Русская литература — сумасшедшая жена*

Поэзия

Поэзия

Вернуть русскую поэзию в жизнь современного общества — цель образовательного проекта Андрея Санникова

Весной этого года в Екатеринбурге заработала первая в России онлайн-школа поэзии «Земля Санникова».

— Русская поэзия — вершина национального духа, нравственное и художественное основание общества. Без присутствия в нашей жизни Пушкина и Блока, без Маяковского и Есенина, без Заболоцкого и Кузнецова мы и в самом деле всего лишь «страна-бензоколонка». Сегодня русская поэзия обитает в двух несоединяющихся «резервациях»: классическая русская — в школьном курсе литературы, а современная — в замкнутой и токсичной среде литературной тусовки.

Это ненормально, считает автор социального проекта, поэт, журналист и общественный деятель Андрей Санников. Он собирается вернуть русскую поэзию в жизнь общества.

Среди сияющего горя невыносимой немоты

— Начнем с того, что я один из двух живущих на Урале персонажей (второй — Виталий Кальпиди), которые вошли в качестве «живых классиков» в академический учебник «Поэзия». С 2016 года я — живое учебное пособие, меня полагается изучать студентам-русистам по всему миру, — смеется Андрей. — Так вот, в 2006 году я набрал литературный семинар «ЛебядкинЪ». О нем в энциклопедиях написали — «легендарный». Гениальные семинаристы: Ивкин, Чешева, Гришаева, Быков, Семенцул, Кротова, Лихоманова — человек 20 из них теперь в большой литературе, у всех книги, премии. Потом возможность очно вести семинар исчезла, но я обильно консультировал желающих научиться стихам по интернету. Я просто не могу без этого: мне надо объяснять кому-то, как прекрасны стихи, как надо присоединять друг к другу слова, как и зачем в поэзии надо поступать вот таким-то образом. Я похож на курицу, которая все время своих цыплят кормит вкусными червяками и оттаскивает от воды, у меня просто материнский инстинкт какой-то по отношению к нашей поэзии: мне надо ее обустроить, обиходить.

А чтобы русскую поэзию обустроить, не надо орать пьяным голосом о том, что ты гений, не надо голым на Красной площади читать антипутинские стихи. Надо рассказать людям для начала о том, какие стихи хорошие, а какие обычные, какие надо читать, а какие — ни в коем случае. Ну в самом деле, приходя в стандартный книжный магазин, человек натыкается на чудовищную ситуацию. Там нет современной поэзии. Он находит там пять изданий Резника, шесть изданий Рубальской, творчество Розенбаума в рифму, двенадцать изданий Губермана вплоть до размера со спичечный коробок. Всё. Ни Сосноры, ни Кальпиди там нет.

— А запрос на знания о том, как слагать стихи, в обществе есть?

— Человек отличается от любого другого существа тем, что обладает речью. А поэзия — это высшая форма речи. Почему тетя Лида из Алапаевска на свадьбе вдруг начинает молодых поздравлять в дурацких самодельных стихах? Мы смеемся над ней, отводим глаза, нам неловко… Или почему мальчик объясняется девочке в любви с помощью корявых рифм? Да потому что оба эти персонажа полагают, что есть ситуации, где обыденная речь неуместна. Человек понимает, что в высший момент существования (война, любовь, горе, счастье) он должен говорить по-другому, необыденно. И тот, кто испытывает в этом потребность, должен иметь возможность найти образцы высшей речи. А их как бы и нет, и это проблема. Сейчас русская поэзия существует в двух резервациях. Первая — это школьное образование, где обитает классическая русская поэзия. Вторая — очень токсичная узкая литературная тусовка. И эти среды не пересекаются. Поэтому молодой человек, у которого есть потребность писать стихи, берет себе в качестве примера классическую поэзию и начинает, опираясь на ее нормы, говорить о современности. А у него не получается.

Хорошо быть электриком в темной стране

— А школы поэзии в стране есть?

— В России лучшая школа поэзии была организована Евгением Владимировичем Туренко (1950 — 2014) — в Нижнем Тагиле. Ее «выпускниками» стали многие русские поэты «первого ряда» — Алексей Сальников, Екатерина Симонова, Наталья Стародубцева, Елена Сунцова, Татьяна Титова, Вита Корнева, Руслан Комадей. С уходом Туренко школы такого уровня больше нет.

— Можно ли сформулировать базовые правила стихосложения?

— Русская поэзия по преимуществу — силлабо-тоническое стихосложение, использующее измерение дыхания, одна строка равняется одному выдоху. Силлабо-тоническая поэзия оперирует скоростью этого выдоха, ударение используется с большим удовольствием и эффектом. В русском языке при ударении ты выдыхаешь в два с половиной раза больший объем воздуха, чем при произнесении простых гласных звуков. Предположим, в слове хорошо на последнем «о» ты выдыхаешь больше воздуха, чем в первых двух случаях. И вот регулируя дыхание длиной строки, количеством ударений, силлабо-тоническая поэзия на самом деле производит с человеком эйфорические вещи — она распоряжается его дыханием. Человеческая речь — это именно звучащий выдох.

Мы всегда имеем дело со стихотворением как с предметом. Моя задача как раз в этом — научить создавать такие предметы. У многих людей есть настойчивая потребность говорить в классической форме, но современной речью, и мало кто их этому может научить

Когда человек занимается силлабо-тонической поэзией, он на самом деле занимается проблемами построения не только волшебного, «гипнотического», но и физиологического воздействия на слушателя. Человек ведь, слушая красивые стихи, испытывает в первую очередь не интеллектуальную эйфорию, он испытывает физиологическое наслаждение. Самый распространенный пример — русские детские стишки. Мы читаем их, и у нас наступает ослепительное, необъяснимое удовольствие. Все знают скороговорку «Ехал грека через реку». С точки зрения логики в этой истории про нелепого иностранца ничего нет. Но нам почему-то она очень нравится. А почему? А вот возьмите и вычеркните из стишка про греку все согласные, оставьте только гласные. И вы увидите чрезвычайно тонко и точно, виртуозно выстроенный выдох.

Силлабо-тоническая поэзия предполагает, что человек при создании стихотворных текстов должен на математическом уровне обладать способностью мгновенно учитывать все факторы — гласные, согласные, скорость дыхания, тип гласных, йотированные, не йотированные, иначе этот человек не сумеет создавать предметы, являющиеся совершенным звуком. Стихотворение — это ведь реальный предмет.

— Имеющиеся школы эти детали не раскрывают?

— Обычно занятие при обучении поэзии проводят следующим образом: слушателям рассказывают об обстоятельствах, при которых был создан этот текст, детально описывают биографию несчастного поэта. Какое отношение имеет все это к устройству текста, к причинам его воздействия на слушателя, к скорости дыхания?! Ни-ка-ко-го. На своих занятиях я всегда говорю, что мы имеем дело не с поэтом, и не с биографией. Мы всегда имеем дело со стихотворением как с предметом. Стихотворение должно быть сделано с абсолютным совершенством. Это не карточный домик, который надо держать руками, чтобы сквозняком не сдуло. Стихотворение должно быть сделано, как серебряное яблоко, отполированное серебряное яблоко с бронзовым черенком. Вот ты его поставил со стуком на стол и вышел. На тридцать лет. Пришел, а оно неизменно, в том же весе, ну, может, только тонкая патина цвета стрекозиного крыла, да два дактилоскопических отпечатка твоих пальцев, может, бронза черенка вместо золотистой стала коричневой. Но вес, плотность, материал — все сохранилось. Хармс вообще говорил, что если стихотворением бросить в окно, то оно разобьет стекло!

Моя задача как раз в этом — научить создавать такие предметы тех, кто хотел бы учиться сейчас. У многих моих современников есть настойчивая, изнуряющая их потребность говорить в классической форме, но современной речью, и мало кто их этому может научить. Педагог поэзии — это ведь уникальная специальность. Это даже гораздо более редкий дар, чем педагог балета или скрипки. Человек, обучающий игре на скрипке, совершенно не обязательно должен быть первого ряда скрипачом. А вот преподавать поэзию должен человек, который сам создает перво­классные стихи.

О, ветер! Приношу подмышкой слово — вот скоро. Вот сейчас. Вот все готово…

— На чем построена методика в вашей школе?

— Мы провели довольно большой объем социологических работ, чтобы понять, почему и как люди хотели бы дистанционно получать образование. И пришли к выводу — нужно максимально упростить процесс обучения. Не стоит в нынешнем мире погружать человека в чрезвычайно насыщенную интеллектуальную, полную полунамеков среду. Надо делать точно и прочно. Наш курс рассчитан на 12 недель.

Мы используем четыре модуля: тест-тренинги, видеолекции, общение с мастерами и интенсив.

Тренинговое обучение я начал применять давно. На первые мои семинары брал принципиально людей разных возрастов, в группе могли быть шестилетние и восемнадцатилетние. И они выполняли одни и те же задания, заглядывали друг другу через плечо. Так человек и обучается основным поэтическим техникам. По сути, выполняя задания, люди учатся храбрости. Многих пишущих стихи от написания первоклассного гениального текста останавливает робость. Я учу их вести себя в поэзии свободно, открыто, храбро. Именно для этого и даются задания. Предположим, «нужно странным образом, но надежно упаковать и перевезти одновременно телеграфный столб и золотую девичью ресницу. Придумайте, опишите, как вы будете это делать».

Каждую неделю человек получает тест-тренинг. Он состоит из совершенно сюрреалистических заданий. Например, «составьте изнурительно длинный бюллетень, который вы получили на выборах, где числится двадцать семь партий с идиотскими названиями. В послесловии объясните, почему вы решили голосовать за ту или иную партию. Избегайте политики, ограничьтесь самоиронией». И человек попадает в очень странную ситуацию. Он вдруг перестает контролировать фантазию, он в большей мере начинает следить за тем, чтобы, когда наступило состояние озарения, писать свои собственные стихи. У него не возникает барьера: «Боже мой, я, наверное, что-то неправильное делаю». Он привыкает быть сумасшедшим.

Нам еще повезло с графикой русского языка. В русском алфавите существует большая близость фонем и их обозначений обычными буквами, поэтому, раздавая задания, я с человеком могу общаться без специальной терминологии. Главное, что ему нужно освоить, это осмысленную форму выдоха. Человек получает раз в неделю тест-тренинги, которые он заполняет, отсылает. Специальный директор отслеживает правильность выполнения.

Второй формат — видеолекции. Они проходят один раз в неделю. И читают их не какие-то странные люди, которые в 1968 году были редакторами «Комсомольской правды» в Тюмени. Эти лекции читают русские поэты первого ряда. Представление, например, об основах русской фем-поэзии дает Нина Александрова, основы минималистской поэзии — Руслан Комадей, основы поэтической философии — Виталий Кальпиди. И т.д.

Третий модуль — общение с мастерами. Каждый мастер, а это известный поэт, с помощью телефона, скайпа, по электронной почте общается с тремя, максимум пятью семинаристами. Пришла семинаристу в голову идея? Он тут же может списаться с мастером и спросить.

Четвертый модуль — интенсив. Это очень игровой, веселый, насыщенный курс, который продолжается четыре часа. На нем люди работают парами и выполняют задания, и мы стремимся, чтобы эти пары были парадоксальными. Например — зрячий, «обычный» человек и слепой от рождения. Или мама и дочь. Как они потрясающе сотрудничают, как «рубятся»!

— Кто ваши слушатели?

— У нас очень интересные и очень разнообразные семинаристы. К силлабо-тонической конструкции поэзии интерес сейчас проявился у людей, которые, казалось бы, с моей точки зрении могут легко обойтись и без нее, их и так миллионы людей слушают. Рэпер всенародно любимый, например. Или тележурналист знаковый. Примерно треть — очень серьезные вузовские педагоги. Довольно большое количество полностью состоявшихся литераторов. Они совершенно открыто обучаются, для них это тоже важно. Есть очень интересные личности, скажем, легендарный московский батюшка отец Илья, у которого десять детей, или Александр Акимов — лучший точильщик ножей в России.

Я рассматриваю это не только как показатель того, что порядочные люди считают важным учиться, но и тот факт, что они мне доверяют. Говорю это без гордыни. Я всегда ориентируюсь на то, чтобы человек входил в профессиональную литературу. Мой воспитанник все знает: как устроена издательская деятельность, литературная среда, как правильно организовать публикацию и критическую тень на эту публикацию. Он должен быть в курсе разных соотношений в литературной русскоязычной среде. И мне важно, чтобы та среда, которую я создаю, а уже можно говорить о том, что «санниковская» среда есть, не была токсичной. Десятки моих учеников — это очень позитивное сообщество. Никто из них не скололся, не спился, не закончил жизнь самоубийством и т.д. Они все ведут очень интересную жизнь. Среди них нет маргиналов. Маргинальность и качественная современная поэзия — две вещи взаимоисключающие.

…Вот слово и — я не Тебя боялся. Вот все ушли. Не бойся. Я остался

— Молодежь на интенсивы приходит?

— Приходит. Мой любимый слушатель — семнадцатилетняя Варвара, от рождения слепая девочка, бешено одаренная, очень ироничная. И очень ранимая. У нее своя рок-группа.

17 апреля мы для такой аудитории провели специальный интенсив. Мы сформировали семь пар: слепой, который пишет Брайлем, и видящий. И когда они, разговаривая друг с другом, сочиняют истории, мгновенно находят рифмы, подсчитывая количество слогов, с ними происходит совершенно невероятное. Это какая-то удивительная продуктивность. В итоге после этого интенсива мы решили издать шрифтом Брайля антологию «Современная уральская поэзия. 100 лучших стихотворений». Хотим распространять книгу через специализированные библиотеки для слабовидящих в странах СНГ. Издательские расходы взяла на себя Свердловская областная специальная библиотека для слепых.

А в Пасху, 28 апреля мы провели интенсив для юных поэтов и их родителей. В современной семье пишущий ребенок, если честно, воспринимается как некая проблема. Вроде бы и хорошо, что он тянется к написанию стихов. Но вроде бы и драматично. Как нам заставить родителей и детей друг с другом не конфликтовать, а сотрудничать, радоваться стихам? Люди ведь приходят к компромиссу не тогда, когда сидят напротив друг друга, а тогда, когда сидят рядом. Именно основываясь на этом, мы и организовали интенсив для родителей и детей. Для этого вместе с областной детско-юношеской библиотекой имени Крапивина провели конкурс, по итогам отобрали семь пишущих детей со всей Свердловской области. Семь пар детей и взрослых приехали в библиотеку, а в качестве восьмой и девятой пар я пригласил поэтов и литераторов. Вместе со взрослыми и детьми задания в рамках интенсивна выполняли знаменитые Алексей Сальников, Сергей Ивкин, Инна Домрачева, Анна Батурина. Они сидели, как и все, за партами, решали эти дурацкие задания, стучали камушками, когда слышали ударные слоги. И получали сертификаты. Так возникают огромный энтузиазм и огромное доверие.

— На какой стадии сейчас проект?

— С конца марта этого года мы разрабатывали, наполняли и проводили «обкатку» специализированного «онлайн-школьного» сайта землясанникова.рф. С 1 июня 2019 года он работает. Первые курсы мы делаем бесплатными, потому что в конечном итоге хотели бы предлагать идеальный продукт, и нам нужно проверить все модули в тестовом режиме.

— Что показал первый опыт?

— Грустно звучит, но нужно снизить объем творческих заданий. Очный интенсив и дистанционное обучение соотносятся по плотности друг к другу примерно как один к двадцати. На дистанционном обучении человек с большим трудом входит в состояние творчества.

В то же время то, что я на интенсиве вколачиваю за полдня, здесь у человека растягивается на двенадцать недель. Это гораздо большее пространство, в котором человек пропитывается знаниями и атмосферой.

— Но даже на тестовый режим нужны деньги. Каковы источники финансирования?

— Нам помогают благотворители. Техническую сторону финансирует чешский предприниматель с русскими корнями. А мастера пока участвуют в нашем проекте бесплатно. Впоследствии курсы обучения будут платными, хотя для некоторых категорий бесплатный режим останется.

— Есть ли у вас конкуренты?

— Перед тем, как запускать проект, я с усиливающимся ироническим унынием посмотрел все попытки организовать дистанционные школы обучения поэзии. Большинство школ закрылись через два года. А все опять же потому, что люди, не обладающие поэтическим даром, пытались обучать поэзии. Чаще всего такие проекты организовывали редакторы в отставке. Они, как правило, полагали, что если правильно и последовательно пересказать фрагменты монографий и учебников, то все само заработает. Второй тип организаторов — актеры. Они почему-то уверены, что разбираются в поэзии. Вообще, существует специальный такой тип организаторов, которые полагают, что поэзия — это публичное исполнение стихов. Публичное исполнение стихов предполагает выработку дикции, дыхание, отбор репертуара, участие в статусных мероприятиях по чтению стихов. Но это не школа поэзии.

— Почему поэты и актеры читают стихи по-разному?

— В среднем два четверостишия содержат 25 — 30 слов. Каждое слово для меня осмыслено. Я его подбирал, ставил, смотрел — крепко ли? Так камень вставляют в ювелирную оправу. Звук, дыхание, сюжет, финал — все согласовано. Я стихи читаю равномерно, потому что хочу, чтобы каждое слово было услышано. Актер же читает «с эмоцией», выделяя какое-то слово. В стихотворении из 25 слов актер выпятит слово № 2, № 7 и № 19. А остальные тогда зачем? Это как на день рождения пригласить 25 человек и поздороваться только со вторым, седьмым и девятнадцатым гостем. Поэт и актер представители разных профессий, и совершенно не обязательно, что хороший актер может научить поэзии.

— Что лично для вас значит этот проект?

— Меня Господь наградил таким даром — от меня человек получает какую-то дозу поэтической радиации: он начинает интересоваться поэзией, начинает иначе слышать. Мне нравится менять представление о границах, а дистанционные технологии дают мне возможность эту потребность реализовать в гораздо больших масштабах.     ?

Справка:

Андрей Санников

Родился в Березниках Пермской области. Окончил исторический факультет УрГУ, несколько лет занимался научной деятельностью. С научными экспедициями обошел едва ли не все старообрядческие поселения Урала и Сибири, участвовал в археологических экспедициях в Новгороде, в Сибири и Туве. Работал руководителем лаборатории реставрации в Перми, заведующим отделом Свердловского музея краеведения. Много лет был тележурналистом (автор телевизионного проекта «Земля Санникова» и др.). Несколько лет жил в Нижнем Тагиле, где занимался православной просветительской деятельностью, директорствовал в церковно-приходской школе. Публиковался в журналах «Воздух», «Несовременные записки», «Уральская новь», «Урал», «Октябрь», «Поэзия» (Милан), «Знамя», «Зинзивер» и др. Автор книг стихов «Прерафаэлит» (1999), «Подземный дирижабль» (2004), «Луна сломалась. Легкие стихи» (2006), «Ангельские письма» (Нью-Йорк, 2011), «Стихи» (2014, серия «ГУЛ»), «Мирись. Прощайся» (2016), «Зырянские стихотворения» (2016). Член Союза писателей России. Лауреат премии им. Бажова (2006) за книгу «Луна сломалась», лауреат премии им. А. Решетова (2011) за книгу «Ангельские письма». Участник антологии «Современная уральская поэзия» в четырех томах. Живет в Екатеринбурге.        


* Заголовки в тексте — цитаты из стихов Андрея Санникова.

 

 

 

Материалы по теме

Возвращение*

Всей семьей за драконами

Невыносимая сложность бытия

Ушла в народ

Как нам заработать на культуре

Музей третьего тысячелетия