Рука помощи Эрмитажу
Михаил Пиотровский: «Культуру должно содержать государство».В современной России правила игры во многих сферах общества диктуют деньги. При небольшом объеме финансирования, положенным учреждениям культуры из федерального кармана, музеям необходимо находить негосударственные средства на выставочную, научную и реставрационную деятельность. Каким образом музей может пополнить свой бюджет, рассказал директор Государственного Эрмитажа Михаил Пиотровский.
— Сегодня понятия меценат, спонсор, партнер весьма размыты. Какое определение вы бы им дали?
— Начнем с того, что такое спонсорство и меценатство, если говорить серьезно. Культура не может существовать сама по себе. Иначе она скатится туда, куда нас сейчас настойчиво подталкивают — в коммерцию, в попытку себя содержать самостоятельно. Это в корне неверно. Культуру должно содержать общество. А общество делится на три части. Первая — государственный аппарат, именно аппарат, а не государство, поскольку давно прошли те времена, когда государственный аппарат и государство были одним и тем же, все принадлежало обществу, а аппарат был равнозначен государству и выражал интересы всего общества. Сейчас существуют разные формы собственности, следовательно — разные интересы. Именно поэтому одна из обязанностей государственного аппарата — содержать культуру.
Вторая часть общества — люди, которые приходят в музей и платят за то, чтобы там находиться.
Третья часть — меценаты, спонсоры и всякого рода донаторы: они дают дополнительные средства на содержание музея. Эти три сектора обеспечивают разнообразие источников существования культуры, создавая тем самым некую ее автономность. Она существует только тогда, когда есть разные источники функционирования, поддержки и финансирования. Если этого нет, музей либо зависит от государства, которое часто забывает о своих обязанностях и помнит только о правах, либо только от спонсора — и тогда могут возникать проблемы с ним (что часто и случается в учреждениях культуры), либо исключительно от посетителя, то есть только от заработка, и тогда придется прыгать перед посетителем, делая лишь то, что он хочет. У музея же принципиально иная задача. Музей должен воспитывать, а не плясать под дудку публики. Ресторанное правило «клиент всегда прав» здесь не работает.
— Сегодня это правило не всегда и в ресторане работает.
— В ресторане оно должно работать. А в музее не должно. В этом принципиальное отличие. Что же касается спонсоров и меценатов, у нас понятие не просто размыто, а существует некоторая неграмотность в подходе. Начнем с самого начала. Часто слышишь: «Есть два великих российских мецената — Щукин и Морозов». Никакие они не меценаты! Они — коллекционеры. Бизнесмены-миллионеры, заработавшие огромные деньги, хорошо видевшие перспективы развития общества и любившие искусство. Они собирали личные коллекции, покупали картины у художников — где-то задорого, где-то задешево. Но называть их меценатами неправильно. Вот Савва Мамонтов — меценат, он давал деньги на развитие МХАТа. А называть всех, кто покупал что-то у художников, меценатами, неверно. Меценат — тот, кто дает деньги на поддержку искусства от души, не получая взамен ничего материального. Спонсору же финансирование культуры приносит некую пользу, дает определенный результат на определенных условиях. Меценат условий не выставляет.
Еще одна важная вещь — российская психология. В России богатых ненавидят, а очень богатых презирают. И психология эта тесно связана с психологией толпы: халявностью, желанием получить все быстро, прямо, бесплатно — то, из чего рождается социализм. Это тоже надо принимать во внимание: на любого, кто дает деньги культуре, смотрят с подозрением, выискивая, где его выгода.
Есть и другая крайность. У нас любят говорить: «В России нет условий ни для спонсоров, ни для меценатов. Вот во всем мире спонсоры получают массу льгот, включая сокращение налогооблагаемой базы. Мы же невероятно отстали от этого процесса». Ничего подобного. Нигде ничего подобного, по большому счету, не существует. Только в США и Канаде. В Великобритании и по сей день налоговых скидок при финансировании не предполагается. Небольшие подвижки только-только появились во Франции и Германии. Все вырабатывается на ходу. Мы должны придумывать собственные ходы и решения. Пока еще очень далек от принятия внесенный в думу законопроект о меценатах и меценатстве. Его прохождению в значительной степени мешает массовое представление, что все это меценатство — сплошное жульничество.
Недавно в бюджетный кодекс внесли поправки на предмет скидок физическим лицам в случае спонсорской деятельности. Правда, пока нет четкого понимания, кто и как этими поправками может пользоваться и воспользовался. Надеюсь, в конце года более или менее четкая картина появится.
Так что понятия спонсорства (меценатства) у нас прописаны тут и там, есть учреждения и люди, ими занимающиеся, вот только нет общего представления и однозначного понимания. Существует некий не до конца проработанный юридический механизм, а опыта его применения нет.
Впрочем, это не главное. Главное — у музея огромное количество благотворителей. И они занимаются благотворительностью, не ожидая, а может, и ожидая, но не дожидаясь государственных поблажек. Они дают нам деньги просто так.
— А просто ли так? Наверняка, когда выделяются деньги, оговариваются и условия их предоставления и использования.
— Заключается договор. Совершенно нормальная сделка, музей заключает договор со спонсором (меценатом), фиксируется выделяемая сумма, цели, на которые она используется, а также какие права спонсор в связи с этим имеет. Например, его имя упоминается там-то и там-то, он может привести на выставку определенное количество своих служащих, один раз вместе со мной организовать прием в Эрмитаже. Определяется, где и как будет упоминаться имя спонсора (мецената) и то, как он может использовать упоминание о деле, на которое были потрачены его деньги.
— Можете назвать самого первого спонсора или мецената в постсоветское время?
— Конечно. Американская компания Sara Lee. Нам предложили, кажется, 10 тыс. долларов. И было совершенно непонятно, как эти деньги провести, как получить. В конце концов, мы справились. Это и сейчас бывает нелегко, а тогда было безумно трудно. Sara Lee известна еще тем, что в начале XXI века подарила музеям мира около 50 предметов из знаменитой коллекции искусства. Эрмитаж получил «Генриетту» Матисса. Так что теперь в коллекции одна «Генриетта» от Делекторской, одна — от Sara Lee.
Потом уже нашим большим спонсором стала Coca-Cola. Это два разных вида меценатства. В первом случае человек приехал по делам, те, кто с ним работал, привели его в Эрмитаж и рассказали, как обстоят дела в музее, поведали о сложной материальной ситуации. И человек решил от себя дать деньги. Это одна из категорий людей, очень расположенных к культуре, понимающих, что это их человеческий долг – помогать тем, кому нужно. Coca-Cola — другой тип. Начав стоить завод в Петербурге, они понимали: чтобы жить в обществе, нужно что-то для общества делать. Это вообще свойственно американской корпоративной культуре. Большой бизнес понимает, что вложением в культуру воспитывает будущее поколение и своих производителей, и потребителей. Когда нет вложений в культуру, получается, как у нас: ни потребителей на будущее нет, ни производителей. Есть только те, кто вечно ждет какой-то халявы, а делать ничего не готов.
Coca-Cola пришла с предложением дать денег — тогда это был очень большой грант, самый большой, который они выдавали за границей — с единственным вопросом: «Если мы вам дадим эти деньги, как вы это используете?». Мы ответили, что создадим лабораторию сохранения темперной живописи, где станем реставрировать иконы, раннюю итальянскую живопись, написанную темперой и т. д. Лаборатория создана и успешно работает. С тех пор мы плотно работаем с Coca-Cola. Сделали вместе множество проектов. Один из них — выпуск банок с видами Эрмитажа. Под изображением Эрмитажа шла надпись «Сохраним наследие вместе». Часть денег от продажи пошла на конкретные расписанные в договоре вещи. Ничего странного или страшного в подобном сотрудничестве нет. Все в рамках договора. А вот халявщики, любящие рисовать виды Эрмитажа просто так, очень не любят законопослушных и организованных спонсоров.
Coca-Cola поступила правильно. Мы даем им разрешение на использование изображений, они отчисляют нам часть средств от продажи продукции с этими изображениями, и эти деньги идут на реставрационные проекты. При этом происходит некая правильная пропаганда. Покупатель берет банку, видит на ней не просто рекламу, а рекламу Эрмитажа и читает, что культурное наследие надо спасать. Прекрасный правильный посыл. Все это хорошо, когда делается цивилизованно, юридически обоснованно и с хорошим вкусом. Еще пример удачного сотрудничества — корейская компания Samsung Electronics, с ней мы работаем уже более 16 лет. Она предложила нам выделить деньги на реставрационные проекты, связанные с техническими шедеврами прошлого. Мы выбрали механизмы, которые интересно было восстановить: настольные часы с органом, принадлежавшие Екатерине II, часы с музыкальным механизмом работы Джеймса Кокса, автора знаменитых часов «Павлин», музыкальный автомат «Клетка с птицей» швейцарского мастера Пьера Жаке Дро. Компания финансово поддерживает проекты нашей Лаборатории научной реставрации часов и музыкальных механизмов, а также помогает с техническим оснащением музея.