Большой Урал в 2020 году: научный прогноз или утопия?
В середине 2008 года министерство экономического развития РФ (МЭРТ) наконец вынесло на суд общественности «Концепцию долгосрочного социально-экономического развития РФ до 2020 года». Сразу обращает на себя внимание новая классификация российских макрорегионов, не совпадающая с действующей. Уральский экономический регион (УЭР) включает Башкортостан, Пермский край, Оренбургскую, Свердловскую и Челябинскую области, но лишается Тюменской области с автономными округами и Курганской области. Численность населения субъектов РФ в составе такого макрорегиона в 2007 году составляла 16,8 млн человек, или 11,7% населения России.
Экономическим преимуществом Большого Урала является диверсификация региональной экономики, то есть разнообразие промышленной структуры. Еще один плюс — высокая доля отраслей, производящих продукцию на экспорт и опирающихся на собственные сырьевые ресурсы. Согласно МЭРТ, это черная и цветная металлургия в Челябинской и Свердловской областях, газовая промышленность и металлургия в Оренбургской области, нефтедобыча и нефтехимия в Башкортостане, нефтедобыча и производство минеральных удобрений в Пермском крае. Благодаря интеграции в мировую торговлю наблюдаемые темпы роста экономики Урала несколько выше, чем России в целом, несмотря на удаленность региона от дешевых морских и речных транспортных коридоров. Однако в военно-промышленном и обрабатывающем комплексах, занимающих значительное место в экономике УЭР, постсоветский спад так и не преодолен.
Еще один козырь Урала — ряд крупных, многопрофильных городских агломераций, из которых наиболее успешно развивается Екатеринбург. Кроме него, устойчивым развитием и притягательностью для инвестиций отличаются Челябинск, Уфа и Пермь, что создает возможности для формирования нескольких сильных центров экономического роста Большого Урала.
Федеральный центр, согласно концепции, в ближайшие годы прежде всего будет нацелен на поддержку инфраструктурных проектов Большого Урала, связанных с развитием транспортных коридоров Урал — Поволжье — Центр, а также Урал — портовые регионы. Более того, УЭР к 2020 году, по планам МЭРТ, может стать крупным звеном в коридоре мировой торговли Западная Европа — Юго-Восточная Азия — Америка, что требует развития мощного авиахаба в Екатеринбурге. И этот процесс уже пошел: вслед за введением в действие нового международного терминала в Кольцово начато строительство расширенного внутрироссийского авиа-узла.
В концепции предполагается достижение следующих темпов экономического роста УЭР: если региональный ВВП в 2007 году принять за 100%, то в 2010-м планируется достичь прироста в 16%, к 2015-му — 45%, к 2020-му — 80 — 90%. При этом прирост добычи полезных ископаемых будет отставать от других секторов экономики: 5% — в 2010 году, 7% — в 2015-м и 14% — к 2020-му.
Насколько реальны представленные цифры — вопрос открытый. Однако невнятная риторика опережающего развития «инновационного» и «постиндустриального» секторов российской экономики вызывает серьезные сомнения. Что подразумевается под «инновацией», «экономикой знаний», а также развитием «человеческого потенциала» документ не определяет. Все оптимистические показатели, связанные с ростом инноваций к 2020 году, не заземлены на конкретные показатели, а потому не имеют разумного смысла. Так любая небольшая модификация уже имеющегося товара или технологии магическим образом превращается в «инновацию». 90% подобных «инноваций» на российском рынке высоких технологий, прежде всего оружия, как раз модификации давно производимой продукции.
Вообще складывается впечатление, что правительственные эксперты вместо объективного анализа существующих процессов и тенденций, какими бы печальными они ни были, все время упорно ищут некую панацею, экономическое лекарство от всех невзгод, которое, наконец, сотворит долгожданное российское экономическое чудо. Разработчикам концепции кажется, что стоит только создать условия «для направления частных инвестиций в постиндустриальную экономику крупнейших городских агломераций, в сектор услуг (образование, торговля, рекреация)», как Россия из сырьевого придатка мировой экономики прыгнет в число постиндустриальных лидеров.
Однако количество вузов и студентов в российских мегаполисах, размеры торговых площадей и экспансия компьютерной, коммуникационной, информационной индустрии и так растут неимоверными темпами, не нуждаясь в поддержке государства. Обеспеченность населения собственным автотранспортом, интернетом, компьютерами, сотовой телефонией соизмерима с аналогичным уровнем передовых стран. Только все это не делает Россию лидером инноваций мирового уровня, поскольку качество образования остается низким, а крупный бизнес не проявляет стремления вкладываться в дорогостоящие и долгосрочные научные исследования. На рынке высоких технологий Россия все сильнее скатывается к странам периферии, не выдерживая глобальной конкуренции, превращаясь в потребителя, а не производителя и продавца мировых ноухау. Более того, о какой «экономике знаний» в России мечтают эксперты, если доля расходов российского бюджета на научные исследования и разработки в последние годы колеблется в пределах 1 — 1,5% ВВП. Между тем инвестиции в науку и разработку технологий в постиндустриальном обществе не могут быть ниже 10 — 15% ВВП, не считая равного или превосходящего объема частных инвестиций.
Согласно программным заявлениям президента Медведева, приоритеты ближайшего будущего — институты, инфраструктура, инновации, инвестиции. Но ничто из перечисленного не заработает, если не будет главного условия — потребности и заинтересованного стремления общества к созданию новых эффективных институтов и инноваций. Поскольку развиваться они могут лишь тогда, когда общество готово к восприятию этих новых целей, стратегий, приоритетов. Пока подобные стремления в России не выходят за область риторики. А значит, цели расходятся с реальными желаниями и возможностями и создаются опасные иллюзии