Надувные шторы для коровника

Фото - Андрей Порубов

Это — картинка из жизни, уходящей в прошлое. В конце этого года в Емуртлинском стартует животноводство самого высокого европейского класса. Каркас будущего комплекса уже стоит, для чистоты технологии все, от гвоздей до компьютеров, управляющих процессом, закуплено немецкое. Заживут коровы почеловечески. Правда, не местные, а голландские, 600 голов.

В следующем году с пуском второй очереди дойное стадо удвоится, давать коровы будут по 7,5 тыс. литров молока в год каждая. Нынешние 1200 буренок традиционной российской черно-пестрой породы, на 80% улучшенной за последние годы привозной голштинофризской, тоже показывают неплохие результаты: 5,6 тыс. литров. Когда Владимир Кумылин принял хозяйство, надаивали слезные 2,5 тысячи.

Живут в Емуртлинском вполне пороссийски. Классика жанра: новаторствующему председателю то дом запалят, то служебную иномарку сожгут. Никто не отрицает: хозяйство при нем быстро поднимается, прибыль увеличивается. Но она тут же вкладывается в производство, а сельчанам хочется роста личных доходов. Ждать лучших времен за 15 лет разрухи надоело. В прежде благополучном поселении все обветшало: дороги, магазины, спортзал. Тюмень и северные нефтегазовые города манят «сумасшедшими», с деревенской колокольни, зарплатами. Детям наказывают: закончишь институт — не вздумай вернуться. И только молодые специалисты из обновленной кумылинской команды говорят: «Перспективы развития здесь колоссальные — мы попали в программу нацпроекта. Дали нормальное жилье — можно строить и личные планы на будущее». И коммерческому директору Владимиру Рейхерту, и главному зоотехнику Алексею Загородникову нет еще и тридцати.

Ставим на красное или черное?

— Нацпроект поддержки АПК нужен и нам, и правительству: Россия на грани вступления в ВТО, мы должны подготовиться. Если успеем. Я надеюсь, страна получит особые условия для сельскохозяйственного сектора, иначе у нас будут большие проблемы. Начнут давить. Уже давят, — говорит Владимир Кумылин.

— Как?

— Когда шли июльские договоренности в «восьмерке», США требовали беспрепятственного ввоза своих говядины и свинины. Производство мяса там щедро субсидирует правительство, и по себестоимости оно гораздо дешевле нашего. Это будет удар по российской мясной отрасли: она в убыточном положении, поголовье КРС сокращается. Чтобы изменить ситуацию, нужны слишком большие инвестиции. Их нет.

— Зачем же вы строите комплекс?

— Их надо строить! Много и быстро. В Россию сегодня завозится более 30% мясной продукции, порог продовольственной безопасности перейден. Основная задача нацпроекта объявлена, но федеральных денег мы не видим. Кредиты дают под залог основных средств, стоимость которых в 2,5 раза превышает заемную сумму. Ставки платежей за оформление старых зданий и сооружений в качестве залоговой базы непрерывно растут: я заплатил 1,5 млн рублей за оформление нашей рухляди! К тому же чиновники любят громко объявлять о том, чего еще нет. После заявления, что Россия в большом количестве начнет покупать скот за рубежом, западные компании подняли на него цены. А расплачиваться будут крестьяне.

Помогает нам в приобретении скота и оборудования только правительство Тюменской области, оно же закрывает 50% расходов по строительной части комплекса. Мы потратили 10 млн рублей оборотных, теперь оформляем кредит еще на 50 миллионов. Готовый комплекс с оборудованием стоит 240 млн рублей, с голландским скотом — все 300 миллионов.

Мы много ездили, изучали опыт строительства этих коровников. Нашли оптимальное технологическое решение — компьютерное управление стадом. Датчики регулируют температурный режим, надувные шторы на окнах в зависимости от температуры в коровнике опускаются или поднимаются. Температура выше нормы — штора поднялась, запустила свежий воздух. И прочее. Окупаемость таких проектов небыстрая — 8,5 года. При хорошем субсидировании в Тюменской области можно справиться и за шесть лет. Но нас тревожит, как работает подрядчик — местная строительная компания. Нет у наших предприятий опыта строительства коровников европейского типа. Затягивают сроки. Нам же нужно деньги быстрей отрабатывать на получении молока и мяса.

Я хочу перестроить животноводческий сектор, превратить его в современное интенсивное и высокотехнологичное производство, в котором заняты всего три-четыре доярки. (Сейчас в СПК пять малокомплектных ферм молочно-мясного направления, по 200 голов дойного стада и около 300 голов молодняка на каждой. Работают десятки доярок. — Ред.) Но безработицы не будет: мы создаем рабочие места. Моя задача как руководителя — отслеживать рынки и «хватать» новые направления, позволяющие неплохо зарабатывать: создали и расширяем хлебопечение, открываем свои магазины. На следующий год запустим овощеводство — очень перспективный и высокорентабельный сегмент. С одной стороны, в рационе голландских коров должны быть корнеплоды, с другой — будем продавать морковь, например, на рынке.

— Не так давно перспективным у вас считалось и элитное семеноводство.

— Уже третий год нет хорошей цены на зерно. И в этом году она не появится: в Тюменской области перепроизводство зерна всех видов. Потребность — 900 тыс. тонн, а производится 1400 тысяч. Это плохо — любой бизнес должен планироваться. В европейских странах четко даются направления, куда двигаться производителям. Мы в этом отстаем, на все реагируем поздно.

— Но излишки можно продавать за пределы области.

— Бизнес рентабелен, если государство помогает им заниматься. На Западе производство зерна на экспорт субсидируется. Предприятие покрывает издержки. Российский экспорт географически ограничивается Краснодарским краем и Ростовом-наДону: остальные территории неконкурентоспособны. Если за 3 тыс. км везти емуртлинское зерно, представляете, по какой цене оно будет на терминале? На экспорт пшеницу из Тюмени отправлять невыгодно, пока нет экспортного субсидирования.

— Чем вас не устраивает межрегиональный рынок?

— Он для нас основной: мы много работаем с Екатеринбургом, Челябинском, Пермью, Нижним Новгородом, Иркутском. Элитные семена — сегодня самое выгодное и рентабельное направление в зерновом секторе. Но делать на них ставку в развитии бизнеса мы перестали, поскольку зерновой рынок все более нестабилен, и ближайшее время, учитывая сокращение поголовья, улучшения не предвидится. Сектор животноводства в стране попрежнему сужается. Именно потому мы решили участвовать в нацпроекте. Животноводство — наша точка роста.

Чем молоко лучше мяса

— Верно ли, что продуктивность стада используется только наполовину изза нэффективной кормовой базы?

— Не так однозначно: корма — только один из элементов повышения продуктивности. А все начинается со сложной селекционной работы. Мы завозили новый скот новосибирского хозяйства «Ирмень», скрещивали со своим, делали выбраковки. Учитывая, что поголовье по Тюменской области растет, а скоро повезем скот из Голландии, занялись, помимо фуражного зерна, семенами многолетних трав — улучшаем кормовую базу. На строящемся комплексе закрыли две ямы по 2700 тонн готового сенажа: перейдем на новые технологии — кормление консервированными кормами круглый год на всех наших фермах. Повторили у себя ирменский опыт: для увеличения белка в молоке посеяли через рядок кукурузу с китайскими кормовыми бобами. Получили очень хороший результат. Многие тюменские хозяйства пошли по нашему пути.

— Почему нужно покупать скот непременно на Западе?

— Мы вынуждены это делать. В России мало осталось не только племенного, но и просто хорошего скота: в течение года могут поставить 10 тыс. голов. А одной только Тюменской области нужно 12 тысяч. С завозом селекционного скота надо быть осторожным. Я очень переживаю, что мои специалисты не могут участвовать в отборе поголовья. Область централизованно закупает тысячи голов. А когда государство деньги дает, оно выбора не оставляет: бери что дают. Но мы хотели бы сами каждую корову посмотреть, прежде чем купить ее за бешеные деньги. На Западе серьезные ветеринарные проблемы.

Резерв у нашего нынешнего стада еще есть, он будет исчерпан на уровне 6,5 тыс. литров молока от коровы. Не все выжали. Но существует грань рентабельности. Я как руководитель не стремлюсь надоить от голландок непременно 8 тыс. литров, а потом получить убытки. Важен не вал молока, а цена, по которой мы его продадим.

— Как вы определяете грань рентабельности?

— Средняя рентабельность по хозяйству 40%. Это немного. Ее понижает животноводство: когда я принял хозяйство, рентабельность составляла 8%, теперь 27%. (Поэтому все мясокомбинаты сидят на импортной говядине для удешевления продукции, наша дорогая. Хотя сдаем мясо по цене ниже себестоимости. С молоком все наоборот). Постепенно будем уходить из мяса в молоко: оно, как и зерно, остается прибыльным. Даже «плохая» рентабельность зерна — 150%. Значит, работать на рынке можно. Допустим, приходит ко мне экономист: шеф, у нас все плохо. И я сокращаю расходную часть по всему хозяйству, ставлю планку: зерно не должно стоить дороже 1900 рублей за тонну.

— То есть вы определяете цифры, и они должны быть достигнуты?

— К этому стремимся. Иначе любое дело можно превратить в нерентабельное. В течение месяца смотрим, как по топливу идем: подорожало — надо снижать расходы. Комбайнерам говорю: никаких лишних перегонов, вечером оставляем машины на месте работы, выставляем охрану. Все до мелочей надо людям объяснять, чтобы они понимали задачи. Рентабельность достигается во многом управлением: нужно грамотно ставить цели и грамотно их достигать. Мне в рыночных реалиях жить интереснее, чем в совке, когда советовали, сколько посеять озимых и ржи. Хотя рынок у нас стихийный, государство принимает в нем мало участия.

Есть бизнесплан на пять лет, и есть годовой — чтобы не выйти за рамки финансовых возможностей. Кормовая база составляет половину структуры себестоимости, зарплата — 10 — 15%, остальное — электроэнергия и накладные расходы. Я всегда ставлю задачу выйти на 35 — 40 млн рублей прибыли. В этом году выйдем на 37 миллионов. 10% направляем на поощрение коллектива, остальное вкладываем в интенсификацию производства. Выработка на одного работника в 2005 году составила 230 тыс. рублей, в этом — достигнет 280 тысяч. А года четыре назад не превышала 140 тыс. рублей. Выработка растет не только за счет того, что поднимается стоимость продукции: увеличивается и ее объем. С вводом нового комплекса интенсивность использования рабочей силы резко усилится.

— Может ли агропредприятие в принципе быть выгодным, высокорентабельным бизнесом? Чего не хватает, чтобы превратить его в таковой?

— Я сегодня не вижу, как влияет на развитие сельского хозяйства федеральная власть, у меня к ней большой вопрос. Хотя наша областная помогает аграриям много. Слышал я на одном из совещаний в Москве, как министр сельского хозяйства Алексей Гордеев в очередной раз взывает о помощи: тоскливо становится. По-прежнему менее 1% выделяет селу федеральный бюджет. В Советском Союзе и то 16 — 18% было. О чем говорить?

— Что в приоритетах вашего бизнесплана? Чего хотите достичь?

— Мы нацелились создать один из лучших комплексов не только в области, но и в России, соответствующий мировому уровню за счет увеличенного поголовья, интенсивности производства, механизации. Нужен европейский стандарт содержания. Растет спрос на очень качественное молоко, а на старом оборудовании качества не добиться.

Дополнительные материалы:

Сельскохозяйственный производственный кооператив (СПК) Емуртлинский (Упоровский район) — крупнейшее в Тюменской области частное предприятие. Производит молоко, мясо, элитные семена зерновых культур. Из 120 млн рублей выручки за 2006 год 70 миллионов пришлось на животноводство.

Владеют кооперативом 200 пайщиков. Штат — 540 работающих. По финансовым результатам 2005 года СПК вошел в пятерку лучших сельхозпредприятий области наравне с мощными птицефабриками. Динамично развивается с 2000 года, когда председателем стал Владимир Кумылин, ранее работавший в нем главным агрономом.