Экзамен на безупречность

Это был фестиваль «предельной» музыки. Если использовать модную в последнее время в Перми манеру удваивать названия, которая появилась после переименования театра драмы в Театр-Театр, то можно сказать, что это была «музыка-музыка» - музыка в превосходной степени и в новом понимании.

В музыку превращалось все: крик в мегафон, шуршанье бумаги, стук капель воды, темнота и свет, движение воздуха и даже тишина. Такова была атмосфера Дягилевского фестиваля 2012 - первого фестиваля, задуманного и организованного лично художественным руководителем Пермского театра оперы и балета Теодором Курентзисом.

Фестиваль был обращен к тем, кто понимает. Любителям популярной классики и раскрученных имен делать на этом пиршестве гурманов было нечего. Некоторые завсегдатаи камерных концертов пришли поначалу на фестиваль - и больше не приходили. Произошел естественный отбор первичного зрителя. На протяжении всего фестиваля со сцены неоднократно как заклинание звучало: «Дягилев был новатором. Будем следовать его традициям!», и поэтому на фестивале звучала музыка ХХ и XXI веков, кое-что было написано буквально позавчера.

По сравнению с прошлыми годами, когда фестивалем заправлял прежний худрук театра Георгий Исаакян, программа была не слишком плотной и не слишком многолюдной, однако в ней было рекордное число событий, к которым лучше всего подойдет характеристика «сенсация».

Для себя...

Несомненно, к разряду сенсаций относится российская премьера оперы Паскаля Дюсапена «Medeamaterial» - ультрасовременный парафраз на тему античного мифа и барочной музыки. Для всех зрителей, и не только пермских, оказалось два открытия в одном: открытие вселенной оперного постмодернизма и открытие певицы Надежды Кучер. В музыке Дюсапена так много интересных перекличек с барокко, что улавливать и осмыслять их - особое удовольствие. Не меньшее удовольствие и тренировку для мозгов представляет собой текст Хайнера Мюллера - образец словесного минимализма, где каждое слово наделено особо концентрированным смыслом, а общая сюжетная канва лишь проглядывает, и нужно внимательно вслушиваться и вчитываться, чтобы ее отслеживать. Музыка старается соответствовать литературной основе: Дюсапен не стопроцентный минималист, но язык минимализма освоил блестяще, пользуется им с виртуозностью. Для исполнения такой музыки необходимо особое чувство звука, и музыканты из оркестра MusicAeterna под руководством Теодора Курентзиса проявили в полной мере. А главной героиней вечера стала героиня оперы Медея в исполнении Надежды Кучер, которая показала великолепную форму - певческую, актерскую и просто женскую. Ее пение было очень умным: продуманным и прочувствованным. Казалось, что она осознала и пережила каждую ноту и каждое слово, и смогла донести и музыку, и текст, и собственные переживания до каждого зрителя.

Умное, интеллектуальное музицирование стало ключевой позицией программы фестиваля. Здесь речь идет не об исполнительском мастерстве, не о сценическом драйве (и то, и другое уже само собой разумеется), а об интеллектуальном проникновении в музыкальное произведение. Именно такое отношение к музыке характерно для плеяды пианистов, приглашенных на фестиваль. Каждый из них дал по нескольку концертов: Антон Батагов играл Баха, Мортона Фельдмана и собственные произведения, Кристофер Тейлор из США исполнил «20 взглядов на младенца Иисуса» Оливье Мессиана и вместе с Иваном Соколовым принял участие в ночном piano-gala. Это событие, кстати, многое объясняет в философии Дягилевского фестиваля и мировоззрении Теодора Курентзиса.

Дело происходило в Доме Дягилева - символичном для фестиваля пространстве. Камерный зал погрузился в темноту, светились лишь «холодные» огни над пюпитрами. На полу появился пушистый ковер, вместо первых рядов стульев - подушки. «Я хочу, чтобы у вас было два часа счастья», - сказал Курентзис, комментируя таким образом традиционное напоминание о необходимости выключить мобильные телефоны. И два часа счастья настало - музыканты играли словно для себя, а не для публики.

«Для себя, а не для публики» - ключевая фраза, объясняющая бескомпромиссность Курентзиса и его соратников. Идти на поводу у публики - значит пренебречь высшими идеалами. Это касается и программы фестиваля в целом, и отдельных событий. Так, произведение Владимира Николаева «Геревень», премьера которого состоялась в рамках фестиваля, Курентзис охарактеризовал как «музыку, которую композитор пишет так, будто ее никто не будет слушать, кроме него».
«Геревень» был написан по заказу Пермского театра оперы и балета как парное произведение к «Свадебке» Стравинского для того же состава исполнителей - четыре рояля, перкуссия и хор (необходимость присутствия четырех пианистов для этой премьеры объясняет обилие фортепианных концертов в программе фестиваля). Идея не только себя оправдала, но и стала источником множества особых впечатлений: может быть, впервые в Перми были продемонстрированы возможности современной музыки, сочетающей мелодическую абстрактность с выразительностью, яркую характерность с этническими корнями. Эта музыка включала в себя и «птичий» язык, на котором поют хор и солисты (Кручёных с его «дыр бул щыл» порадовался на том свете), и разнообразную «шумовуху». Перкуссия здесь - основа изобразительных средств, а рояли - лишь помощники.

Публика, от души аплодируя, в то же время недоумевала: какие под такую музыку будут танцы? Ведь театр планирует поставить балет «Геревень» в хореографии Раду Поклитару, который будет идти в один вечер со «Свадебкой» в постановке Иржи Килиана.

...И все-таки для публики

Завершением фестиваля стал грандиозный симфонический концерт. Четыре часа фестивальный оркестр MusicAeterna, усиленный лучшими молодыми музыкантами из Москвы (и немного из-за рубежа), играл большую во всех смыслах музыку. Выбраны были звучные, эффектные произведения, позволяющие показать весь блеск оркестра и его солистов - Первый фортепианный концерт Брамса, «Жар-Птица» Стравинского, «Ромео и Джульетта» Прокофьева. Сердце замирало от того, насколько виртуозно скрипачи выводили красивейшие пассажи из «Ромео и Джульетты»... И грустно было от мысли, что эта музыка никогда так не звучала в то время, когда в Перми шел балет «Ромео и Джульетта» в постановке Николая Боярчикова. На «бис» сыграли «Болеро» Равеля, и становилось не по себе от элегантной легкости, с которой барабанщик выбивал сложный ритм. Теодор Курентзис за дирижерским пультом являл отдельное шоу - «Болеро» в его исполнении превратилось в танцевальный спектакль.

Состояние слушателей этого концерта, который можно было увидеть и услышать совершенно бесплатно (он транслировался на большой экран, установленный в Театральном сквере, а зрительские места на свежем воздухе были заботливо прикрыты от дождя шатром), легко охарактеризовать как эйфорию. Это не просто удовольствие от прекрасной музыки в прекрасном исполнении, но чувство приподнятости и одновременно ощущение рубежа: отныне мы живем в новом мире, в новой реальности, и возвращение в прежнюю реальность невозможно.

Приподнятое настроение волшебством создавалось на протяжении всего фестиваля: все время возникали неожиданные поводы радоваться. 19 мая, например, с небывалым подъемом прошла «Длинная музейная ночь»: тысячные толпы взрослых и детей с воздушными шарами и цветами прогуливались от художественной галереи к краеведческому музею и обратно, зрители фестиваля вливались в это праздничное гулянье после концертов, а в Театральном сквере отплясывали свой линди-хоп молодые люди, увлекающиеся социальными танцами. Казалось, все это происходит не в Перми. Во всяком случае, не в прежней Перми.

Именно фестиваль позволил понять, каким подарком стал для Перми Теодор Курентзис, почему его так легко и радушно приняли те же пермяки, которые не желают принимать Марата Гельмана с его «современным искусством». Все-таки настоящее, хорошее, бескомпромиссное искусство невозможно сымитировать. Разумеется, первый «Дягилевский фестиваль имени Курентзиса», как назвал его портал OpenSpace, не избежал придирчивых сравнений с предшественником - фестивалем «Дягилевские сезоны» под руководством прежнего художественного руководителя Пермского театра оперы и балета Георгия Исаакяна. Но уже со следующего года, когда сравнения будут исчерпаны, фестиваль, а вместе с ним Пермь без оглядок и оговорок погрузятся в стихию безупречной музыки.