Роли ректора
Несколько лет назад я присутствовала на вступительных экзаменах в Екатеринбургском театральном институте. Незабываемое зрелище. Именно зрелище: впору билеты продавать. Полноценная концертная программа, разнообразная и неожиданная, каждый абитуриент стремится показать себя с самой сильной и яркой стороны. Ну, профессионализма исполнителям не хватает, так к этому современные зрители привыкли. Зато сколько выдумки, энергии, эмоций! Совершенно специфическое учебное заведение — театральный институт.
Вообще театральные вузы считаются столичной привилегией и сконцентрированы в Москве и СанктПетербурге. Екатеринбургский стал вторым региональным (после института в Ярославле, на исторической родине русского театра). Все два десятилетия жизни его возглавляет профессор Владимир Бабенко. У творческого вуза — творческий руководитель. Год выдался для него плодотворным: недавно в книжных магазинах появилась новая книга, в екатеринбургском театре дебютировал спектакль по пьесе. Разнонаправленной деятельностью Бабенко отражает современную тенденцию в культуре — взаимопроникновение: работать на стыке жанров и видов деятельности, черпая из одной сферы, использовать в другой.— Владимир Гаврилович, какая из ваших ипостасей — филолог, историк, писатель, педагог, топ-менеджер вуза — главная?
 |
| Владимир Бабенко, Фото: Андрей Порубов |
— Самую главную вы не назвали: я четырежды дед. Но если говорить о том, чем мне больше всего нравится заниматься, так это — сидеть в одиночестве за столом и писать. Погружаться в домашнюю тишину, книги, справочники, мысли. Но такое бывает нечасто и недолго: начинаю корить себя, что в институте много дел. Лекции же для меня — форма отдыха, когда уходишь от бумаг, отчетов и финансовых проблем и рассказываешь о красивом и высоком.
— Студенты театрального института — благодарные слушатели?
— Да. Когда я работал в Уральском государственном университете, любил журналистскую аудиторию. От филологов они отличались тем, что для них не существовало непререкаемых авторитетов, в том числе преподавателя. Молодые люди оказывались вполне зрелыми для равного диалога. Актеры, может быть, менее начитаны, но более эмоциональны, восприимчивы к чужим судьбам. Например, рассказываю о переживаниях таланта, им это близко, это и их касается.
— Какое место вы отводите роли руководителя?
— Огромное, хотя эту роль я не выбирал и привыкал к ней болезненно. С молодости меня хотели сделать каким-нибудь начальником. В университете я еще до защиты диссертации был назначен заместителем декана филологического факультета, большого и сложного. В 1985 году амбициозные руководители области (Ельцин и его окружение) решили, что необходим художественный вуз, «среднесть» их не устраивала, и театральное училище было реорганизовано в институт. Меня вызвали и предложилизаставили стать его ректором. Первые годы вуза были очень сложными. Но со временем мы получили новое здание, сейчас там главный корпус, в старом оборудовали учебный театр, построили общежитие.
Университеты счастья*
— Конкурсы в творческие вузы всегда были высокими. Изменился ли престиж актерской профессии в последнее время?
— Он не упал. Но можно сказать, что изменилась социальная структура абитуриентов. Дети начальников и преуспевающих бизнесменов у нас редкость, зато часто учатся ребята из малообеспеченных семей. Такая вот социальная загадка. Хотя можно попытаться ее разгадать. В далеких городках и поселках молодые мечтательные люди, не удовлетворенные тем, что имеют, смотрят телевизор и начинают воспринимать шоу-бизнес и все с ним связанное как канал выхода наверх. Театральный институт им видится как основа для прыжка, трамплин в будущую блестящую жизнь.
У нас нелегко учиться, даже физически это большая нагрузка: занятия фехтованием, сценический бой, физтренинги. Но они готовы трудиться, в отличие от тех, кто с дет-ства имеет все. Получается, что театральный вуз решает и социальные задачи.
— Институт каждый год выпускает несколько десятков свежеиспеченных артистов. Все ли находят работу? Насколько востребована профессия сегодня?
— С трудоустройством нет особых проблем. Это раньше было два-три театра в городе. Сейчас возможности гораздо шире: театров много, они разные. Когда видишь, что в ТЮЗе, например, ведущая актриса — наша выпускница Светлана Замараева, в музкомедии поет наш выпускник — Александр Копылов, это радует. А артист Олег Ягодин начал работать в театре драмы еще на втором курсе! Есть еще и телевидение: лучшие телеведущие имеют актерское образование. К нам приезжают отовсюду: с Русского Севера, Поволжья, из Казахстана, но больше всего, конечно, ребят с Урала, тюменский край, Омск, Удмуртия. И разъезжаются по всей стране. Все желающие находят работу.
Проблему вижу в другом. Представьте ситуацию. Мальчик и девочка к концу первого года обучения подготовили интересный номер с музыкой, движением. Их пригласили в ночной клуб, где за одно выступление они получат гораздо больше ежемесячной стипендии. Ребята продолжают учиться — но медленно теряют интерес к сложным вещам, к постижению тонкостей. Соблазн денег сейчас, а не потом иногда приводит к отказу от профессии либо к уходу в сферы, похожие на искусство, но искусством не являющиеся. И таких соблазнов сегодня очень много.
— Можно ли выучиться на артиста за деньги?
— Вуз финансируется из федерального бюджета. Однако около половины средств на жизнь мы зарабатываем сами. Это платные образовательные услуги, аренда помещений и продажа билетов на спектакли в учебном театре (цена, правда, символическая — 30 рублей). Некоторые направления — только платные, например «артист — ведущий телевизионных программ». Мы получили разрешение на их подготовку в Совете по театральному образованию в Москве. Сейчас пытаемся укрепить материальную базу специальности: техника должна быть современной. Работаем и по целевым договорам. Например, прошла обучение группа сотрудников телекомпании «Регион-Тюмень». Недавно к нам обратились из ХантыМансийска с просьбой подготовить артистов для работы в Театре югорских народов.
— То есть театральный институт вполне вписался в рыночные условия?
— Приходится вписываться. Но до определенного предела. Когда мы видим на экзаменах талантливых ребят, мы их берем, не спрашивая, есть ли у них деньги. И это правильно. Если мы начнем заглядывать в кошелек абитуриентов, это станет самоубийством русской театральной школы.
У нас не может быть много платных студентов, это приведет к падению творческого уровня. Наверное, талантливых артистов в природе все-таки меньше, чем талантливых инженеров и юристов.
— Насколько я знаю, наиболее высокая себестоимость образования отнюдь не в технических вузах и даже не в системе MBA, а именно в творческих. Самое дорогостоящее образование — консерваторское…
— Да, но мы не можем поднимать плату за обучение до уровня себестоимости. Если сегодня за подготовку артиста он сам, либо организация, либо местная администрация платят по 44 тыс. рублей в год, то серьезно увеличить эту цифру нереально: кто сюда пойдет?
Бумеранг
— Сейчас многие представители культуры и образования переживают изза грядущей реформы бюджетной сферы.
— Я столкнулся с тем, что даже чиновники, которым предстоит реформу осуществлять, не очень-то понимают ни ее смысл, ни ее механизм. Боятся в основном отлучения от бюджетных денег. Хотелось бы, чтобы нас хотя бы спросили, посоветовались, прежде чем реформировать.
Творческие вузы по многим параметрам отличаются от прочих. Понятия «бакалавр», «магистр» не очень вяжутся с нашими специальностями, например «артист кукольного театра»… У нас господствует личностный подход как к студентам, так и к преподавателям. Лекционные занятия — редкость, в основном индивидуальные: пластика, актерское мастерство, сценическая речь. Бывает такое соотношение: с одним студентом работает три преподавателя. А педагоги наши — специалисты штучные, осознающие собственную уникальность. Если один уйдет, может закрыться целая специальность. К тому же для занятий требуются большие площади, сцена, залы, творческая база, которую нужно содержать, поддерживать в приличном состоянии.
Возможно, реформа приведет к приватизации вузов. Если ее главная цель — уменьшение государственного финансирования образования, мне кажется, те, кто ее задумал, забывают одну вещь. Возьмем город Екатеринбург. В нем на примерно полтора миллиона жителей приходится 150 тысяч студентов. Каждый десятый. Это огромная сила, передовая, активная. Ее не ущемлять, ее поддерживать надо.
— Вы много лет работаете в сфере образования и культуры. Каким вы представляете в идеале существование творческих вузов?
— Наверное, они должны находиться на попечении регионов. Вот наш институт: он далеко от центра, вспоминают о нас отнюдь не в первую очередь, нам сложнее участвовать в конкурсах, чем московским. С другой стороны, зависимость от регионов хороша лишь в том случае, если их возглавляют культурные в широком смысле слова руководители. Позволю себе пофантазировать. Удобнее всего работать, если власть рядом и она доброжелательна. Подобное я наблюдал в Западной Европе: музыкальные, театральные институты там находятся на попечении местных властей, которые щедро вкладываются в их развитие.
Евангелие от Маугли
— Владимир Гаврилович, вы приводите в пример зарубежный опыт. Ваш предмет — зарубежная литература, драматургия. Даже в новой книге рассказываете о гениях только заграничного «производства». Вы «западник»?
— Нет. Когдато я глубоко прочувствовал русских писателей. Но во времена моей молодости увлечение зарубежным было формой тихого протеста и освобождения от советского. Я не причислял себя к диссидентам, бунтарям, но хотел высказывать собственные взгляды. Зарубежная культура была той сферой, куда государство не лезло. И наиболее прозорливые студенты понимали: рассказывая о европейских писателях, я говорил о свободе ума, творчества, о том, что нельзя власти командовать журналистикой или литературой.
Вообще для России увлечение зарубежным всегда было актуально. Существовал период французский, немецкий, сейчас — американский. Но если во времена Пушкина говорили и думали пофранцузски, при этом знали историю страны, ее культуру, то современное увлечение американским остановилось на простейшей формуле «автомобиль — джинсы — доллар».
— Как вы оцениваете нынешний момент в жизни русской культуры? 80е годы прошлого века: всплеск на гребне кризиса. Затем период жесткого отбора. А что сейчас?
— Появление талантов мало зависит от внешних условий. Хотя замечено, что в России именно в трудные годы рождалось много нового. Сегодняшний день я бы охарактеризовал так. Искусство становится частью сферы потребления, и в него вбрасывается огромное количество халтуры. Мы наблюдаем небывалый ее расцвет. Черта общества потребления: всего должно быть много. Но хорошего, истинного, талантливого много не бывает. Вот начинается очередной сериал. Первые серии еще сделаны прилично, добротно, следующие похуже, потом их «печатают» все быстрее, уровень снижается, и это уже не кино, а конвейер по производству денег.
— Новое поколение растет в условиях господства масскультуры. Невозможно уберечь ребенка от реальности, какой бы она ни была. Что делать?
— Не думаю, что все плохо. Я смотрю на сегодняшних студентов. Это раньше люди считали, что общество им что-то должно. Современная молодежь твердо знает: всего добиваться придется самим. Для когото на первом месте оказывается легкий заработок. Для когото иной приоритет: дорасти, стать мастером. В любом поколении есть разные слои.
* В подзаголовках использованы названия драматических произведений Владимира Бабенко.
Дополнительные материалы:
Гений и любовь
Так называется новая книга Владимира Бабенко, вышедшая в московском издательстве «АСТпресс». «Опаленные страстью» — ее второе название. Она создана по заказу издательства, а издательства выбирают темы, обреченные на успех. Тема этой — известные писатели в любви; любовные истории, ставшие легендами.
Читая, еще раз убеждаешься: в искусстве важно не только «что», но и «как». Здесь удалось соединить популярное и качественное. Вообще поле литературных исследований пропахано тщательно, но — по краям. Особенно много чисто научных трудов, ценных архивными находками или свежими версиями. Есть и литературные произведения, которым истина не так важна. А по обочинам — расплодившаяся попса типа «донжуанского списка Пушкина». Середка же поля, где возможно соединение крайностей и самые вкусные плоды, практически не освоена.
Еще в романе «Прекрасный полоумный маркиз Донасьен де Сад», посвященном сложной, неоднозначной фигуре западной истории и культуры (любимое и самое издаваемое произведение автора), Владимир Бабенко сумел объединить науку и литературу. Автор здесь не менее интересен, чем герой. Новая работа — яркие, короткие, но чрезвычайно емкие, плотно выписанные истории-песни о жизни и любви. Хронологически выстроенные, они через судьбы ярких представителей своего времени рисуют, как меняется атмосфера столетия за столетием — через отношение к женщине. Или к мужчине. Автор соблюдает историческую точность, ничего не додумывает, а если не знает, а лишь предполагает, всегда об этом предупреждает; ему можно доверять. И при этом не остается бесстрастным ученымсухарем, в индивидуальных судьбах находит общее, некие «чувственнотворческие тенденции». Делает обобщения не на уровне науки, а на уровне искусства.
Ты успокой меня
Так называется спектакль частного екатеринбургского театра «Театрон», поставленный по пьесе Владимира Бабенко
 |
| Сцена из спектакля в постановке «Театрона»: Вертинский и его последняя Надежда |
Пластинка Александра Вертинского, увидевшая свет в 1989 году, быстро разошлась среди поклонников. Владимир Бабенко слушал «эти странные песни», увлекся личностью их создателя и начал собирать сведения, документы о жизни поэта и певца. У его вдовы он получил разрешение поработать в архиве, после чего написал небольшую книжку, посвященную Вертинскому. Изданная еще с советским размахом, она вызвала широкий резонанс. Автору писали из Шанхая, Германии, Франции, рассказывали о встречах с известным певцом и однажды даже предложили купить его предсмертную переписку с девушкой, которая была его любовницей. Не сложилось, письма остались не приобретены (да и были ли они?), но история занимала воображение. Не имея возможности исследовать, Владимир Гаврилович представил взаимоотношения немолодого певца и юной девушки. Пьеса «Ты успокой меня» (строка из романса) — не документ, а литературное произведение.
У спектакля, как известно, два автора: помимо драматурга, веское слово произносит режиссерпостановщик. Игорь Турышев, художественный руководитель «Театрона», исполнитель главной роли в спектакле, прочувствовал последние дни певца посвоему, добавив образу драматизма, почти надрыва. Разная публика приходит в театр. Нынешние старшеклассники, возможно, и не знают, кто такой Вертинский. Однако история, случившаяся в другом веке, в другой жизни, оказывается близкой и современной молодежи. Имена другие, коллизии те же: влюбленность в знаменитостей, фанаты, вкладывающие в отношения живые чувства, поклонение, переходящее в любовь.
Еще одну пьесу посвятил Владимир Бабенко Александру Вертинскому — об уральских гастролях певца: «Свердловск. Недопетая песня». Возможно, она вскоре тоже будет поставлена на сцене.