Слово за слово
«Как уст румяных без улыбки, без грамматической ошибки я русской речи не люблю». Шутил классик... |
После необходимых славословий слову — обозначим проблему. Разговорный русский язык становится все более плоским, замусоренным и неточным. Это подтверждено исследованиями, хотя очевидно и без научных изысканий: достаточно послушать друг друга или телевидение. Вместо верного, единственного по смыслу слова часто употребляется его двоюродный, а то и троюродный брат. Вместо сложных взаимосвязей используются словесные клише. Обессмысленные фразеологизмы нового времени отражают и порождают клишированность мысли: бедно говорим — бедно думаем. Два полюса словарного запаса: Пушкин (30 тысяч слов) — ЭллочкаЛюдоедка (30 слов). Россияне стремительно приближаются ко второму полюсу.
Ведомые кем? Теперь уже не писателями, говорят специалисты. Общественное мнение, общественное мышление и словарный запас сегодня формируют представители массмедиа, то есть журналисты. На них (на нас) ответственность, с них (с нас) спрос. Российский центр «Практика» вот уже 14 лет занимается подготовкой и повышением профессионального уровня работников российских средств массовой информации. В нынешнем году Центром при содействии российского правительства учрежден мультимедийный фестиваль «Живое слово» в поддержку и во благо русского языка: емкого, образного, высокоразвитого и развивающего.
Фестивальной ареной стало село Большое Болдино Нижегородской области. Выбор прозрачен: Болдино — место уникальное в истории мировой литературы. Подобного творческого взлета она не знала ни до, ни после 1830 года: за 50 дней здесь создано 50 шедевров — русского слова. В фестивале приняли участие представители крупнейших СМИ примерно сорока российских территорий, в том числе Тюменской, Пермской, Свердловской областей. Пригласили на него и корреспондента «ЭкспертУрала».
Болдинская осень
Пушкин, по его собственным утверждениям, любил другую осень: последние листы, нагие ветви, унылую пору. Нам же досталась осень золотая, праздничная. Воздух расчерчен блестящими паутинками, в палисадниках — охапки разноцветных астр. В помещичьем саду ветки яблонь согнулись до земли под гнетом созревших плодов. Рядом — корзины с антоновкой: пожалуйста, пробуйте. Лиственница возле крыльца усадьбы — та, что посадил Пушкин, а вот ветла на противоположном берегу пруда росла еще до него.
Под воздействием ауры поэтического места открылся первый фестиваль «Живое слово». В обряде, настоящем празднике русского слова, участвовали видные словесники разных жанров: писатель Людмила Улицкая, директор телекомпании «Цивилизация» Лев Николаев, классик авторской песни Вероника Долина, артист и чтец Михаил Козаков. Звучали стихи Пушкина.
А еще были лазерное шоу, фейерверк и исполнение специально написанной к фестивалю песни. Сам фестиваль носил вполне рабочий характер: в течение нескольких дней мастерклассы известных журналистов, дискуссии, презентации телепрограмм и образовательных проектов.
Помимо поэзии, меня интересовала здешняя проза жизни (кстати, именно в Болдино Пушкин начал писать прозу). Село сохранило прежний ранг центра сельскохозяйственного района. В отчетах есть гордая строка о том, что болдинские коровы — самые высокоудойные в стране. Но важнее то, что вне отчетов. Русское село — явление, вызывающее по большей части жалость и боль. За Болдино же не стыдно. Село опрятно и ухожено без показухи. Здесь умеют работать (вспомним про коров) и культурно отдыхать (укажем на фестивали, встречи с писателями для местных жителей привычное и приятное времяпровождение). Здесь не возникает ни малейшего ощущения глубокой провинции, хотя географически именно так.
На 5 тысяч болдинцев приходится 60 тысяч туристов в год. Туризм — точка роста села. К вопросу подошли серьезно: в районной администрации создан отдел по туризму (хотя по штату не положено), а для анализа ситуации приглашен специалист из Австрии. Он оценил перспективы не слишком высоко: ехать далеко, а смотреть, по его мнению, особо нечего. С иностранцем не согласились, но к советам прислушались. В Болдино построена приличная гостиница, разработан туристический маршрут, куда помимо пушкинских мест вошли этнические мордовские «изюмины», а музей-заповедник придумывает все новые виды услуг. Посетители могут покататься на лодке в господском пруду, прогуляться под ручку, болтая о том о сем, с кудрявым поэтом-двойником.
Язык живой, ему видней
Впрочем, Александр Сергеевич и мы сегодняшние могли бы и не понять друг друга. Недавно провели такой эксперимент. Детей старшего дошкольного возраста попросили нарисовать картинки к известному пушкинскому четверостишию:
Бразды пушистые взрывая,
Летит кибитка удалая;
Ямщик сидит на облучке
В тулупе, в красном кушаке.
Первую строчку ребята не поняли совсем. Иллюстрациями ко второй стали разновидности летательных аппаратов. «Ямщик» воспринимался ими от слова «яма», а не «ям» (станция). Единственным правильно понятым словом оказался тулуп, что в общем-то тоже странно. Реальность меняется, и язык вместе с ней.
Поэту тоже нелегко пришлось бы сегодня: столько новых слов, и все неславянских корней. В прошлые века великий и могучий активно перенимал из немецкого, французского (еще раньше — тюркского). В последние десятилетия хлынули англицизмы: английский язык стал мировым. Ну и что? Русский не пострадал, только обогатился. Заимствований бояться — в мир не ходить. И вообще, по убедительному высказыванию Петра Вайля, автора и ведущего популярной передачи «Гений места», «язык такая стихия, которая сильнее, умнее, шире, тоньше, глубже не только любого из его носителей, но и всех вместе взятых».
Не об иноязычных вторжениях и естественных изменениях печалились участники фестиваля «Живое слово», печалились они об утратах. О снижении уровня грамотности, о падении значимости слова в обществе. Становится распространенным мнение, что, мол, какая разница, как я говорю, важно, как я думаю и что делаю. Но язык и мышление связаны напрямую. По формулировке Владислава Флярковского, ведущего программы новостей телеканала «Культура», речь — одно из проявлений человеческого опыта, вопрос внутренней культуры и внутренней свободы. Упрощение речи приводит к упрощению мысли.
Плюс примитивизация всей страны
Фестиваль на пушкинской территории (дом поэта) |
А вот точки зрения на то, какими методами следует пользоваться «ретрансляторам», — рассчитанными на «умных» или «всяких», на интеллектуалов или обывателей — разошлись.
Александр Архангельский:
— В 90е годы в журналистику пришло новое поколение — профессионалы из сфер науки, экономики, что подняло планку журналистики. Потом ситуация изменилась. Сейчас совершенно очевидно, что политическая элита через средства массовой информации выстраивает упрощенное общество. Общество, которое не способно выставить руководству счет.
Любая, самая интеллектуальная журналистика, — это служба банализации. Разница в том, что мы банализируем: сложные вещи доводим до уровня общего понимания или умножаем пустоту. У телевидения огромная аудитория. Один миллион зрителей — это десять битком набитых стадионов. Отсюда большая ответственность. Задача, которая стоит перед журналистикой, — политической важности: противостоять упрощению общества.
Лев Николаев:
— Рыночные условия заставляют нас учитывать вкусы так называемой «глянцевой» аудитории. При всех негативных сторонах этого явления ситуация требует большей изобретательности, чисто драматургического поиска: как захватить и удержать внимание зрителейчитателей и при этом высказать собственные идеи. Выразительные возможности языка имеют при этом первостепенное значение.
Анатолий Голубовский:
— У нас еще наблюдается культ массовости: чем больше зрителей, читателей, тем лучше. Меряем стадионами. Развился патологический страх потерять аудиторию. Я же знаю примеры из германской медийной среды, когда сотрудника радиоканала уволили за то, что вырос рейтинг передачи: значит, он потакал неразвитым вкусам. Социологи говорят, что в мире начинается процесс демассовизации СМИ. Актуальна нишевость, работа на ограниченную, строго определенную аудиторию. Светлое будущее журналистики, когда для любого человека, будь он хоть заключенный или умалишенный, найдется свой канал и свой журнал.
Петр Вайль:
— Интеллектуалов не может и не должно быть много. Тирания умных так же опасна, как и тирания глупых. Мне нравится, когда жизнь протекает нормально. Если бы самым массовым автором была не Донцова, а Джойс, я бы боялся выйти на улицу. Окна надо стеклить стеклом, а не бриллиантами. Из крана должна течь вода, а не бургундское. (Реплика из зала «Позвольте с этим не согласиться…».)
Приколы и проколы
Но все-таки основной темой фестиваля стало не содержание речи, в том числе журналистской, а ее форма. Одно и то же содержание можно передать совершенно поразному. Сравните: «В связи с большим количеством транспорта парковка здесь невозможна» и «Мест нет». Информация одна и та же, но ни единое слово не повторилось. Выбирайте, как вам больше нравится говорить, писать, думать. Сложно или просто. Казенно или почеловечески. Прячась за словами или подчеркивая индивидуальность.
Многие журналисты собирают нелепые ошибки, смешные опечатки, фразы с двойным смыслом. Известны коллекции Владислава Флярковского, Петра Вайля, пополняемые через интернет. Ими высчитаны десять самых распространенных в СМИ выражений, штампов.
Некоторые наиболее смелые журналисты ведут развивающие речь программы или страницы. Уралу в этом смысле есть чем поделиться. Например, в газете «Тюменская правда» несколько лет существует авторская полоса «Слово и время», которую ведет Ольга Радужная: о процессах в современном русском языке, новых словах и их значениях.
Фестиваль «Живое слово», конечно, не ограничивается лишь рассуждениями на тему и уроками признанных мастеров. Он будет действовать в течение всего года в виде интернетсайта (http://www.zhivoeslovo.ru/), творческих журналистских конкурсов, литературных конкурсов для школьников и студентов. Нина Зверева, директор образовательного центра «Практика» и автор идеи фестиваля, убеждена, что, став традиционным, он привлечет внимание к проблеме. И постепенно достигнет цели: поднимет уровень владения словом, прежде всего у самых массовых носителей его в народ — журналистов. А через них — у читателей, зрителей, слушателей. То есть нас всех.
Впрочем, Петр Вайль считает, что этому поможет и естественный ход событий. «Да, раньше, в советскую эпоху, мы говорили и писали более грамотно, чем сейчас, хотя и более усредненно. Жизненная ситуация изменилась, появилось больше свободы в выражении мыслей. А свобода не бывает только для хорошего, она бывает для всего сразу. Я уверен, с языком рано или поздно все утрясется, ведь пока речь идет о ничтожных исторических сроках. Это не значит, что мы должны сидеть сложа руки. Человек смертен, ничем другим жизнь кончиться не может. Но из этого не следует, что медицину нужно отменить». Журналист — тот же врач: на нем и профилактика, и лечение.
Дополнительные материалы:
Десять самых распространенных штампов
как бы
однако
позиционировать
проект
структура
регион
достаточно
востребованы
задействованы
все подробности
Откажитесь от этих слов, и вы уже будете отличаться от большинства