«А мы что, не народ?»
Обсуждение выступления Константина Райкина на съезде Союза театральных деятелей РФ
Выступление 24 октября Константина Райкина на съезде Союза театральных деятелей РФ спровоцировало острейшую дискуссию о цензуре и госзаказе в искусстве. Он резко раскритиковал власть, поощряющую наезды на искусство — «беззаконные, экстремистские, наглые, агрессивные, прикрывающиеся словами о нравственности, о морали, и вообще всяческими высокими словами». Затронул финансовые отношения между театром и государством: с помощью денег оно пытается ввести цензуру, «установить возможную границу. Зачем? <…> И кто на ней будет пограничником?».
25 октября последовала реплика предводителя «Ночных волков» Александра Залдостанова (Хирурга): «Под видом свободы эти райкины хотят превратить страну в сточную канаву, по которой текли бы нечистоты». В тот же день в дискуссию вступил Дмитрий Песков: он предложил мотоциклисту извиниться и заявил, что цензура недопустима, но «государство при условии бюджетного финансирования имеет право обозначить ту или иную тему произведения».
29 октября сообщалось, что министр культуры Владимир Мединский поговорил с худруком «Сатирикона» по телефону, стороны прояснили позиции и принесли друг другу извинения за эмоциональность. Однако…
Рамзан Кадыров
<…> Я полностью поддерживаю в этом вопросе настоящего патриота России, друга и БРАТА Александра Залдостанова <…> Я не совсем понимаю, как можно требовать от Залдостанова извинений за мнение, которое близко миллионам россиян.
Андрей Звягинцев
<…> Если помните, есть такая вульгарная шутка: «Кто девушку ужинает, тот ее и танцует». Примерно таково и представление власти об искусстве. Ключевая черта, свидетельствующая о безнравственности нашей власти, в том и состоит, что она совершенно убеждена: деньги, которыми они распоряжаются, принадлежат им. Они с какой-то удивительной легкостью изъяли из своего сознания простую и очевидную мысль, что это не их деньги, а наши.
Виктор Шендерович
<…> Это наши деньги — налогоплательщиков. А вы все приперлись за наш стол и жрете. А нам кидаете объедки с нашего стола — и еще за эти объедки заставляете целовать вам руки. Райкин вам ничего не должен; он должен мне. И свою работу передо мной, зрителем, он исполняет отменно. Десятилетия напролет. А ваше дело — не мешать великому артисту Райкину, великому кинорежиссеру (ну, не великому, не важно, — замечательному, большому) Звягинцеву снимать фильмы, музыкантам играть, писателям писать. <…>
Евгений Миронов
Что делать, когда агрессивные невежи влезают в сугубо профессиональную деятельность, пытаются дискредитировать понятия «художник», «творчество», «свобода»? Объяснять, что «Даная» — не порнография, «Купание красного коня» — не пропаганда гомосексуализма, а «Лолита» — не манифест педофилии? Нашу профессию мы понимаем лучше всех, и те нелепые границы, которые нам пытаются поставить, могут привести только к одному — к деградации. Нужно, чтобы общество в каждой сфере деятельности научилось опираться на ответственных профессионалов, а не на праздных невежд, ряженых и самозваных блюстителей морали.
Виталий Милонов
У Райкина не хватает популярности, чтобы свести концы с концами. Он просит народные деньги — бюджетные. Люди работают, платят налоги, его из них финансируют. Но Райкин говорит: «Вы — народ быдло, не смейте мне указывать, что ставить, а что не ставить!» <…> Когда заканчивается талант, начинаются провокация, пошлость, грязь.
Павел Лунгин
<…> У нас сейчас прямой цензуры нет. Но получилось так, что цензура осуществляется снизу «инициативными группами» малообразованных людей. Цензура как бы делегирована им. Они теперь решают, нужен ли нам Вагнер, они ломают скульптуры, они обливают зеленкой детей, приехавших на исторический конкурс. Они стали «гласом народа». Полиция бездействует, а власть не дает оценки погромщикам. А мы что, не народ? <…> Мы констатируем: что-то тревожное и неправильное происходит в нашем обществе. Художник чувствует себя в опасности. Сам процесс творчества становится подозрительным.
Владимир Познер
<…> Нынешние радетели за так называемую чистоту нравов, те, которые с возмущением кричат об оскорблении чувств верующих христиан, мусульман и прочее, ничем не отличаются от фанатичных членов ИГИЛа (организации, запрещенной в РФ), которые, к возмущению всего мира, разрушали и разрушают уникальные памятники старины, потому что они, эти памятники, оскорбляют их религиозную веру. Это варвары, не больше и не меньше. Страшно подумать, что нынешние «борцы» за нравственность сделали бы, если бы пустили их в Лувр, в Античный музей Афин, в Уффици, где полно картин и статуй обнаженных мужчин и женщин, и даже детей с вполне видимыми вторичными половыми признаками. В Ваших критиках и противниках говорит неграмотность, комплекс неполноценности, жажда разрушения и полное отсутствие толерантности ко всему, что им не по душе.
Эдуард Лимонов
Все эти театральные свары похабно выглядят. С ножом к горлу лезут к государству, требуют денег, и государство дает, чтоб не воняли. <…> Кому нужен сегодня театр, который давно перестал быть искусством? Да ничтожному количеству людей. Даже кино уже мало кому нужно, а театр стал развлечением уходящей интеллигенции, полинялых старушек и старичков. Современные пьесы — дурь дурью, от десятитысячных если не стотысячных по счету представлений дядей Вань, Трех сестер и Вишневого сада <…> сдохнуть можно с тоски. Но Райкины насильно пытаются впихнуть в русские горла все это замшелое дореволюционное нытье. <…> Такое впечатление, что, <…> имея уже более или менее здоровую почти национальную внешнюю политику (хотя с минскими соглашениями напортачили и Харьков бросили под бандеровских оккупантов, и в Сирии окриков США боятся), российское государство имеет фактически буржуазную, либеральную культурную политику. Послушно следуя в культуре в фарватере советской власти, отказавшейся в конце концов от революционного искусства и адаптировавшей взамен буржуазную пошлость.
Замминистра культуры Александр Журавский о телефонном разговоре главы Владимира Мединского и Константина Райкина (пресс-релиз министерства культуры от 30 октября):
<…> Министр исходил из побуждений по-человечески и по-христиански всем нам понятных — преследуя цель достижения мира в театральной семье <…>. Трактовать это как согласие со всем тем, что было сказано Константином Аркадьевичем за последние дни — неверно. При этом министерство по-прежнему считает в целом справедливой свою оценку финансовой обеспеченности театра, а претензии в цензуре — эмоциональными и безосновательными.