в завод по производству аккумуляторов и затем продали его Газпрому, которому эти приборы позарез нужны зимой на газопроводах. Но не всем новаторам так везет. Поэтому таких фондов должно быть больше. Я сейчас как раз прорабатываю идею создания венчурного фонда. Уверяю, вопросов, куда вкладывать деньги, нет, предприниматели приносят массу отличных идей. А вот финансовых технологий и денег — дефицит. Экономика такой страны, как Россия, не может жить без фондового рынка. Нам нужна площадка для перераспределения денег между отраслями экономики, и биржа может и должна выполнять эту роль.

— Какие уроки ты извлек из предыдущего предпринимательского опыта?

— Во-первых, надо тщательно выбирать партнеров, они должны как минимум разделять твое видение бизнеса. Во-вторых, не вижу необходимости в нынешней ситуации, о которой я говорил выше, возвращаться к концепции публичной известной компании, как это было с «Еврогрин». Сейчас в России настало время камерного бизнеса, который предполагает тщательный анализ, учет всех рисков и сдержанный характер. Идеи и инструменты для реализации такой модели есть.