Exegi monumentum*

Фото - Андрей Порубов

Устают они, вечные и холодные, от нас, суетных и беспокойных. Вот поставили в нынешнем году в столице Урала два памятника. И что? Вокруг одного — скандал, дошедший до суда. А второй растаскивают по частям: не потому что не нравится, а как раз наоборот. Не зря говорят, что монументальный облик города может многое рассказать о его судьбе, характере, а также о ментальности горожан и их правителей. Попробуем посмотреть на Екатеринбург с этой точки зрения: с постамента.

Инвентаризация искусства

Если пройти по улицам Екатеринбурга и посчитать памятники, получим плачевно низкий результат: 34. Из некорректных сравнений: в Вашингтоне (по населению он вдвое меньше) около тысячи скульптурных композиций. Вровень с Екатеринбургом стоят разве что маленькие немецкие городки, по нашим меркам — поселки.

У ситуации есть объективные причины. На российскую культуру серьезно повлияло тысячелетнее господство христианства в его православном варианте. Православие пребывает в непростых отношениях с объемным искусством, почитая его отголоском язычества и отдавая пальму первенства плоскостному: иконописи, живописи. Возможно, это осталось в корнях. Последнее столетие торжества иной религии эксплуатировало памятники исключительно как способ монументальной пропаганды. Из сферы культуры они были перенесены в сферу политики. Кстати, в Екатеринбурге до сих пор городское управление культуры отстранено от влияния на монументальный облик города.

Что (кого) славят уральские памятники? Большинство до сих пор — революционеров и передовиков социалистического строя. Новая эпоха порывалась убрать с улиц развенчанных героев, однако мудро удержалась от разрушения: из истории век не выкинешь. Несколько памятников посвящено участникам войны и вообще войне в разных ипостасях, по два — музыкантам, писателям и поэтам, один — изобретателю, один — геологу. Недавно список пополнился историческими деятелями: восстановленным Петром I, декабристами и семьей царя Николая II. Современность не представлена.

Из многообразия выразительных средств уральская столица выбирает единственный стиль — реализм. Общее настроение памятников: суровые люди творят суровые дела. Правда, в прошлом веке были попытки использования иных образных систем — но неудачные. Скульптор Степан Эрьзя предлагал в качестве памятника уральским коммунарам женщину на шаре. Не прошло. А образ «Освобожденного труда» в виде мужской фигуры в центре города вызвал письманегодования в местных газетах: «До каких пор вместо Ильича будет стоять Ванька-голый?». По народному требованию в 1957 году город завел своего Ильича, одного из 220 экземпляров, отлитых по единому образцу. С тех пор так и не возникло у нас мощного обобщенного образа. В монументальном деле — без перемен, как будто не было ни символизма, ни авангарда, ни актуального искусства.
Приснопамятниковые скандалы

Зато всегда вокруг памятников мощно вращались стихии общего интереса и разгорались нешуточные баталии. Разборки нового времени берут начало с проекта Эрнста Неизвестного. Всемирно известный скульптор для города, в котором жил, предложил сильнейший образ скорби по репрессированным: многометровое лицо «плачет» людьми. Проект вызвал бурное обсуждение, многие выступали против, возможно, испугавшись его мощной эмоциональности. В результате Екатеринбург упустил шанс и лишил себя уникального монумента.

Потом были громкие выступления историков и искусствоведов против принятого комиссией проекта памятника основателям города Татищеву и де Геннину: мол, нарушение субординации петровских времен и фальсификация конкретных взаимоотношений, ну не могли эти два человека столь дружественно стоять рядом. Но в данном случае над правдой жизни восторжествовала правда искусства (сдобренная «экономической целесообразностью»). Бивис и Батхед, «сладкая парочка», как называют их кучкующиеся у ног основателей города неформалы и роллеры, прижились-таки на берегу Исети.

При открытии Храма на Крови очередную волну споров спровоцировала композиция, посвященная семье последнего русского императора. Специалисты вновь углядели нарушение всяческих норм, этических и эстетических. Но к тому времени к искусствоведам и общественности власть в этом вопросе прислушиваться перестала, и обсуждение быстро сошло на нет. По сути не было его и при создании последнего произведения монументального искусства, самого крупного за несколько десятилетий в Екатеринбурге и самого крупного в России, посвященного 60летию Победы, — «Седой Урал» скульптора Геворга Геворкяна. Именно этот памятник и вызвал самый крупный скандал, который концентрированно отразил проблемы формирования монументального облика больших городов. У истории несколько сторон: эстетическая, организационная, финансовая.

«Седой Урал» — не совсем Урал

Сторона эстетическая. Искусствовед Степан Ярков: «„Седой Урал“ к Уралу отношения не имеет. Его можно перенести в предгорья Кавказа, и там он будет уместен. Речь не о деталях, а о выбранном пластическом решении, не имеющем местных корней. Существует понятие „уральский характер“, и здесь оно не прочитывается». И другие искусствоведы были против установки монумента по проекту Геворга Геворкяна. Заведующий кафедрой истории искусств УрГУ Сергей Голынец сказал: «Памятник неорганичен для Урала». Однако подробнее прокомментировать ситуацию по моей просьбе отказался: «Все бесполезно».

В том же духе высказался скульптор Андрей Антонов: «Я перестал ходить на заседания градостроительного совета. Сколько раз было: обсуждали, приняли одно решение — а результат другой». Так мы перешли на организационную сторону.

Заместитель начальника главного управление архитектуры и градостроительства администрации Екатеринбурга Сергей Луканин пояснил механизм принятия «монументальных» решений:

— С инициативой обычно выступают общественные организации, на сей раз Совет ветеранов. С нашей консультацией подбираются скульптор, архитектор. Эскизы рассматриваются на градостроительном совете, после чего выходит постановление главы города.

— Так кто же решает, быть или не быть памятнику, — градостроительный совет?

 — Решает, в принципе, глава города. Ведь кто-то может предложить памятник и Гитлеру (утрирую).

— Насколько учитываются мнения специалистов?

 — Такие жаркие бои бывают. Но искусствоведы — теоретики, не помню, когда бы они были довольны проектом. В данном случае выбор осуществили ветераны, город не мог пойти против их воли. И вообще: хорош ли памятник, рассудит время…

Сторона финансовая. Как это бывает почти всегда, планируемая смета не сошлась

с реальной: с 35 млн рублей заказчик (городская администрация) урезал ее до 18 млн 200 тыс. рублей. В результате был сокращен и заявленный автором гонорар в размере 9 млн рублей. Подрядчик, а им выступало местное отделение Союза художников России, попал в вилку между амбициями автора и реалиями городского бюджета. Скульптор подал в суд на подрядчика, и в ближайшие годы Союзу предстоит работать на Геворкяна.

Случай частный. А проблемы — общие. Даже когда памятники примелькались и их перестают замечать, они пульсируют, формируют среду вокруг себя и отправляют нам молчаливые послания. Их скрытое постоянное воздействие на людей и делает их такими значимыми.

Символический капитал

По определению профессора Уральского государственного университета Сергея Кропотова, памятники — это выставление напоказ бессознательно разделяемых чаяний людей и пределов воображения элит. Любой режим нуждается в демонстрации символического капитала, и монумент — действенное средство для этого. Памятниковый ландшафт Екатеринбурга почти не изменился за полвека, он однообразен, продолжается фетишизация тяжелой индустрии. Отсутствие движения свидетельствует об окостенелости части общества, прежде всего его верхушки.

Сегодняшний Екатеринбург в монументальном плане начинает уступать соседям. В Перми профессионально занялись брендингом территории, и уже появились современные монументальные проекты. К челябинской пешеходной аллее, украшенной скульптурными типажами жителей прошлого, можно относиться поразному с точки зрения художественной ценности, но она непременно вызывает эмоциональный отклик.

В оформление публичного пространства вводится улыбка, ирония, элемент игры и модная интерактивность: так и хочется подставить ногу под щетку бронзового чистильщика обуви, подсесть в повозку к кучеру. Екатеринбургские памятники в большинстве своем возносятся над человеком, в то время как должны быть ему соразмерны: не по физическим параметрам, конечно, а по эмоциональности восприятия.

Даже такая проблема столицы Урала, как дефицит креативно мыслящих менеджеров, опосредованно связана с тем, что мы видим на улицах. Каждый памятник, по мнению Сергея Кропотова, заявляет, кто здесь хозяин и собственник, чей это город, чье пространство: «Умные, динамичные молодые люди не будут чувствовать себя на своем месте в атмосфере тотального господства тяжеловесных форм. Идеалом для современного города я бы назвал перекресток, на каждом углу которого по скульптурной композиции в разных стилях: одна, например, репрезентует семью и ее ценности, другая представляет культуру поп-арта, третья символизирует религию, четвертая выполнена на военную тему. Я встречал нечто подобное в американских центрах, это однозначно расценивается как установка — всем, всяким, разным найдется место. Но у нас продолжает работать старая матрица мышления: костюм — один, стиль — один, скульптор — один. Или два, для двух ветвей власти, областной и городской. Екатеринбург на местную почву проецирует столичную схему-связку „Церетели — московские элиты“».

Имена и даты

Монументальное искусство вообще нередко ориентировано на художественный монополизм. В Екатеринбурге поделены сферы влияния, здесь активно действуют два скульптора, оба на Г. Причем если несколько лет назад звучало в основном одно имя — Константин Грюнберг, он исполнял большинство монументальных проектов, инициированных областными структурами, то в последнее время активно засвечивается еще и Геворг Геворкян — с ним сотрудничает городская власть.

С конца 80х в столице Урала появились следующие монументы. Конная статуя маршала Жукова (автор Константин Грюн-берг). Мемориальный комплекс памяти жертв Афганистана «Черный тюльпан» (автор Константин Грюнберг). Памятник спортсменам, участвовавшим в Великой Отечественной войне, обновлен и восстановлен опять же при активном участии Грюнберга. Памятник Татищеву и де Геннину (автор московский скульптор Петр Чусовитин). К 200летию Пушкина: памятник поэту в Литературном квартале (автор Геворг Геворкян), восстановленный памятник возле инженерно-педагогического института (работа Грюнберга). Скульптурная композиция «Декабристы» (автор Валентина Соколова). Мемориал скорби и славы (Петр Малков). «Седой Урал», установленный в честь Великой Победы (автор Геворг Геворкян). В сей момент муссируются разговоры еще о двух глобальных проектах, и околохудожественная публика обсуждает как факт, а не предположение: воплощением образа Акинфия Демидова на коне занимается Грюнберг; образа святой Екатерины, символа города — Геворкян.

Скульптурная тусовка — одна из самых недоброжелательных друг к другу даже на фоне всегда немирной артистической среды, где каждый творец признает только одну правду — собственную. В профессии скульптора изначально заключен сложно разрешимый конфликт. С одной стороны, ты художник, то есть свободный внутренне человек, с другой — ты лишен свободы, так как воплощение творческих замыслов стоит дорого (скульптура наряду с кино — самые дорогостоящие виды искусства). Так что коллега здесь всегда — конкурент. Кто же побеждает в этой конкурентной борьбе? По логике «де юре»: самые талантливые. По логике «де факто»: самые пробивные. Те, что в струе, на виду, на слуху, кто имеет поддержку и умеет лоббировать собственные интересы. В Екатеринбурге хватает интересно мыслящих, неординарно воплощающих идеи и вполне умелых скульпторов, однако они мало востребованы властью, которая идет по уже опробованному пути, не тратя силы на освоение новых.

Время и деньги

В искусстве, где с объективными критериями оценки напряженка, как последний аргумент и козырную карту нередко используют такой — «время покажет». Коечто время уже показало. Например, оно выявило, что одним из самых живых среди созданных за полвека был и остается памятник танкистам — Уральскому добровольческому танковому корпусу — на привокзальной площади. Он возник в результате не номинального, а реального конкурса, адекватен месту и времени, а новые поколения привыкли к нему как к данности.

Более молодые памятники с годами претерпели некоторые метаморфозы в восприятии. «Черный тюльпан» критиковали за скрытую агрессивность. Однако дальнейшая политика государства подтвердила, что солдатам рано «чехлить штыки», памятник оказался более откровенным, чем звучавшие с высоких трибун слова о примирении. Вообще Константин Грюнберг с его пристрастием к прямым, жестким и мощным формам и образам, нравится это или нет, но вполне соответствует менталитету немалой части общества, не освободившейся от тоталитарного мышления.

Иные перемены случились с памятником Пушкину. До его установки молва называла Геворга Геворкяна «кладбищенским художником», приписывая ему авторство надгробий криминальным авторитетам на Широкореченском кладбище. Но проект монумента поэту покорил многих менее «железобетонным», чем прочие, обликом. Он и сейчас остается одним из самых соразмерных человеку памятников Екатеринбурга. Однако с годами, с возрастом все сильнее проступают у великого русского поэта явные армянские черты. В Ереване подобный Пушкин радовал бы жителей, на Урале — все чаще вызывает недоумение.

И когда заходит разговор о многометровой фигуре святой Екатерины, покровительницы города, создание которого пессимистически (или реалистически) настроенные сограждане уже отдали на откуп тому же автору, из разных уст можно услышать близкие слова. «Ну вот, появится еще одна босая особа в хитоне, с вытянутой рукой и армянским выражением лица». Никакой националистической подоплеки здесь нет. Речь идет о национальном, региональном менталитете. Уралу свойственны свои, исконные линии и образы.

Когда же раскрываются секреты автор-ского гонорара, становится понятно: скульпторам есть за что бороться. Сидит он в тиши мастерской, творит, и вот приходят представители общественности (в лице Совета ветеранов или какогото другого), смотрят работы, выбирают. Могут выбрать тебя, и ты получишь работу, деньги, славу (пусть даже недобрую), а могут выбрать другого. И эти «небесные» дела с талантом напрямую не связаны. Как ни парадоксально, но и искусство меряется метрами: картины, иконы — линейными, скульптуры — квадратными. Например, «Седой Урал» ростом в 14 метров дает в плоскостной разверстке 327 квадратных метров, каждый сантиметр которых требует обработки, а значит, и оплаты.

Конкурс и Конкурс

Даже странно: в Екатеринбурге есть, казалось бы, все для того, чтобы город выглядел достойно, разнообразно, современно с «монументальной» точки зрения. Есть скульпторы. Есть идеи. Есть деньги. Чего же нет? На глубинном, внутреннем уровне, наверное, нет привычки, нет столичной ментальности, подлинных амбиций, как бы город ни пыжился. На внешнем — нет четкой, продуманной, со специалистами согласованной, широкой общественностью выверенной монументальной политики. Традиция установки памятников к датам — есть. А политики все-таки нет. Пять лет назад журнал «Эксперт-Урал» писал о планах городской администрации по созданию разных по стилю памятников, посвященных представителям разных слоев населения. Годы прошли — перемены не наступили.

Один из очевиднейших способов изменения ситуации — проведение открытых, публичных, с оповещением жителей через средства массовой информации конкурсов по каждому крупному проекту. Такова практика, давнымдавно принятая во всем мире. Воспринимать конкурсы как панацею, конечно, не стоит. Они нужны действительно не всегда. Какието локальные проекты, тем более выполненные на корпоративные или частные средства, требуют лишь согласия городских властей и видения того, как они впишутся в облик города. Но когда на монумент идут бюджетные деньги (наиболее распространенный у нас вариант) или памятник имеет большое общественное значение, претендует на символ, когда через художественный образ воплощается обобщенная душа огромного количества людей — вряд ли стоит экономить на организации полноценного конкурса: итоговые потери оказываются больше. Конкурсы хороши тем, что привлекают разностилевых художников, они могут стать действенным средством того, как разнообразить архитектурный ландшафт большого города. Они показывают: есть варианты, и позволяют этим вариантам осуществляться.

Но вот интересный феномен в отношении двух грядущих монументов. В городской администрации мне было сказано: конкурсы — будут. Пока о них не слышно. Зато победители уже как будто определены. Образ Демидова уже воплощает Константин Грюнберг. Геворг Геворкян объявил о презентации демонстрационной копии святой Екатерины.

Клава и слава

Идеи альтернативных памятников время от времени возникают-таки в культурном пространстве Екатеринбурга. Академический театр драмы, например, мечтает о памятнике влюбленным, которые встречаются на театральной лестнице. Екатеринбургский художественный фонд продвигает проект памятника родителям и встречает взаимопонимание на разных уровнях. Некоторые необычные проекты даже воплощаются.

В сентябре на набережной Исети появился единственный в стране памятник компьютерной клавиатуре — Клаве, как любовно его называют. Он возник в рамках проекта «Длинные истории Екатеринбурга», который проводит Центр современного искусства, его автор Анатолий Вяткин. 86 бетонных кнопок, около ста килограммов каждая, расположились в привычном пользователю порядке. В создании памятника участвовал «Атомстройкомплекс»: помогал материалами и работой. По словам куратора проекта Наили Аллахвердиевой, компания таким образом формирует позитивный имидж, нацеленность в будущее. Ведь данный памятник апеллирует к массовому сознанию современника и действительно претендует стать символом времени. Он моментально был обжит горожанами, активно используется как место встречи и отдыха: на клавишах можно посидеть. Жаль только, что некоторые рьяные компьютерщики, не в силах расстаться с Клавой, уже вырыли и унесли несколько кнопок. Клава вдруг осовременила и реку, приютившую ее на своем берегу, неожиданно расшифровав название: Исеть — Iсеть, Inet, интернет… Памятники нашего времени должны быть действительно памятниками нашему времени.

*Я воздвиг памятник

Дополнительные материалы:

Хочется быть оптимистом

Власти Екатеринбурга начинают осознавать, что необходима концепция монументального облика города, считает председатель екатеринбургского отделения Союза художников России скульптор Владимир Кривушин

Владимир Кривушин

В архитектурной истории Екатеринбурга было несколько ярких периодов. Первый — «купеческий»: заказчиками выступали люди с очень определенной ментальностью, собственным вкусом. Важная черта — они обращались к профессионалам. В результате был создан купеческий город, своеобразием которого мы можем гордиться до сих пор. Следующий уникальный период — конструктивизм, нигде в мире он не был представлен столь мощно, как у нас.

Сейчас, я думаю, мы находимся на пороге того, чтобы город, разнообразный и даже хаотичный с архитектурной точки зрения, получил концептуальное монументальное наполнение. О необходимости объединяющей идеи, продуманной политики начинают говорить на властном уровне. Я чувствую: примерно год, как «процесс пошел». Сейчас обсуждается скульптурное оформление пешеходной зоны в центре Екатеринбурга, оно должно быть соразмерно человеку, это все понимают.

Союз художников выходил на администрацию с инициативой создания общественного совета, который выступал бы экспертом по теме. Мне разумно ответили: нет смысла создавать новое, когда можно полноценно использовать существующее, тот же градостроительный совет. Согласен: только нужно использовать. Весной же при управлении культуры появился общественный совет, куда вошли наиболее видные представители интеллектуального сообщества. Монументальный облик города еще не становился темой его обсуждения, но недавно от управления поступило предложение создать музей скульптуры. У нас много интересно мыслящих пластических художников, нам есть что показать.

Я чувствую, что следующий год для скульпторов Екатеринбурга будет более плодотворным.

Двойная жизнь скульптуры

Жаль, не спросить у Пушкина, похож ли он, не зеркальный, а внутренний, на свое изображение руки Николая Предеина. У Гоголя тоже не спросить. А это любимые персонажи екатеринбургского скульптора. Зато один из самых крупных современных исследователей творчества Николая Васильевича Игорь Золотусский принял образ писателя в необычной авторской интерпретации. Плащ — как крылья, которые столь велики и тяжелы, что не дают взлететь. Общая мощная экспрессия крупных форм в маленькой по размерам статуэтке, и при этом трогательный вид, теплое отношение. На открывшейся недавно в Гуманитарном университете экспозиции Н.П. (автор скромно прячется за инициалами) представлено несколько скульптурных серий последних лет.Николая Предеина некоторые специалисты считают одним из самых неординарных скульпторов Екатеринбурга. Выставляется же он крайне редко, и тем интереснее наблюдать изменения в его творчестве: от первозданной архаики до содержательно сложных современных образов: писателей, художников, птиц, многочисленных и разнообразных пилигримов. Кажется, само мышление художника — пластическое, его работы настолько естественны и органичны, как будто их и не делали вовсе, а вот такими они родились, вышли из дерева, из камня.

Предеина вдохновляет природная скульптура. Он видит срез бревна в старом доме своей матери, делает с него слепок, переводит в металл, и появляется бесконечная по смыслу композиция «Структура». Однако создания человеческого воображения привлекают его не меньше. Именно Николай Петрович — автор золотой статуэтки Casta Diva, которая вручается в качестве российской оперной премии: ее обладателями стали Борис Покровский и Валерий Гергиев, Ирина Архипова и Евгений Нестеренко.

У нынешней экспозиции несколько особенностей. Во-первых, работы представлены в двух ипостасях: в натуральном виде и фотографическом. На соотношении реальных и виртуальных образов возникает любопытный эффект восприятия, как бы две жизни одного произведения. Во-вторых, выставка проходит в немузейном помещении. Сегодня искусство не желает запираться в собственных стенах, стремится засвечиваться в общественном пространстве. На сей раз пространство благодарное и благодатное — студенческое. Гуманитарный университет периодически осуществляет культурно-просветительские проекты, и фойе одного из зданий постепенно приобретает характер галереи.