Адрес доставки

Адрес доставки Выставки Второй Уральской индустриальной биеннале современного искусства могли бы помочь зрителю справляться с реальностью. Но биеннале как художественное и интеллектуальное высказывание пока менее важна для публики, чем биеннале как социальный проек

«Георгий Васильевич, беллетрист, аккуратно прижал каждый листок какой-нибудь тяжестью: кружкой, куском руды, тарелкой, гайкой, пустой чернильницей. Теперь наконец можно работать. В автоматической ручке высохли чернила. Он взял карандаш. Он не любил работать карандашом. Он быстро записал на листке: «Мир в моем окне открывается, как ребус. Я вижу множество фигур. Люди, лошади, плетенки, провода, машины, пар, буквы, облака, горы, вагоны, вода... Но я не понимаю их взаимной связи. А эта взаимная связь есть. Есть какая-то могущественная взаимодействующая. Это совершенно несомненно. Я это знаю, я в это верю, но я этого не вижу. И это мучительно. Верить и не видеть! Я ломаю себе голову, но не могу прочесть ребуса...» Он подчеркнул слово «верить» и слово «видеть» дважды».
Валентин Катаев. «Время, вперед!»

Несколько лет назад, наблюдая в окно за перемещениями строителей, я подумала: самая честная выставка - это перемещаться с произведением искусства. Потому что сложно найти для него место, сложно обратить внимание публики - и остается длить работу, потому что выставка важна для тебя как высказывание, даже если оно несовершенно. Об этой мечте - показывать процесс, удаляясь от результата, - я и вспомнила 12 сентября, в день вернисажа основного проекта открывшейся в Екатеринбурге Второй Уральской индустриальной биеннале современного искусства.

Гости застали выставку как раз в процессе производства: часть работ по пути в Екатеринбург застряла на таможне или была доставлена в Среднюю Азию; тут не работал свет; там не успели прикрепить произведение к стене. Это многих смутило, но кем-то было осмысленно метафорически - как пример разлаженности работы самых разных институций и институтов в стране, когда и концов не сыскать. Зато биеннале сразу вписалась в каждодневную жизнь с автомобильными пробками, коммунальными катастрофами, некачественными товарами в магазинах и банкротством предприятий.

Место действия

Биеннале открылась выставкой «Самое себя глаз никогда не видит» куратора Яры Бубновой в бывшем здании типографии «Уральский рабочий». Политики во время вернисажных речей могли смотреть на работу группы IRWIN «Время для нового государства. Говорят, там бывает счастье» или на работу Недко Солакова «Коробки»: рядом с горой картонной упаковки зритель читает инструкцию «Все, что вы хотели бы сделать с некоторыми людьми (включая политические элиты), сделайте с этими коробками!». Видимо, в шутке «в мое отсутствие можете меня даже бить» больше правды, чем в попытках выплеснуть гнев в стерильных выставочных условиях. Яра Бубнова сравнивает художника с сапером, который делает мир безопаснее. Но безопасность выставок, похоже, зависит и от избирательной реакции публики, не слишком чувствительной к иронии художников. Политики, кстати, выставкой в «Уральском рабочем» фрустрированы не были.

Прекрасные работы Игоря Эскиня «Ты обещал нам поэзию» и Ирины Кориной «Синкретическая избушка» на основной выставке биеннале показывают, насколько сложно найти для наблюдения позицию, в которой мир обрел бы материальную, смысловую или эстетическую целостность. Рулон голубого коврового покрытия развертывается и стелется по полу, как свиток, Игорь Эскиня вырезает в нем силуэты стульев в перспективном сокращении: на полу остаются пустые формы. Инсталляция Ирины Кориной состоит из крашеных стволов деревьев, напоминающих деревянные скульптуры на детских площадках, бутылей с водой, заменяющих им корневую систему, и крон-клеток, декорированных куском синей ткани и узорным ковриком. В силуэтах сооружения угадываются образы балконов, дворов, домов - наша среда обитания и формирующие ее страх, бережливость, идеология и стихийная повседневность. Отсутствие или избыточность опыта в равной мере требуют уходить от универсалистских конструкций и абстрактных правил к осознанному индивидуальному действию.

В инсталляции «Пространство борьбы» Владимира Селезнева это еще более очевидно: лирический герой отсутствует, есть только художник-наблюдатель, фиксирующий полярные точки социально-политической борьбы - энтузиазм и чувство бессилия. Зритель попадает в комнату с граффити, гаснет свет, и поверх строчек песен протеста возникает светящееся резюме «все напрасно» - как печать на документах. Художник наблюдает за миром, но его личный выбор в работе не выражен. Право выбора остается за зрителем. И зрителю, который привык понимать «видение художника» буквально, с этим сжиться нелегко.

Валентин Дьяконов в экскурсии по зданию Екатеринбургского музея изобразительных искусств на Воеводина попытался выстроить связи между историей и архитектурой здания и решением музейной экспозиции, чтобы объяснить, почему публика отторгает биеннале в пользу рукодельного и жизнеподобного искусства, а выставленный в музее Каслинский чугунный павильон составляет успешную альтернативу тому, что биеннале показывает.

Но биеннале - это выставка и самого музея. «Подвиг по плану» с портретами рабочих, картинами строек первых пятилеток и изображениями заводского труда 1920 - 1970-х годов. Альтернативная современному искусству попытка выстраивания уральской идентичности через увлекательные образы советского искусства слишком, однако, напоминает выставки времен позднего социализма. Но если публике не предлагают ключи для понимания художественного наследия, что уж говорить о понимании искусства современного.

Место действия-2

Биеннале - это и увлекательная выставка на Центральном стадионе, репрезентирующая опыт работы художников в индустриальных пространствах Свердловской области. Леонид Тишков сделал выставку-инсталляцию, посвященную Верхотурскому заводу коньков, ныне забытому успешному предприятию советской эпохи. История завода и работавших там людей поглощена новым образом Верхотурья, и гуманистическая, проникновенная, красивая многосоставная работа Тишкова соединяет историю места, историю людей, чувство времени и предметный мир, фиксируя память о прошлом, которое никому вдруг за пределами личной памяти оказалось не нужно.

Французский художник Матьё Мартен в проекте «Обновление революции(й)» очистил, как мог, Белую башню на Уралмаше: снял рекламные баннеры, закрасил белой краской граффити. Напомнил о том, что башня была построена в утопическую, как сегодня видится, эпоху культурных, промышленных, социальных перемен 1920-х - начала 1930-х годов. Простая «уборка территории» вернула нас ко времени революционных архитектурных идей и проективного мышления, которое вдохновлялось идеями строительства среды для новой жизни, а не сводками с рынка недвижимости.

К утопии, но еще только реализуемой, приводит и работа команды художников и исследователей «Ars Virtua», возглавляемой американцем Джеймсом Морганом, которая разбила лагерь в поле около Нижней Салды, где должна появиться Титановая долина. Участники лагеря построили первый физический объект для неосвоенного пространства - модель дерева, в которой органические формы замещены геометрическими элементами. Это дерево одновременно и образ будущей промышленной территории, которая поглотит природный ландшафт, и вариация грибка на детской площадке, и стойка качелей с коннотациями роста и полета, и попытка привнести человеческий смысл в очередную масштабную промышленную стройку.

Там же на Центральном стадионе можно посмотреть работы проекта «Старт» центра современного искусства «Винзавод» (Москва). Куратор Мария Калинина на выставке «P.S. Как это делается» показала работы художников, в которых персональное визуальное видение сильнее идеологической конструкции. Произведения сопровождают вдохновляющие художников визуальные образы, выловленные в повседневной жизни, и ответы на вопросы анкеты о том, как, в каких условиях и для кого работает сегодня молодой художник.

Время действия

На выставке куратора Дмитрия Озеркова «От производства к произведению» в ЦК «Орджоникидзевский» на Уралмаше разговор идет о неиссякаемой власти архаических, повторяющихся как ритуал и в нем укорененных, образов и действий. Классическая завораживающая видеоинсталляция Петера Фишли и Дэвида Вайса «Ход вещей», картины и объекты Дарьи Фурсей, напоминающие произведения участников изостудий и продукцию сувенирных лавок, другие работы сталкивают зрителя с ускользающими смыслами окружающего мира и попыткой преодоления этого состояния через возвращение к внеисторическому самосознанию. Cуществует, по наблюдению куратора, в современном обществе тенденция на вызовы жизни отвечать возвращением к средневековым, основанным на вере или обряде, представлениям о мире. Люди хотят не знаний, но чудес.

В актовом зале центра культуры, который сейчас ремонтируется, Иван Плющ создал инсталляцию «Процесс прохождения 1». От входа к потолку сцены бежит красная ковровая дорожка, закручиваясь в бант. Мимо софитов, укутанных как статуи, коллекции пианино, сваленных вместе кресел, над разрухой, вызванной ремонтными работами. В сумраке зала освещена сцена, зрителя захватывает немецкая песня «Рождены, чтобы жить». И в этом тотально выстроенном художником пространстве с его чудесами и покоем красная дорожка напоминает и о советском прошлом, которое оказывается и историей, и мифом, и о постсоветском настоящем.

Перед входом в зал дети переодеваются для занятий танцами, у двери все еще находится портрет Ленина со словами «Искусство принадлежит народу», и ты вспоминаешь, как в детстве ел пирожные в похожем доме культуры, читал с его сцены стихи. И хотя сумрак и бардак в актовом зале говорят, что это время ушло, ты вопреки очевидному ищешь в нем возможности для будущего.

Одной из самых обсуждаемых стала работа «Камю» Тимофея Ради в Дегтярске. Предполагалось установить на вершине
террикона шар из книг, но конструкция рухнула, так что метафора сизифова труда накрепко переплелась с реалиями российского производства. Пол комнаты на стадионе Радя заставил книгами корешками вниз, предложив публике ходить по книгам, чтобы посмотреть видео. И почти все запросто пошли. Разговоры о судьбе книг, приобретенных в пункте макулатуры, о том, что есть книга - базовая ценность культуры, символ, или только вещь, удобная для представления текстов, поставили вопросы о табу, «экзистенциальном опыте», развлечении, вандализме - или умении видеть объект в контексте обстоятельств.

Обстоятельства действия

Выставка вот уже два столетия - основная форма представления искусства публике. Еще в середине XIX века она превратилась в форму художественного и политического манифеста, элементами которого становились как набор произведений, так и связи между ними. Это всегда физическое и интеллектуальное пространство, внутрь которого попадает зритель. Выставки биеннале задают зрителю множество вопросов и иногда даже предлагают ответы. Казалось бы, к такому разговору об искусстве и жизни могла бы присоединиться и публика.

«Все на вторую индустриальную биеннале! там лучше, чем рассказывают», - читаю статус в социальной сети. «Проводите, но только не на бюджетные деньги», - слушаю сеанс связи с Пермским союзом художников, организованный одним из телеканалов. «Моя мама уже предложила свою инсталляцию: она ходит по залу с тряпкой и протирает кафель», «у нас нет контекста», «выставка опять не для зрителя» и т.д. и т.п.

Местные разговоры о биеннале часто помещают в центр внимания не «индустрию смыслов», а индустрию производственно-функциональных историй. Возникает два потока вопросов: от художников и кураторов к зрителям и от зрителей - к кураторам, искусству, художникам. И это очень разные вопросы. Биеннале вновь ставит разочарованную местную публику перед необходимостью решать для себя: какая польза от биеннале и для кого; сколько места, буквально, нужно для искусства; сколько денег общество может потратить на художественную выставку и чьи это деньги; может ли эгалитаристская культурная политика привести к чему-то получше выставки Никаса Сафронова или иногда надо охранять границы искусства и предлагать публике то, что она не поймет с первого взгляда?

Полагаю, надо перестать спрашивать, что биеннале дает городу, и представить, что она дает хотя бы группе людей, которые в ней заинтересованы. Что замкнутые на местную художественную сцену и поддерживаемые жалкими бюджетами местные музеи и выставочные залы, люди, которые там работают, будут неинтересны и самим себе, если у них не будет той среды, что сейчас формирует биеннале, даже если это среда конфликтов, вызовов и вопросов без ответов. Что энергия в художественной жизни и в искусстве важна для города: дело не в экономической пользе, которая неочевидна, а в том, считаем ли мы искусство пространством жизни или воспринимаем наивно как инструмент улучшения нравов или роста капиталов.

Биеннале показывает: необходимо помнить о том, что мир не гомогенен и требует наших интеллектуальных усилий, возможны выставки как высказывание, нужно ставить вопросы о необходимости новых форм экспонирования. Да просто - биеннале нас знакомит с новыми интересными художниками и их произведениями.

Еще до второй мировой войны теоретики пытались объяснить публике, почему искусство модернизма важно и как оно связано с демократией и уважением к личности. Научить понимать - пока это тот способ, который приводит к критической позиции, основанной не на сравнении современного искусства с картинами Леонардо да Винчи, а на опыте общения с другими современными произведениями. В программе биеннале значится множество экскурсий для школьников, поэтому, возможно, биеннале изменит и публику.

Современное искусство, выходя за границы музеев, возвращает нас к мысли о том, что мы не просто зрители, но мы для художников собеседники. Иногда - часть той реальности, что они хотели бы изменить. Очень часто мы бы тоже хотели этих изменений, если бы поняли друг друга.