Какие регионы и города примут на себя удар коронакризиса
CОVID-19 отбросит самые развитые регионы и города, и сильнее всего — продвинутый Екатеринбург. Властям надо добиваться роста трансфертов из федерального бюджета, считает профессор географического факультета МГУ Наталья Зубаревич
Российские правительство начинает поиск решений для восстановления экономики. Ученые полагают, что в построении посткризисной модели опираться следует на оценку масштаба и характер кризиса. С какими проблемами столкнутся субъекты федерации макрорегиона Урал и Западная Сибирь, рассказала в ходе лекции ХII Школы экономического анализа Ассоциации независимых центров экономического анализа (АНЦЭА) профессор кафедры экономической и социальной географии России географического факультета МГУ Натальи Зубаревич. Представляем основные тезисы лекции.
Не отскочили
Чтобы рассчитать базу, с которой экономика вошла в новый кризис, достаточно посмотреть на ключевые индикаторы — динамику промышленности, инвестиций, доходы, потребление и уровень бедности.
По статистике, промышленность макрорегиона вышла из прошлого кризиса 2014 — 2015 годов без существенных потерь: в большинстве регионов выпуск в 2019 году показал рост в 10% к докризисному периоду. Некоторые продолжили демонстрировать феноменальную динамику промпроизводства и в этом году. Так, в Тюменской области прирост за первый квартал этого года составил 29%. Но уже к марту началось повсеместное торможение. В Ханты-Мансийском округе сжатие началось из-за сокращения добычи и снижения цен на нефть, в Челябинской области — из-за спада спроса в металлургической промышленности. И даже статистика по Ямало-Ненецкому округу, который показывал исключительные темпы весь 2019 год, перестала быть оптимистичной из-за снижения спроса на газ.
Однако динамика инвестиций перестала расти с 2013 года. Из субъектов УрФО максимально провалилась по этому важнейшему критерию Свердловская область — 15% к докризисному периоду.
В жилищном строительстве с 2015 по 2018 год спад составил 12%. Начали отжиматься в 2019 году, показав рост на 5%, но спад не преодолели. И в 2020 году сектор стал сыпаться дальше. Чемпионом по вводу жилья несколько лет была Тюменская область, а поскольку у отрасли большой мультипликационный эффект, регион, вероятнее всего, острее других почувствует провал.
Розничная торговля в целом вошла в новый экономический спад с результатом минус 8% к докризисному периоду. В 2019 году сегмент показал небольшой рост, но он не покрыл жесточайшего спада 2015 года.
И только в 2020 году вдруг случился праздник: мартовские показатели ритейла к февралю показали рост на 10% во всех регионах Урала. За этими цифрами — ажиотажные закупки населением после падения курса рубля и затоваривание продуктами в преддверии посадки на карантин в коронакризис. Но это временная история.
Российский рынок труда формально не демонстрирует проблем: официальная безработица выросла с 700 тыс. до 1,4 млн человек. Но на деле потеряло работу гораздо больше людей, просто в России сложно пройти через узкое горлышко службы занятости. Рынок труда у нас регулируется не через увольнения, а через снижение заработной платы, перевод на неполную рабочую неделю, отпуска без сохранения содержания и другие решения. Часть людей уходит в серый сектор экономики, и это провоцирует рост неформальной занятости.
В неформальном секторе сейчас трудится около 20% всех занятых, и эти люди не могут рассчитывать ни на какую помощь государства. По-человечески это плохо, но логика государства жесткая и простая: «не платите налоги — нет помощи». Поэтому реакция неформального сектора в этот кризис будет находиться в центре внимания исследователей. По ощущениям, он не сократится, потому что переход в белую зону — это более затратная история.
Причем неформальная занятость это в большей степени периферийная занятость. Поэтому пятая часть населения страны, причем скорее нестоличная, этот кризис будет переживать очень тяжело.
Показатели уровня бедности также говорят о том, что Россия пришла к новому кризису, не преодолев старый. На конец 2019 года уровень официальной бедности составил 12,6 — 12,7%. До кризиса было 10,9%. Но уровень бедности меряется в абсолютных числах: черта бедности определяется в рублях и соотносится с уровнем прожиточного минимума. Прожиточный минимум в непростой период с 2014 по 2019 год рос гораздо медленнее, чем индекс потребительских цен. При этом индекс меряют по средней структуре покупок людей, а прожиточный минимум имеет свое наполнение, в котором половину составляет еда, это такая норма бедных. И в этой еде половина — это картошка, хлеб, хлебобулочные изделия и овощи, на которые цены растут не сильно. Поэтому у нас получается, что прожиточный минимум рос в разы медленнее, чем индекс потребительских цен.
Об искажении картины говорят и результаты опросов населения. Замеры показывают, что у 1% населения не хватает даже на еду, у 14% на еду еще средства находятся, а на одежду и обувь уже с трудом, а еще 30% могут себе позволить только одежду, еду и оплату ЖКХ. А если сломался холодильник, то уже проблема.
Россия достаточно бедная страна, но мы эту бедность, как и смертность от коронавируса, измеряем по критериям развивающихся стран, причем с абсолютным порогом бедности. Если бы мы мерили бедность по европейским критериям, а это значит, что к бедным относится население с доходом ниже 60% от медианного значения, то в России этот индикатор был бы на уровне 25 — 29%. И это гораздо ближе к реальной жизни, чем официальные измерения.
Недостаток ресурсов домохозяйства компенсируют через потребительское кредитование: именно поэтому сейчас в России объем кредитов, который набрали люди, практически равен объему федерального бюджета. И с этим багажом российские граждане вышли в новый кризис. А поскольку доходы не растут, возникает риск роста просрочки. На начало 2020 года уровень неплатежей составлял 6,5%, но участники рынка говорят, что концу года будет 20%.
Гнезда пострадавших
Таким образом, Россия вошла в новый кризис, не компенсировав последствия прошлой рецессии. А на них уже накладываются эффекты, вызванные ограничением деловой активности. По расчетам РБК, сделанным на основе Сберданных, в апреле вполовину упали продажи бытовой техники и электроники, на 72% — выручка кафе, баров и ресторанов, на 70% — продажа мебели и сектор развлечений. Резко рухнула выручка от продажи одежды, обуви, аксессуаров, доходы гостиничного бизнеса. Стоят турагентства, салоны красоты.
И это все рыночные услуги. Поэтому главные пострадавшие в этом кризисе — не большие промышленные предприятия, а поставщики рыночных услуг, которые гнездятся в крупнейших городах, потому что там на них есть спрос.
Российская экономика с таким набором вызовов сталкивается впервые.
Но только тогда, когда мы поймем, что и как посыпалось, можно думать, в какую сторону должны сдвигаться меры поддержки.
Государство все время спасало заводы, чтобы люди не вышли на улицу с протестами. Большой завод может это легко устроить, а парикмахеры вряд ли рядами и колоннами пойдут к областной администрации. Получается, что рисков особых для власти и нет. Ну будут люди плохо жить, но протестную активность они аккумулировать не способны. Поэтому так долго меры по поддержке малого и среднего предпринимательства ограничивались в основном отложенными платежами. И только в последнее время, когда стало ясно, что недовольства слишком много, пошли более эффективные решения. Надо ведь еще и за Конституцию проголосовать.
По нашим расчетам, доля занятых в отраслях групп риска составляет примерно 14 — 15% общей численности занятых. На Урале самый большой показатель у Свердловской области: здесь в пострадавших отраслях работает 326 тыс. человек; в Тюменской области — 268 тысяч; в Челябинский — 246 тысяч. И в основном этот бизнес сконцентрирован в областных центрах.
Поэтому в Екатеринбурге будет много вопросов по восстановлению. Это был по рыночным услугам один из сильнейших городов страны. И ужас состоит в том, что самый продвинутый, самый модернизированный город с самой большой долей конкурентного бизнеса сейчас получает удар, сильно откидывающий его назад.
Быстрого восстановления не получится. По оценкам экономистов, реальные доходы населения к докризисному периоду упали на 7%, а в 2020 году упадут еще на 5 — 7%. А как будут подниматься рыночные услуги, за которые население платит рублем, большой вопрос.
Проиграет сильнейший
Вторая зона риска, о которой пока говорят очень скромно, — состояние бюджетов. А это будет чудовищным ударом. Федеральный бюджет посыплется, потому что он нефтезависим. Там будет падение на 4 трлн рублей, и именно туда пойдут средства ФНБ — на покрытие этих выпадающих доходов и дыр в пенсионном, медицинском, социальном страховании.
Апрельская статистика говорит о том, что основания для тревоги есть: доходы бюджета за этот месяц упали на 30%, при этом сборы налога на прибыль — на 40%, НДФЛ — на 14%.
Расчет на основе данных Федеральной налоговой службы позволяет сделать анализ по конкретным регионам за апрель: в Пермском крае налог на прибыль снизился в три раза, НДФЛ — на треть; в республике Коми — в пять раз и на 11%; в Калужской области — больше чем на треть и на 16%; в Мордовии — в два раза и на 12% соответственно; в Якутии прибыль ушла в минус, НДФЛ сократился на 13%. И мы прекрасно понимаем, что для уральских регионов это будет большая головная боль, прежде всего потому что они опираются на отрасли промышленности, которые сильно просядут в этот кризис.
В отраслевом разрезе с очень сильным сжатием спроса столкнется металлургия. Половину ее продукции внутри страны потребляет строительный сектор. Если стройки не восстановятся, то сбыта не будет. Внешние рынки не компенсируют падение, потому что Европа сократилась в спросе, а поставки в Китай ограничены пропускными способностям логистики. Большие проблемы будут у нефтяной отрасли в связи с необходимостью сокращения добычи в рамках соглашения ОПЕК+. Старые месторождения в ХМАО, скорее всего, придется закрывать. Прибыльность отрасли усохнет.
Тяжело снижение налога на прибыль почувствуют Тюменская область, ХМАО, а также области с базовыми отраслями металлургии — Свердловская и Челябинская.
По НДФЛ падение будет более-менее равномерным — на уровне 15% по всем субъектам. Исключение составит Свердловская область: доля НДФЛ доходов от рыночных услуг здесь выше, и потери будут больше. С проблемой занятости столкнутся крупнейшие города. На периферии, скорее всего, вырастет неформальная занятость, при этом пока не до конца понятно, как там люди будут адаптироваться. Прямой помощи с вероятностью на 99% люди не получат, разве что через детские пособия.
Многие субъекты федерации в период ограничений предоставили налоговые преференции малому и среднему бизнесу, и это тоже выпадающие доходы, но для Уральского региона в силу специфики экономики это некритично. Проблемы с ограничениями деятельности малого и среднего бизнеса для Урала в наибольшей степени выльются в риски, связанные с занятостью.
При этом возможности региональных бюджетов ограничены не только из-за снижения доходов, но и из-за роста расходов. В 2019 году регионы обязали выполнять национальные проекты, и в связи с этим расходы у многих выросли. Конечно, центр обещал софинансировать проекты, но доходы регионов росли непропорционально выполненным обязательствам по нацпроектам со стороны федерации.
В итоге на территории макрорегиона хороший профицит сложился только у Тюменской области и Ханты-Мансийского округа. Свердловская и Челябинская области вышли в кризис с дефицитом. Никакого запаса прочности у большинства субъектов федерации нет. И сейчас важно понять, как поведет себя федеральный центр в этом вопросе.
Для этого стоит посмотреть на практику предыдущих кризисов. В кризис 2008 и 2009 годов объем трансфертов регионам подпрыгнул с 1,2 до 1,6 трлн рублей. А вот в кризис 2015 года доля трансфертов снижалась. Да, чуть добавили в 2018 году, потому что тогда были президентские выборы, а в 2019 году добавили на национальные проекты. Но национальные проекты — это финансирование дорог, транспортных и инфраструктурных проектов. Можно ли эти деньги использовать для затыкания бюджетных дыр, большой вопрос. Это нецелевое расходование средств.
Между тем, по прогнозу Института развития НИУ ВШЭ, потери бюджетов субъектов федерации в этом году составят как минимум 1,3 трлн рублей, а пока регионам добавили только 200 млрд рублей на неотложные нужды и 81 млрд рублей на медицинские и эпидемиологические мероприятия. Самая тяжелая ситуация у бюджетов будет во втором квартале. И проблема заключается в том, что со стороны федеральной власти нет внятного суждения о том, как помогать субъектам федерации.
Москве, может, и не надо помогать, у нее денег много. И Ямал как-то переживет. Положение Курганской области при уровне дотационности почти 50%, наверное, сильно не ухудшится. А вот у Свердловской области будут вопросы. Сейчас больнее всего будет крупным городам с продвинутой экономикой и большим уровнем рыночных услуг. Плохо также придется развитым регионам с большой долей налога на прибыль, они грохнутся сильнее относительно среднеразвитых и депрессивных.