Сыграть для всех, но главное — для мамы
Вадим Репин |
Скрипач Вадим Репин: «Главная задача — не самому в глаза кинуться, а чтобы после концерта у людей проскользнула мысль: какую замечательную музыку сегодня исполняли!»
Заполучить для выступлений музыкантов мирового уровня мечтают все российские концертные залы, но позволить себе это могут немногие. Расписанный на годы график топ-артистов, их гонорар, как правило, неподъемный для бюджетной организации, уровень соответствия возможностей оркестра статусу солиста — здесь все может стать камнем преткновения. Выдающийся скрипач Вадим Репин, совершающий мировое турне вместе с пианистом Николаем Луганским, перед Москвой дал единственный концерт в Екатеринбурге.
Выступление на сцене Свердловской филармонии произошло благодаря стечению нескольких счастливых обстоятельств. Мама Вадима, Галина Георгиевна, живущая в Новосибирске, накануне отметила юбилей. Скрипач, откликнувшись на давние призывы филармонии, в частности дирижера Дмитрия Лисса, буквально выкроил «окно» в расписании и ради концерта провел 16 часов в перелетах с пересадками. По признанию Вадима, «все совпало: и мое давнишнее желание, и юбилей мамы, и ее приезд в Екатеринбург, и моя возможность сюда прилететь». Обеспечить гастроль входящего в пятерку самых высокооплачиваемых скрипачей мира помог Уральский филиал МДМ-банка, вместе с филармонией реализующий проект «Мелодий дивных мир» (благодаря ему екатеринбуржцы весной услышали еще одну звезду академической музыки — Дмитрия Хворостовского).
Задолго перед концертом с многочисленных баннеров по всему Екатеринбургу на прохожих глядел красивый молодой человек крепкого сложения со скрипкой как с базукой наперевес — ни дать, ни взять голливудский мачо. Узнать в супермене прежнего упитанного мальчика, типичного вундеркинда, каким его запечатлели фотографии советских времен, было решительно невозможно. Чудесная метаморфоза, как и ступени головокружительной карьеры, для широкого круга любителей остались за кадром. Для специалистов же не было секрета в том, что Репин, уехав за границу в конце 80-х, состоялся как большой музыкант. Автору этих строк представилась возможность еще раз убедиться в этом прошедшим летом, слушая выступления скрипача с Уральским оркестром на музыкальных фестивалях в Сен-Рикье и «Радио Франс» в Монпелье.
От екатеринбургского концерта осталось ощущение удивительной цельности: да, Репин виртуоз, каких наперечет, но это — лишь способ достичь полной художественной свободы. Мало кто заметил, что сложнейший концерт Макса Бруха он играл с поврежденной струной. Из почти катастрофической ситуации скрипач вышел победителем, романтически приподнятая музыка предстала во всем блеске. А рапсодия «Цыганка» Равеля дала возможность услышать фееричное разнообразие звука.
В личной встрече с мировой знаменитостью тоже было чему удивиться: простота и уважение к собеседнику, мягкая манера общения, необыкновенное обаяние, за которыми стоят крупная личность и сильный характер.
Какая музыка играла
— Когда вы почувствовали, что станете настоящим музыкантом?
— Лет в 10 — 11 я прекрасно понимал не столько результат, сколько саму задачу занятий на скрипке, и этим я обязан своему учителю — Захару Брону. Он умудрился внедрить в меня ощущение радости от выступлений. Он все время организовывал концерты, классные вечера: по его системе, ученики постоянно должны выходить на сцену. Только так можно объяснить ребенку, ради чего все это делается. Тут же формировалось чувство ответственности — тебе дан единственный шанс, и нужно быть готовым чуть больше, чем на сто процентов: тогда, если случится что-то непредвиденное, ты легко с этим справишься.
— Кто кроме Брона на вас особенно повлиял?
— Каждая личность оказывает влияние. Я долго общался с Менухиным — это для меня было как послание от Бога, огромная честь и удача. Он стал первым слушателем моих нескольких главных концертов, мы много играли вместе Бетховена и Брамса. Во многом благодаря ему у меня сформировался очень похожий взгляд на нашу профессию. С одной стороны, она очень трудна. Но с другой — велика радость общения.
И это превыше всего. Он по-особому относился к тем, кто приходит на концерты, — как-то очень ласково. Когда в зале хорошая публика, возникает желание не то чтобы понравиться, но открыться, удивить… Главная наша задача — не самому в глаза кинуться, а чтобы после концерта хотя бы у некоторых проскользнула мысль: какую замечательную музыку сегодня исполняли!
— Как случаются концерты-события?
— Я думаю, это должна быть преданность музыканта той музыке, которую он играет, и большое уважение к публике, к которой он обращается. Но какова сама публика — тоже очень важно. Бывают разные слушатели: начинается концерт, и сразу чувствуется — люди пришли развлекаться или сопереживать, это тонкие градации внимания.
По залам и континентам
— Можно сказать, что ваши мечты осуществились?
— Ну какие мечты? Как можно лучше сыграть концерт… Конечно, я всегда хотел играть в каких-то особенных залах с великими коллегами-музыкантами. И это мало-помалу осуществляется.
— А есть любимые залы?
— Московская консерватория. В нем всегда особый трепет появляется. Это сидит внутри с самого музыкального рождения, никуда от этого не деться. В Европе один из таких залов — Musikferein. В Америке, наверное, главный зал — Карнеги-Холл, такая у него аура; в Бостоне шикарный зал. В Японии построили залы феноменальные в акустическом плане. Большой зал Петербургской филармонии и новый зал возле Мариинского театра — там тоже замечательная акустика.
Залов много, тут комбинация всего — какой концерт, какая публика, как все пойдет, каждый раз по-разному. Когда возвращаешься в город, где прошел удачный концерт, ожидания публики возрастают. И необходимо, чтобы выступление прошло захватывающе. Элемент разочарования может поставить крест на достигнутом. Поэтому приходится все время обновлять репертуар.
Единственно, в последний год это застопорилось: у меня недавно родился сын, и поэтому когда я дома, стараюсь проводить время с ним. А учить произведения приходится на ходу. Но когда я берусь за новый концерт или сонату, стараюсь хотя бы несколько дней посвятить этому.
— Вы любите репетировать?
— Это интересный и важный процесс — единственное время, когда налаживаются контакты с музыкантами оркестра. Они — личности, которые вынуждены следовать за мыслью одного или двух человек. И репетиции нужны, чтобы сделать это для них интересным, чтобы результат был динамичней, присутствовал момент диалога. Тогда на концерте намного проблем меньше, музыка преображается, становится интересно каждому. А не просто саккомпанировать вовремя. Важно выстроить диалог и иметь почву для импровизации: я же исхожу из того, как оркестр звучит…
— В Екатеринбурге вы играли 25 лет назад, ребенком, и семь лет назад. Что скажете об эволюции Уральского филармонического оркестра?
— Я помню, что оркестр был высокого класса и больше ничего не помню, потому что сам волновался: был новый для меня концерт Мясковского, я тогда первый раз в жизни его играл, обдумывал какие-то штрихи, детали… А вот когда мы играли этим летом вместе во Франции, я получил большое удовольствие. И музыку строить можно, и на репетициях приятно общаться, и атмосфера доброжелательная. Если говорить об отличительных свойствах УАФО — невероятный темперамент и умение стоять друг за друга.
Главное — светлая голова
— Сколько концертов в год вы даете?
— Сто, из них в России пять-шесть.
— А в репертуаре сколько произведений, все в памяти?
— Ну не знаю…Всё, что играл, могу исполнить. Главное быть в физической форме на сто процентов, и чтобы голова была светлая.
— И как поддерживаете форму?
— Занимаюсь спортом, плаваю, бегаю. Если очень холодно на улице, в спортивном зале — в гостиницах обычно. Когда мы путешествуем с Колей Луганским или с другими пианистами, довольно часто играем в настольный теннис, в шахматы — это гимнастика для мозгов. Когда тело и голова находятся в хорошей форме, все равно, какую музыку играть… Нужно только любить то, что играешь.
— Что вас не устраивает в вашей концертной жизни?
— Мне не очень нравится переодеваться и складывать чемоданы. Вообще столько времени убивается! Просто так, в аэропортах, самолетах. Я пытаюсь его заполнить: книгу почитать, музыку новую послушать…
— А на что бы вы потратили свободное время, если бы оно у вас появилось?
— Есть масса, масса вещей! Может, провел бы несколько недель дома с сыном.
— У вас две знаменитые старинные скрипки…
— Сейчас уже одна — Гварнери. На знаменитой скрипке Паганини работы Страдивари, которая считается номером один в мире, я сыграл несколько концертов. Страдивари всегда звучат красиво, но как будто пытаются навязать свои качества тому, кто на них играет. А скрипки Гварнери, на мой взгляд, имеют более обширную звуковую палитру. Они требуют более высокого уровня мастерства игры, но при этом дают больше возможности раскрыться личности.
— Летом во Франции вы тоже на Гварнери играли? Звук фантастический по красоте!
— Спасибо, я ей скажу!
Концерт имел трогательный финал: помимо виртуозной пьесы на бис («Венецианский карнавал», приписываемый Паганини) были и роскошные цветы, преподнесенные матери, и долгие овации зала. Признаем честно: фантастический взлет и успех многих российских музыкантов (как, впрочем, и спортсменов) — во многом результат самоотверженности их матерей, подчас жертвующих своими интересами ради талантливых детей. В этом, наверное, наша национальная особенность «изготовления» уникальных личностей, известных всему миру.
Дополнительные материалы:
Вадим Репин
Родился в 1971 году в Новосибирске. С 5-ти лет начал учиться игре на скрипке. В 11 победил на конкурсе имени Венявского в Польше. В 14 лет совершил мировое турне. В 1989-м стал самым молодым победителем конкурса имени королевы Елизаветы в Брюсселе.
В том же году вместе со всем классом своего учителя Захара Брона уехал в Германию. Выступал с Иегуди Менухиным, Мстиславом Ростроповичем, Пьером Булезом, Риккардо Мути, Джеймсом Ливайном, Валерием Гергиевым и др. Записывал диски с Мартой Аргерих, Михаилом Плетнёвым, Юрием Башметом, Евгением Кисиным. Живет в Швейцарии.
С конца 90-х регулярно выступает в России.