Корчится улица безъязыкая

Основная проблема культуры в России - отсутствие качественной аудитории. С кризисом она только усугубится. Задача государства - создание социальной среды, способной к восприятию.

У государства вкуса быть не должно. Его дело - вкладываться не в финансирование культурных институтов или отдельных проектов в искусстве, а в развитие воспринимающей аудитории. Только когда будут разбирающиеся и требовательные потребители, появятся достойные художественные продукты, считает искусствовед и писатель Александр Архангельский. Мы беседовали с ним перед началом встречи, организованной АНО «Центр технологий гражданского мониторинга» в рамках проекта «Время культуры», 20 января в Екатеринбурге.

Меньше пены

- Александр Николаевич, до сих пор на фоне гигантского роста потребительской способности культура выглядела «золушкой». Сейчас ситуация изменилась: в коммерческой сфере все плохо, в культуре - по инерции хорошо. Что дальше?

- Кризис вскоре накатит и на культурную сферу, ее структура начнет меняться. Некрупным проектам, тем, кто работает с небольшой аудиторией, элитарными группами, будет не очень плохо. Маленькие, востребованные, европейски известные театры, которым легко сниматься с места, гастролировать, где незначительная нагрузка на зарплату актерам, на аренду залов, на перевоз декораций, останутся.

А вот, например, Малому театру, если государство не даст денег (а спонсоры точно в ближайшее время отползут), будет нехорошо. В кино, как и в театре, выживут маленькие. Масштабные проекты автоматически идут вниз.

В издательском мире - наоборот. Крупняк запускает в печать уже опробованное, он индустриален по определению. У больших издательств ниже издержки, и постепенно они поглотят нерентабельных мелких. Но маленькие издательства нужны для того, чтобы экспериментировать, поставлять в свет новых авторов, рисковать. Так что от таких слияний культурная сфера явно не выиграет.

- Но кризис может сыграть положительную роль - снять лишнюю пену?

- Кризис с моральной точки зрения - вещь очень полезная. Но в том, что он поможет культуре или экономике оздоровиться, у меня большие сомнения. Снимет пену - это правда. Приведу пример. В 2005 году одна крупная (неуральская) сталелитейная компания профинансировала три документальных фильма. Подчеркиваю, документальных, не художественных. А когда одного известного эксперта, главного редактора журнала «Искусство кино» Даниила Дондурея попросили проверить, правильно ли израсходованы средства, он ошалел - три фильма обошлись в 29 млн долларов!

- Это очень много?

- Как бы вам сказать... Расходы на среднюю художественную полнометражную ленту - с производством, прокатом, рекламой - от 3 до 5 миллионов... Конечно, с кризисом такие штучки кончатся. Не кончилось бы с ними и все остальное.

Дело в том, что в театральной и киноиндустрии нужно постоянное воспроизводство. Как только вы выпали из процесса, вы уже отстали. Вы должны быть постоянно в работе. Как только вы съемочную группу распустили на два-­три года, вы потом ее будете собирать с нуля и заново обучать, а это колоссальные потери. Следующее поколение, не найдя работы, из этой сферы уйдет, и восстанавливать придется очень многое. Это не временная приостановка, это будет пропасть. Кино и театр пострадают очень сильно.

- А как же тезис «художник должен быть голодным»?

- Пускай авторы этого тезиса так живут, если им хочется. Я считаю, что художник должен быть, а дальше - вопрос индивидуальный. Гете был очень сытым человеком, как минимум половину своего времени тратил на то, чтобы быть сытым, - ему это было жизненно необходимо. А Тарас Шевченко бедствовал - видимо, ему так было нужно. Общих правил нет.

Художник, затевающий большие проекты, сам может и поголодать, но за ним люди, замыслы, идеи. И им без денег ходу в свет не будет. А у нас сейчас структура производства культуры переменится, и мы двинемся еще больше в сторону крошечных проектов и ориентации на малые элитарные аудитории.

Мне мой издатель говорит: до вас, середнячков, волна не дошла. Небольшие тиражи, от 7 до 15 тысяч, ориентированные на конкретную аудиторию, продаются как до кризиса, так и во время кризиса. А продажи бестселлеров упали в разы!

Я просто цифры приведу, художественную ценность книг не рассматривая: последняя книга Минаева продается в пять раз хуже, чем предыдущая, Акунин и Коэльо - в два раза. Дело в тех, кто покупает: обозначилась проблема платежеспособности большой аудитории. А сужение аудитории неполезно, люди и так немного читают. Опасность в том, что мы сейчас в той стадии, когда сама привычка к чтению может быть утрачена. По данным исследования Левада-­центра (проведено осенью 2008 года по заказу нацпрограммы поддержки чтения), 46% россиян вообще книг не читают - никогда и никаких. Куда еще дальше аудиторию сужать?

То же в кино. Фильмы Сокурова найдут своих продюсеров: они дешевы, и на малые затраты доходы все равно высоки. Вот сокуровский «Русский ковчег»: затраты на производство примерно миллион долларов, а только в Америке он принес 6 миллионов. Такие ленты на своих скромных площадочках все равно будут иметь ожидаемые сборы. А массовые проекты замораживаются и снимаются с производства. Уже сегодня из восьми десятков фильмов, находившихся в производстве в 2008 году, половина остановлена.

И если ничего не предпринимать, то ситуация будет ухудшаться. Так мы можем вернуться в цивилизацию, где абсолютное меньшинство в обществе потребляет качественный художественный продукт, а абсолютное большинство либо не потребляет его вообще, либо смотрит только «самый лучший фильм».

В греческом зале

- Но и в экономике такая ситуация: посмотрите на уровень дифференциации доходов. А культура - некий элемент надстройки, она не может идти вразрез с базисом...

- Ну, знаете, это как в анекдоте про водопроводчика: систему менять надо. Согласен, надо. Но я за систему в целом не отвечаю и не очень разбираюсь в том, как она устроена. Если так рассуждать, мы дойдем и до политической системы. Конечно, связь между тем, как живет культура и как функционирует политическая система, есть, но долгая и непрямая.

Основная проблема в России, которая с кризисом только усугубляется, - это отсутствие качественной аудитории. Причем в любой сфере культуры. Число людей, способных воспринять хоть сколько­нибудь сложные вещи, сжалось до ядра. Менеджер начинает рассуждать, что делать: либо продукт для очень малой аудитории, способной разобраться, либо попсу. Не случайно же три тенора вышли на стадионы и, в общем, превратили классику в попсу. Но иначе нет встречи с массовой аудиторией. Они приобрели деньги, встречу с миллионами. Правда, потеряли классику по дороге... Я не вижу хорошего решения в этой плоскости. Думаю, здесь нужно ставить цели на уровне государства.

- Но государство давит! Как избежать еще большего авторитаризма?

- Государство не должно вкладываться в саму культуру (точнее, вкладываться минимально: совсем не вкладываться оно не может). Оно должно создавать среду, вкладываться в аудиторию, к которой культура придет сама. Начиная с уровня школы, заканчивая библиотеками и музеями. Не финансировать их непосредственно, а создавать условия для появления принципиально новых частных музеев, тем самым подготавливая качественную аудиторию, способную воспринимать искусство.

Вот в Москве открылся Музей актуального искусства Игоря Маркина. Это новое музейное пространство: зритель там ведет себя с искусством не как со святыней, а как со средой обитания - может сидеть на полу, хоть семечки лузгать (ну, не плевать на пол, конечно). И эта модель поведения очень важна. Туда детей приводят, им там хорошо и весело. Ребенок, который прошел через это, он воспринимает музей как место встречи с культурной средой, где спокойно и уютно. Тогда и к искусству у него отношение будет иное.

Пока у нас музейная и библиотечная среда очень консервативна. Наши работники - профессионалы, но привыкли к прошлому. А здесь нужно менять сознание людей. Потому что музей - это не храм, это часть жизни, место встречи с культурой, наша среда обитания.

Районка важнее, чем Ленинка

- Я делал фильм о библиотеке Конгресса и о библиотеке им. Ленина, могу сравнивать. Во-­первых, бюджет библиотеки Конгресса год назад был около миллиарда долларов, а бюджет Ленинки - миллиард рублей. Во-­вторых, американское государство создало систему преференций для бизнеса, который вкладывается в библиотеки. Наше государство ничего подобного не сделало...

Но я говорю сейчас о районных и областных библиотеках. Именно они важны для расширения аудитории, создания новых подготовленных потребителей культурного продукта. В городах с населением до 100 тыс. человек есть совершенно крошечная аудитория для современных книжек, есть дети, которые могли бы такие книжки схватить и прорасти с ними сквозь свою среду вверх. Но такие книжки туда не доходят совсем. Мы просто отсекаем этих людей от современной культурной среды, отбираем у них шанс на встраивание в будущее общество. Да, многим это и не нужно. Но тем, кому нужно,- мы этот шанс не даем.

- А может, проще нормальный доступ в интернет сделать?

- Нет, не проще. В маленьких городах интернет есть в школах, а больше - нигде. И не предвидится. Компания КОМКОН (занимается исследованиями для продвижения интернета и телефонии) в своих расчетах учитывает только 55 - 60 млн населения в качестве потенциальных интернет-­пользователей, а оставшиеся почти 90 - нет. Это как раз малые города, куда интернет рыночным способом не пойдет. Говорят, нет мотивации населения. Вы, конечно, можете провести линию, но ее нужно поддерживать, оплачивать трафик - этого государство в массовом порядке делать не будет, да и не сможет.

Кроме того, интернет в России - вещь неустойчивая. И это даже не столько проблема малых городов. Я живу центральней некуда, в Москве на Арбате, но у меня нет дома нормального интернета! Потому что власти Центрального округа сделали так, чтобы у нас была одна эксклюзивная компания, которая меня абсолютно не устраивает. Остальных попросту не пустили. Я дома пользуюсь GPRS-­модемом, а когда нужно срочно, скажем, фотографии повесить в ЖЖ - иду в соседний Макдональдс: там WiFi-­доступ бесплатный. Так что при помощи такого интернета мы проблему расширения аудитории не решим и рамки читающего сообщества не раздвинем.

Хотя я знаю пример территории, где то, о чем вы говорите, произошло. Но это по доброй воле государя-­императора. Вот президент Чувашии Николай Федоров любит библиотеки и интернет. И у него районные библиотеки стали центром притяжения интернет-­сообщества. Сам видел: там сидят бабули с дедулями, их обучают интернету, они пользователями становятся. Это совершенно иная среда получается, я уж не говорю, что они потом с внуками на другом языке общаются. Но это Николай Федоров решил: решение не системное, а исключительное. Пока в масштабах государства такой модели нет, а государство как раз должно создавать типовую модель, которая транслируется дальше.

Модель поддержки

- Хорошо, как библиотеки стоит поддерживать?

- Спад интереса к чтению и к книге - мировое явление, с этой проблемой развитые страны столкнулись очень давно. В докладе библиотеки Конгресса «Чтение в опасности» (опубликован в 2004 году) есть удачный образ: если не переломить тенденцию, лет через 20 человечество вернется в мир до XIV века, когда читают только специально обученные люди в специально отведенных местах. Это не означает катастрофы мировой цивилизации, просто цивилизация будет другой. Западный мир тогда ответил себе так - надо этого не допустить.

Очень многие страны (и Бразилия, и Израиль, и весь Евросоюз) выкупают для своих библиотек часть тиража современных книг. Но сами эти книги отбирают не бюрократы, а специальная общественная комиссия, в которую входят представители разных направлений: реализма, контр­культуры, модерна, постмодерна. Государство определяет объемы финансирования, а представители культурного сообщества выбирают, какие книги закупать.

Заметьте, решение, кому давать деньги, принимает не государство. У художника надо отобрать право решать, сколько денег давать, а у государства - кому давать. Потому что государство хорошо знает, как посчитать, а художник - кто сделает. Это очень важный социальный договор. В результате государство финансирует библиотеку, которую оно обязано содержать, при этом, выкупая тираж, оно поддерживает издательство, а издательство платит автору, поддерживая его авторский труд. В итоге государство на автора влияет, но он свободен, отношения обезличены. Та же модель возможна и в кино, она, например, отработана во Франции.

У нас же в стране пока было по­другому. Возьмем кино. Не секрет, что господдержка фильмов в последние несколько лет была на высоком уровне. Мало, конечно, кто в этом признавался, разве что Хотиненко с фильмом «1612» прямо сказал: был госзаказ и колоссальные вложения. Но прямая господдержка - не самая лучшая вещь: государство начинает само решать, что такое патриотизм, а это не совсем удачно. Не потому, что государство плохое, у него просто другая функция.

- Но как от закупки книг в районные библиотеки аудитория расширится количественно?

- Нужно стараться достучаться до тех, кто не читает вовсе. Это работа другого характера, давайте посмотрим английский путь: англичане вложились не в издательство, не в авторов, а в рекламную кампанию, чтобы пробить неблагополучную среду. Северо-­запад Англии - это бедные районы, где очень многие папы в тюрьмах сидят, там мальчики вообще никогда не видели мужчин, которые книги читают. Всю рекламную кампанию возглавил не интеллектуал и не профессор, а Дэвид Бекхэм. Понятно, что он авторитет для пацанов из бедных семей. Если он, обращаясь к ним, рассказывает, какие книжки он читает и как это круто, значит, читать - это круто. И ситуация сдвинулась с мертвой точки. Ясно, что мальчик, который увидел Бекхэма, в лучшем случае прочитает детектив, а скорее всего, книжку про спорт, и не нужно от него ждать большего. Но его дети уже увидят в доме книгу, и для них это будет нормальная составляющая жизни, а не чудо. Тут возникает социальная цепочка.

Нужно расширять аудиторию и качественно. В той же Англии Би-­Би-­Си запустила проект The Big Read, когда нация отбирала сначала 500, потом 100, а потом и 20 любимых книжек. И все это с большой рекламой, красочными телешоу. И проект сработал - книжки стали продаваться гораздо лучше, задыхающиеся книжные магазинчики ожили. А самое лучшее доказательство этому - феномен Джоанны Роулинг. Ведь книжки-­то у нее средние, она просто пришла на подготовленную почву. А в результате приучила целое поколение читать толстенные романы - это важнейший социальный эффект в пользу привития привычки к чтению.

И я снова подчеркиваю: это достигнуто не за счет финансирования культурных институтов и каких­то отдельных проектов в искусстве, а за счет развития воспринимающей аудитории. Только когда есть разбирающиеся и требовательные потребители, способна развиваться качественная культурная составляющая общества. 

Александр Архангельский  - журналист, писатель, литературовед. Кандидат филологических наук, профессор кафедры информационной политики и информационных исследований Высшей школы экономики. Член Союза российских писателей (1991), академик-­учредитель (1997) и президент (1997 - 1999) Академии русской современной словесности, член Академии Российского телевидения с 2007 года, автор и ведущий программы «Тем временем» на телеканале «Культура» (с 2002 года).