Понять, куда двигаться

Третий год в Уральском государственном университете работает Центр германских исследований. Особый акцент в его деятельности сделан на экономико-географическом анализе трансформации и реструктуризации федеральных земель Германии. Ученые двух стран с большим интересом наблюдают за уникальным экспериментом в сфере слияния территорий, имевших диаметрально противоположные политические, социальные и экономические условия, в общегерманское экономическое пространство. Практика Германии в деле модернизации промышленности чрезвычайно полезна для регионов Урала и Западной Сибири, отметили в частности участники прошлогодней конференции «Россия и Германия: опыт социально-экономической трансформации старопромышленных регионов», прошедшей в Екатеринбурге.

После визита на Урал канцлера Германии Герхарда Шредера, научные и образовательные контакты уральских и немецких ученых активизировались. УрГУ установил партнерские отношения с университетами Штутгарта и Йены. Расширились возможности студенческих и преподавательских обменов. Пожалуй, чаще других с лекциями на Урале выступает доктор наук, профессор института географии Штутгартского университета Роланд Хан. Он входит сегодня в число лучших экономико-географов Европы (не случайно корпорация Daimler Chrysler приглашает его как эксперта по вопросам инвестиций в страны с переходной экономикой). Во время последнего визита г-на Хана в Екатеринбург 12 сентября, он и директор Центра германских исследований профессор Анатолий Степанов дали интервью журналу «Эксперт-Урал».

— Произошли ли за последнее время качественные сдвиги в отношении Урала со стороны немецкого бизнеса?

Р.Х.: Есть достаточно много успешных примеров сотрудничества. Например, работники компании Центролес, которой поставлено немецкое оборудование, прошли обучение в Германии. Компании ДЛВ-Урал (ныне Зартекс; сегодня в ней нет немецкого капитала, доля продана американцам), производящей ковровые покрытия, бывшее в употреблении оборудование на начальном этапе поставили именно немецкие инвесторы. Кроме того, я замечаю, что предприятия с участием немецкого капитала в значительно большей степени стали обращаться к российским поставщикам комплектующих, субподрядным организациям. Раньше все везли из-за рубежа. Впрочем, подобных примеров не так много, как хотелось бы. Мы рассчитываем, что с открытием в Екатеринбурге Германского консульства ситуация начнет меняться.

А.С.: Пока в Свердловской области всего около 70 предприятий с участием немецкого капитала, тогда как в Москве их около тысячи, в Санкт-Петербурге — свыше 800.

— В чем причина отставания?

А.С.: У нас с господином Ханом на этот счет разные точки зрения. Я считаю, что причина заключается в удаленности нашей области от границ: это ведет к существенному удорожанию производимой здесь продукции из-за транспортных издержек. Кроме того, Екатеринбург находится в северной климатической зоне, а это дополнительные затраты на электроэнергию, что опять же бьет по себестоимости. И, конечно, качество жизни — показатель, по которому мы пока уступаем столичным городам.

Р.Х.: Качество жизни безусловно важно, но я бы акцентировал внимание на несколько иных моментах. Долгое время на Урале просто не было достаточного платежеспособного спроса, хотя сегодня ситуация серьезно изменилась в лучшую сторону. Кроме того, негативную роль сыграли известные проблемы, с которыми столкнулась компания «Альстом СЭМЗ».

— Вы упомянули качество жизни как один из важных факторов. Что вы вкладываете в это понятие?

Р.Х.: Прежде всего возможность проведения свободного времени. Ваше место жительства больше подходит для индивидуалистов: если идет человек в лес, он идет один. А возможностей для совместного проведения свободного времени очень мало. Если вы хотите с ребенком покататься на аттракционах в Париже, вы идете в Диснейленд — это понятно. А в Екатеринбурге куда идти? Очень мало хороших ресторанов и отелей за городом, где можно было бы провести время в выходные. Хотя возможностей у вас предостаточно. Возьмите бажовские места под Сысертью или старые заводы. В Рурской области, например, множество старых заводов превращено в музеи, а у вас таких музеев единицы — я знаю только один в Нижнем Тагиле.

— Вы считаете, что эти моменты важнее, чем, скажем, дороги или питьевая вода? Я всегда думал, что именно они определяют качество жизни.

Р.Х.: Безусловно, но это совсем уж очевидные вещи, с которыми вы как-нибудь справитесь. Другое дело, что у города нет своего лица. Ведь что такое, к примеру, Штутгарт? Это город ярмарок, автомобилей, город, где проходит ежегодный европейский музыкальный фестиваль. Работает это все только в соединении, то есть Штутгарт не просто индустриальный город, а индустриальный город плюс культура — все это в совокупности делает его привлекательным. Екатеринбург в Германии неизвестен, или известен как место, где убили царя, что явно не улучшает его имидж.

Если смотреть шире, то проблема известности прямо связана с интересом к вашему региону со стороны инвесторов. А у немецкого бизнеса пока нет четкого понимания, что собой представляет Урал. Что это — металлургия, химия, машиностроение? Каков ваш профиль, кем вы хотите стать? А поскольку у вас самих нет четкой стратегии развития, цели движения, нет этого понимания и у западных бизнесменов.

— Какой должна быть стратегия, чтобы ее воспринял западный бизнес?

Р.Х.: Она должна отражать интересы всех участников экономических процессов и содержать более или менее конкретные направления действий. Для иностранных предприятий, которые хотели бы сюда прийти, нужно четко определить существующие рынки. Затем сформулировать факторы, которые оказывают серьезное влияние на бизнес. В их числе: структура предприятий, принцип их организации, уровень государственного вмешательства и влияния в различных сегментах. А еще так называемые мягкие факторы: культура, социальная обстановка. Для того чтобы к такой стратегии западный капитал отнесся с доверием, необходимо привлечь к ее созданию авторитетное международное агентство. А те разработки, с которыми мне приходилось сталкиваться у вас, носят достаточно декларативный характер — это просто рисунок того, как все прекрасно будет. Нет анализа не только слабых сторон, но и сильных, на которые можно было бы опираться. Эти стратегии стратегиями развития не являются.

А.С.: Возьмите ту же Рурскую область, где стратегия была создана и успешно реализована. В 50 — 60-е годы прошлого века основу экономики там составлял угольно-металлургический комплекс, где трудилось свыше 50% населения. Когда стало понятно, что в долгосрочной перспективе этот сектор неконкурентоспособен и упор надо делать на инновационные отрасли, приняли программу реформирования экономики области, в том числе «угольный закон» (1968), по которому компании вынуждены были начать закрывать шахты. Одновременно для сохранения занятости значительные средства инвестировались в другие секторы. Так, в городе Бохум разместили завод компании Opel. В области, не имевшей до 60-х годов ни одного университета, их открыли пять, а кроме того, восемь высших технических колледжей, колледжи высшего музыкального образования и театра танца Эссена. Вокруг научно-образовательных учреждений стали образовываться технопарки: с 1985 года их создано 28, причем многие специализируются в микроэлектронике. В итоге сегодня в Рурской области угольная промышленность играет совсем незначительную роль, в секторе услуг занято свыше 75% населения, а основу экономики составляют инновационные отрасли.

— Сколько времени длились эти преобразования?

Р.Х.: Около 30 — 35 лет. Это был кризисный период, не все рабочие быстро переквалифицировались. Только сейчас эти «раны» заросли.

— Вы думаете, в России кто-то планирует на такие длительные сроки?

А.С.: В этом нет необходимости: в быстро меняющейся экономике XXI века у нас просто нет столько времени. Никто не будет переплачивать за сырье, очень дорогое топливо. Пока мировая конъюнктура хороша, над этой проблемой не задумываются. Но если, не дай бог, на Урале произойдет обвал металлургического производства, куда вы денете людей? А в мире, включая ту же Германию, накоплен богатый опыт подобных преобразований.