Что хочу, то разворочу

Только ленивый, да не желающий повторять общие места, оказавшись в Екатеринбурге после некоторого отсутствия, не отметит: «Столько нового понастроено!». А там, где много строят, много и разрушают. Архитектурная история требует переоценки: что убрать, что оставить как есть, что реконструировать?

На международной научной конференции «Баухауз на Урале: от Соликамска до Орска» ученые, архитекторы, искусствоведы из России, Германии и Нидерландов говорили о зданиях эпохи советского конструктивизма тире немецкого функционализма. Из плоскости сугубо исторической вопрос был переведен на уровень современности.

Астрид Фольперт

О том, нужно ли тратить усилия на сохранение старого и как вписать исторические здания в обновленный облик города, наша беседа с искусствоведом из Берлина Астрид Фольперт. Она много раз бывала в России, несколько лет работала в Екатеринбурге и до сих пор один-два раза в год посещает столицу Урала.

И лучше, и дешевле

— Тот факт, что Екатеринбург — центр советского конструктивизма, специалисты с трудом, но донесли до сознания жителей. Теперь появляются новые понятия — немецкий функционализм и школа Баухауз. Какое отношение все это имеет к Уралу?

— Баухауз раньше был больше известен живописцами: там преподавал, например, Василий Кандинский. Когда СССР открыл двери иноспециалистам, как их тогда называли, 30 человек приехали в страну из германской школы строительства и художественного конструирования, больше половины из них попало на Урал, где строительство шло наиболее активно. В это время был задуман соцгородок Уралмаш как образец самостоятельного образования внутри большого города, где есть все для комфортной жизни: удобные дома, школы, магазины, гостиница, зеленые аллеи и завод как «градообразующее предприятие».
В проектировании активно участвовал Бела Шефлер. Специалисты Баухауза работали в Магнитогорске, Орске. Идеи немецкой школы распространялись тогда по разным странам, в Советском Союзе они нашли созвучие местным конструктивистским тенденциям. Это потом взял верх сталинский ампир с его стремлением «все выше, и выше, и выше» и подавлением человека.
В конструктивизме — человек в центре, все делается для его удобства.

— Астрид, я понимаю интерес ученых к истории архитектуры. Но наши соцгородки находятся в плачевном состоянии. У многих возникает мысль о том, что такие дома нужно просто сносить и строить новые.

— Эта проблема поднималась на конференции. Реставратор из университета Баухауз инженер Марк Эшерих на примере показал: и через 70 лет после постройки, даже без ремонта, многие здания выполняют свои функции, особенно жилые дома. Он с цифрами доказал, что восстановление обойдется значительно дешевле, чем новое строительство.
Сейчас общество в России разделяется по уровню доходов. Многие представители среднего класса — учителя, медработники, именно те, от кого зависит будущее любой страны — попадают в категорию бедных.

Я знаю, что на федеральном уровне существует программа «Доступное жилье», однако фактически новое жилье недоступно для тех же педагогов и врачей. Обновление жилых домов 30-х годов в такой ситуации может быть выходом. Я вижу, как возводятся новые здания, и с большой долей вероятности могу предположить: старые их переживут. К тому же существование соцгородков с их полной внутренней инфраструктурой актуально в условиях города с большими транспортными проблемами. А раздражающее бывших советских людей название можно и изменить.

Это экономическая сторона вопроса, но есть и другая: сохранение исторического облика города. Имидж архитектуры начала XX века низок в глазах и рядовых жителей Екатеринбурга, и властей, ценность ее понимает только узкий круг специалистов. Возможно, она эмоционально воспринимается как знак неблагополучного прошлого. Порой эти здания напоминают руины. Почему-то с архитектурой более давнего времени, купеческой, например, обращение потоньше, поуважительней. Возможно, пока мы не понимаем всей ценности зодчества эпохи конструктивизма, но через время что-то в голове перещелкнет, и мы будем жалеть об утраченном. После второй мировой войны во многих странах проявлялась тенденция много строить, не думая об истории. Но она исчерпала себя, и сейчас во всем мире актуальна тема сохранения.

— Но ведь невозможно и не нужно сохранять все, иначе для нового просто не останется места. Где грань между тем, что нужно сохранять, и тем, с чем следует проститься?

— На то и существует понятие памятников архитектуры. Если сооружение получает статус всемирного наследия, оно переходит на уровень транснационального явления. Да, оно расположено в определенном государстве, но принадлежит уже не только ему, а всей цивилизации. Некоторые образцы архитектуры начала прошлого века на Урале могут претендовать на этот статус, но он влечет и большую ответственность, и большие расходы.

Приведу пример. Школа профсоюзов под Берлином считается одним из самых крупных проектов Баухауза. Власти земли Бранденбург лет 15 назад взяли ее под охрану. Специалисты провели «расследование» и доказали, что сооружение может претендовать на статус всемирного памятника. Был объявлен международный конкурс на его восстановление. Здание не должно восприниматься как новое: время ставит свою печать, и ее желательно сохранить.

При этом здание должно быть удобно и отвечать требованиям времени. Бывшая школа профсоюзов приобретена берлинской Палатой ремесла, несколько лет шла реконструкция, и теперь там функционирует школа профессий. Деньги поступали из разных источников: муниципальных, федеральных (от органов охраны памятников), частного владельца и общественных фондов. Когда власти говорят: «Мы участвуем в этом», тогда и другие силы подтягиваются.

Несколько лет назад Россия не была в состоянии вкладывать деньги в реконструкцию старых зданий, но сегодня другая ситуация: в сравнении с европейскими странами она выглядит динамично развивающейся. Но дело не только в деньгах, дело в том, что в головах людей, особенно стоящих у власти. Наша конференция, кроме научных задач, решала и практические: привлечение внимания к теме. В УралГАХА действует Уральский центр архитектуры современного движения, его представляет Людмила Токменинова. Организаторы заранее подключили к участию в конференции специалистов из архитектурных кругов и властных структур Екатеринбурга и Свердловской области. Обращаемся к губернатору и мэру с просьбой оказать помощь в осуществлении проекта, который начинается с подготовки паспортов зданий.

Западно-восточные отражения

— Астрид, почему Германия так активно участвует в спасении памятников в России?

— Это общая наша история. Многие из приехавших в СССР специалистов Баухауза на родину не вернулись: кто-то завел здесь семью, прижился, другие не хотели возвращаться в страну, где к тому времени хозяйничали нацисты, а несколько человек погибли в лагерях. И сегодня мы хотим показать пример совместной работы. В качестве первого объекта выбран торговый корпус на Уралмаше. Исследования проведут сотрудники и студенты УралГАХА, Баухауз примет участие в проекте работой своих реставраторов.

— Как вы оцениваете современный архитектурный облик Екатеринбурга?

В момент зарождения он строился по четкой схеме, был даже признан одним из «идеальных» городов мира, имел славные «конструктивные» традиции...

— Видно, что архитекторы думают о их продолжении. Строится немало зданий с длинными спрямленными линиями фасадов, стекло в сочетании с металлом — в целом это может восприниматься как нео-конструктивизм. Но — поверхностный: скорость строительства не позволяет пройти все нужные этапы.

Есть, на мой взгляд, грубые архитектурные ошибки. На месте бывшего памятника Малышеву, рядом со зданием ДОСААФ, возводится церковь. Объемы такие, что оба сооружения будут давить друг на друга. Печально, конечно, что в Екатеринбурге было уничтожено много церквей, но зачем, возвращая одно, губить другое?

Критика моя касается не отдельных знаний, а общей градостроительной политики. Когда запускается крупный проект, он должен быть прозрачен. Даже частный строитель обязан объявить о планируемом объекте, устроить конкурс, результаты его довести до всех граждан. Бывает, собственник рассуждает так: «на моих квадратных метрах построю что пожелаю, а мнение соседа меня не интересует», и ни общество, ни власть не смогут повлиять на него. Очень грустно гулять по такому городу.

Дополнительные материалы: 

Конструктивизм и функционализм в архитектуре

Стиль распространился в 20 — 30-е годы прошлого века. Он представляет собой синтез искусства и техники. Имел два основных источника: школа Баухауз (Германия) и ВХУТЕМАС (Советский Союз). Идейное содержание: здания, инфраструктура и предметы создаются как единая среда, строго соответствующая бытовым и производственным нуждам и условиям. Кредо — естественность и практичность. Признаки: четкие строгие формы зданий, выверенные линии, выразительность не в деталях, а едином образе. Создается общее впечатление лаконичности, функциональности. В Екатеринбурге около 140 зданий этого стиля, город считается крупнейшим центром архитектуры конструктивизма в мире.   

Можно ли жить в памятнике архитектуры?

Расстояние между теорией и практикой в российской действительности бывает очень велико, убежден профессор УралГАХА Александр Барабанов

— Наши обремканные памятники на общем фоне выглядят прискорбно. Конференция должна была привлечь внимание властей и к этой теме. Пока не удалось: мы не наблюдали реакции ни на городском, ни на областном, ни на федеральном уровне. Вопрос о зданиях вообще очень болезненный: завязки с собственниками. Но капитализм не только у нас: есть западный опыт решения вопросов собственности и сохранности памятников, существуют определенные подходы, они и нам сгодятся. Сейчас готовится двухтомник по конструктивизму, в нем статьи 30 авторов, в том числе всемирно известных. Может быть, мировой контекст воздействует на местную власть.

Значительная часть памятников современной архитектуры Екатеринбурга находится в жилом фонде. Вообще понятия «памятник» и «жилой дом» друг другу не противоречат. Как их реставрировать, поддерживать в состоянии, пригодном и для проживания, и для «музейности», можно поучиться у Санкт-Петербурга, где накоплен большой опыт.

Подготовила Марина Романова

Дешево не получится

Реконструкция памятника архитектуры — всегда затратное мероприятие, уверен архитектор и проектировщик Александр Кузьмин — Разумеется, памятники архитектуры можно и нужно реконструировать. Однако идея экономической эффективности реконструкции жилого фонда, отнесенного к памятникам архитектуры, кажется мне утопичной.

С точки зрения технологии строительства и применяемых материалов дома сделаны весьма экономично: зачастую из дерева, оштукатуренного по дранке, выполнялись формы, характерные для железобетона. Это была своеобразная «стилизация» традиционных строительных технологий под высокотехнологичные для того времени. Здания очень изношены. Кроме того, на время реконструкции жильцов необходимо отселить, а куда, если маневренного фонда нет?

Нужно понимать: реконструкция памятника архитектуры обойдется существенно дороже, чем строитель­ство нового типового дома. Если же реконструкцию, а точнее, реставрацию, делать как в Европе: аутентично, с использованием тех же материалов, технологий, какие применялись при постройке, речь вообще пойдет о значительно больших суммах. Конечно, если дом расположен в очень престижном месте, после реконструкции его можно будет позиционировать как элитное жилье. Но экономика будет совсем другой.
В целом к реконструкции памятников архитектуры в наших условиях следует относиться как к необходимому, но затратному, не подразумевающему прямой экономической окупаемости мероприятию.
 

Подготовил Юрий Немытых