Ралли на рояле

Фото: Сергей Молодушкин

В Екатеринбург пианист Денис Мацуев приехал вместе с известным продюсером Давидом Смелянским, чтобы объявить о проведении в сентябре этого года своего фирменного фестиваля Crescendo. Музыкальный термин, обозначающий постепенное нагнетание силы звука, как нельзя лучше соответствует стремительному взлету самого Мацуева. По некоторым данным, его гонорары с начала карьеры возросли в 25 раз. В свои 31 — он обладатель огромного количества регалий и наград. А еще — бешеной популярности в самых разных кругах, заставляющей ревнителей строгого академизма забыть об образе классического музыканта как недосягаемого отшельника в башне из слоновой кости. Для многих Мацуев — просто «свой парень». Баскетбольный рост, обаятельная улыбка, бархатный баритон: природа щедро наградила его, не забыв подарить главное — несомненный музыкальный талант.

Основной целью приезда пианиста в Екатеринбург был двухдневный музыкальный марафон в Свердловской филармонии. Вечер с Чайковским (два фортепианных концерта) и вечер рапсодий (Рахманинов — Паганини, Гершвин и Лист) в сопровождении Уральского филармонического оркестра под управлением Дмитрия Лисса позволили Мацуеву вновь блеснуть феноменальной техникой, брутальным напором и сверхвысокими скоростями. Лихая езда по русскому бездорожью — вот что прежде всего приходило на ум во время его музыкальных ралли наперегонки с оркестром. Но появилось и новое: пронзительная нежность и акварельный звук лирических фрагментов явили взрослеющего человека, не чуждого рефлексии. Разговор подтвердил это впечатление.

Музыка — как девушка

— Итак, обычная история: родители отдают детей в музыкальную школу, те не очень хотят трудиться, любовь к музыке в них пока спит. Но все-таки наступает момент, когда они вдруг понимают: именно музыка станет их профессией. Когда это произошло с вами?

— Очень поздно. Музыка до поры до времени не занимала первого места. Главным оставался спорт: летом футбол, зимой хоккей. Я был первый дворовый заводила, просто фанат спорта, собирал команды.

— И как же музыка победила?

— Еще очень маленьким я понял: мне очень приятно выступать — перед домашними или на академическом концерте в школе. Не было дрожи в коленках, я не нервничал. Меня не заставляли, я сам рвался играть на публике: это был момент кайфа, я чувствовал, что могу ее увлечь. Правда, сойдя со сцены, я с такой же силой стремился в другую стихию: футбол, хоккей… На инструменте практически не занимался. Но родители мои — мудрые люди… Они все бросили в Иркутске, переехали в Москву. Посвятили свою жизнь мне: 90 процентов моего успеха — их заслуга. Если бы не они, неизвестно, чем бы все закончилось.

— Вы, вероятно, единственный ребенок?

— Да. И сейчас они везде со мной, я им очень благодарен. Вообще, профессия концертирующего пианиста грозит стать трагедией для жизни: один из тысячи может достичь чегото. Я, конечно, пропагандирую классическую музыку и свою профессию. Но все родители должны понимать, на что они толкают своих детей. Это чрезвычайно тяжелый труд, сложная жизнь.

— А что может позволить себе сегодня Денис Мацуев?

— Очень немногое. Выбирать репертуар, который мне нравится, и то — в половине концертов. Другая половина — заказы, определенные фестивали, оркестры, залы, дирижеры. Главное, чтобы не навязывали то, что я играть не хочу.

— А что вы любите по жизни?

— По-прежнему люблю спорт, играю в большой теннис. А еще — баню. А особенно — Байкал со всем сопутствующим: это самое незабываемое, особенно для человека, живущего в ситуации постоянного стресса, постоянной смены часовых поясов.

— Денис, в вашей игре прежде всего поражает виртуозность: кажется, технических сложностей для вас не существует. Это результат тренинга?

— Не поверите, сейчас я практически не занимаюсь. А вообще, приезжаю за час до концерта и в артистической играю, думаете, что? Новые произведения учу… Пока это получается. Я никогда особенно много не занимался, и это не есть хорошо. У музыканта, наверное, должен быть жесткий график занятий, как у Рахманинова, Рихтера…

— Кстати, с кем из пианистов прошлого вам приятно было бы оказаться в одном ряду? Кто для вас пример?

— Рахманинов. Конечно, можно упомянуть многих: Рихтера, Гилельса, Горовица, Клиберна, Микеланджели. Но Рахманинов стоит особняком. Это человек, который дал мне путевку в жизнь. Все уходят, а он остается. Я, кстати, хорошо знаком с его внуком Александром Борисовичем.

Не знаю, кто в XX веке мог, как Рахманинов, быть одинаково велик в трех ипостасях — пианист, дирижер, композитор.

У меня будет потрясающий проект в мае: запись очередной пластинки в Люцерне, в его доме, на его рояле — Стейнвее 25 года.

— А несыгранная музыка — она есть?

— Безусловно. Ее много, я жадный — многое хочется. Но я понимаю, что есть вещи, которые не буду играть. То есть смогу, но это будет не то, что надо.

— Что для вас новое произведение: невзятая вершина, непрочитанная книга, непознанная женщина — или просто несделанная работа?

— Приведу пример с Первым концертом Рахманинова, последним несыгранным мною. Четыре месяца назад ситуация сложилась — пан или пропал: надо было срочно его выучить, чтобы сыграть в Париже, в зале Плейель. И я сделал это за рекордные сроки, девять дней. Первый концерт Рахманинова — одно из лучших его творений, он так свеж сейчас, его так мало играют. Конечно, я знал эту музыку, но самому играть — то ли руки не доходили, то ли что.

В общем, откладывалось. Но когда я открыл ноты и сыграл первые звуки, я понял — это не просто «познакомился и влюбился». Ты оторваться не можешь от этой музыки! Я даже по улицам все время ходил с нотами, держал их подмышкой, и они меня грели — ну как девушка, которой все время хочется коснуться. Я этой музыкой бредил и играл ее даже во сне.

Почему не любят русских

— Поговорим о вашей разнообразной деятельности. Вы участвуете в президентском совете по культуре…

— Мы встречались пока только однажды, по госпремиям. Одобряли вручение Михаилу Плетневу и другим… Видимо, первое заседание будет в марте. Говорят, прежние советы приносили большую пользу.

— А нет желания, скажем, пролоббировать закон о меценатстве?

— Он лежит уже больше десяти лет. Как вы понимаете, принимать его в России очень опасно. В Америке, Англии, Австрии — понятно, а у нас… Многие богатые люди дают деньги на мои фестивали, и при этом говорят: только нас не упоминайте.

— Ну значит такие деньги… Обычно как раз хотят себя прорекламировать.

— Не знаю, не буду называть конкретно, но эти корпорации хорошо известны. Если говорить о наших богатых — то, что происходит во всяких Куршевелях и СанТропе… Я был там и все видел, иногда бывает так грустно и стыдно за русских. Именно изза таких случаев о нас и складывается негативное мнение. Но не все ж такие, простите, пожалуйста! Если я вижу за границей репортажи о России только в негативном плане, это тоже несправедливо. Недавно в Париже по французскому каналу показывают мой родной Иркутск. Думаю: боже мой, какая радость, я там так давно не был! А это был репортаж о бомжах, которые замерзли в 50градусный мороз. У меня чуть слезы не навернулись, понимаете?

— А вы гордитесь тем, что сибиряк?

— Конечно. Поэтому придумал фестиваль «Звезды на Байкале». Он стал своеобразным прорывом, в Сибири выступили такие коллективы, как оркестр Петербургской филармонии под руководством Юрия Темирканова. С оркестром Темирканов впервые отправился гастролировать в России, и когда увидел Байкал, публику и все, что там происходит, дал согласие приезжать на каждый фестиваль. А еще Башмет, «Виртуозы Москвы», Гаранян, Гродберг, Третьяков — тоже иркутянин, балет Большого театра. Фестиваль теперь будет проходить раз в два года. Это мой подарок родному городу.

А возвращаясь к теме богатых русских — крыша съехала не у всех. Все эти кутежи на морских и горнолыжных курортах, 500 евро на чай, — ужасно. Но у некоторых уровень культуры, слава богу, остался.

— А у когото вырос?

— И так бывает.

Crescendo — значит нарастание

— Как возникла идея фестиваля «Crescendo»?

— В России есть масса фестивалей, которыми руководят мэтры: Гергиев, Спиваков, Федосеев. Они приглашают одногодвух молодых музыкантов. А сегодня в России есть поколение 30летних, которые и здесь, и на Западе стали звездами, лауреатами многих престижных конкурсов. Вот мы и подумали: хорошо бы сделать фестиваль «наоборот» — молодых, которые в качестве гостей приглашали бы мэтров. Первый прошел в 2005 году в Москве на лучших площадках, получил такой резонанс, что за день до окончания нас, десятерых участников, принял президент: мы чаевничали и разговаривали. Было решено сделать фестиваль ежегодным. Лозунг — пропаганда нового поколения русской исполнительской школы. И проводить фестиваль мы решили тоже поновому, каждый раз в новом месте: если бы он проходил все время в Москве, то начал бы потихонечку умирать как все.

— Кому мы обязаны тем, что Crescendo, вслед за Москвой и Петербургом и перед Парижем, в сентябре этого года пройдет в Екатеринбурге?

— Здесь самобытная филармония, после Московской — самая яркая. Она обладает собственной аурой, безусловно, чувствуются традиции. Оркестр всегда был хорош, а сейчас — очень хорош. Дима Лисс — большой профессионал, в своем поколении, пожалуй, лучший. Так что ничего другого даже в голову не приходило. Конечно, есть еще Новосибирск, Омск, Самара. Но только в Екатеринбурге работает система, четко простроенная Александром Колотурским.

— Говорят, как корабль назовешь, так он и поплывет: музыкальный термин крещендо предполагает постоянное нарастание…

— С нарастанием сложно, потому что старт был очень мощным: и одобрение президента, и успех, и внимание. В прошлом году в Петербурге — пять лучших оркестров, солисты. Есть такое понятие: ударная атака. Так и было — не один и не два, а много солистов и все первоклассные.

— Сто лет назад, в 1907 году, Дягилев вывез в Париж «Русские филармонические концерты». С этих пяти концертов в сущности начались знаменитые Дягилевские сезоны. Crescendo в Париже будет посвящен этой дате?

— В начале декабря в театре на Елисейских полях у нас состоится три концерта. За пультом будет стоять маэстро Темирканов, играть буду я, Вадим Репин и Сергей Накаряков — молодой талантливый трубач. А в зале Гаво будет концерт камерной музыки. Вот так отметим столетие Дягилевских сезонов.

«Жми, пианист, жми: ты взял приз» (Андрей Вознесенский)

— В последнее время в академической музыке появились фигуры, подающие себя по правилам шоу-бизнеса. «Попсовая» раскрутка фактически отменила пастернаковское «Быть знаменитым некрасиво». А как вы относитесь к своей популярности?

— Мне, в общем, по барабану — знаменит я или нет. Если вы думаете, что я что-то специально для этого делаю, что мне приятно видеть себя на обложке журнала, вы ошибаетесь: мне очень неловко в такие моменты. Но жизнь классического пианиста в новой России сложна, и невольно приходится быть первооткрывателем в каких-то областях.

— Например?

— Я первый классический музыкант, играющий джаз, гоняющий на Харлее Дэвидсоне и делающий еще много такого, чего с точки зрения многих не должен делать. Например, появляться на ТВ, в медиа. Но все это не от хорошей жизни. Существовать в России, взвалив себе па плечи так много — все эти фестивали — не очень просто. Правда, я не до конца понимаю, зачем это сделал, но мне нравится это сумасшествие, эта жизнь, и я играю по этим правилам. Главное, чтобы на первом месте была твоя музыка. А пресса прицепиться может к чему угодно.

— А сомневаться в чем-то приходится?

— Внутреннее ощущение сомнения должно быть, тем более когда играешь в России.

— Почему именно в России?

— Потому что здесь публика загадочная, непонятная и самая трудно завоевываемая. Если ты русскую публику покорил, больше ничего не страшно — на 100 процентов! Вот недавно я отыграл в Париже, через неделю играю в Вологде и понимаю: что-то не то. Та же программа — «Времена года», «Мефистовальс», «Петрушка». Играл все по сто раз, что происходит? Потом вспоминаю: Вологда был первый город, куда я поехал на гастроли из Москвы в 1991 году, еще с программой «Новые имена». Чтото меня осенило в этот момент, и с публикой что-то случилось необычное. И все хорошо закончилось.

Екатеринбургская публика — тоже очень сложная. Всем, кто поедет сюда на Crescendo, скажу: легкого успеха не ждите. Никто вас не будет носить на руках до того, как вы сыграли. То, что я здесь имею успех, тоже не сразу пришло…

— Есть ли что-то, о чем бы вам не хотелось говорить ни при каких обстоятельствах?

— В принципе я открыт для своей публики: я завоевывал ее десять лет. Многие спрашивают: как сделать карьеру в России? Как им ответить…

— Ну, рост вашей известности и гонораров впечатляет…

— Я бизнесом никогда не занимался, не умею, к этому отдельный талант надо иметь. Но сегодня понимаю, что такое, допустим, в Москве «валовый сбор». И открыто могу сказать: вот мои доходы, вот мой «аншлаг», налоги и чистый гонорар. Все прозрачно. Собственно, к этому мы и шли все эти годы. 

— Есть что-то в этой жизни, что вам не по душе?

— Иногда люди меня не понимают. Они думают, что я просто делаю себе имя, деньги, что там еще. Но много заработать на классической музыке невозможно.

— А вам нравится жить в нашем времени, как насчет прошлого или будущего?

— Мне — нравится. Но я хотел бы оказаться в году 60м XX века. Мне кажется, тогда был невероятный период в стране,  запах свободы: началась оттепель, появились Андрей Вознесенский, Василий Аксенов, стиляги, джаз, кино, расцвет театра. Конечно, я с удовольствием бы поговорил с Рахманиновым, познакомился с Чайковским и Листом. Но 60е… Я просто чувствую, что я оттуда.

Дополнительные материалы: