Искусство управлять

Фото - Андрей Порубов

Как стать дирижером

— Дмитрий Ильич, вашу профессию определила семья?

— Нет, мои родители — врачи. Мамы уже нет, отец до сих пор работает. А мы с братом просто учились музыке.

— Где это происходило?

— Родился я на Волге, в 1960 году, в городе Балашове Саратовской области, затем семья переехала в Харьков, там я и начал учиться в музыкальной школе на скрипке.

— Были вундеркиндом?

— Скорее хулиганом, меня частенько вызывали к директору — за курение, за другие проделки. Потом я поступил в специальную школу-десятилетку и попал в класс известного профессора, который в основном работал в консерватории, со взрослыми студентами. К десяти годам я был довольно слабо подготовлен, и профессор так за меня взялся, что за год занятий у меня выработалась стойкая ненависть к инструменту. В конце концов он сказал моим родителям, что музыканта из меня не получится. А я в свою очередь объявил, что скрипку никогда больше в руки не возьму. Перешел на кларнет. Через год начались успехи, и профессор сказал родителям, что, видимо, был не прав. Но самое поразительное, что спустя почти 30 лет мы встретились с ним в Нью-Йорке. К тому времени он давно уехал из страны, преподавал и пользовался большим авторитетом. Он спросил, не сержусь ли я на него. Я ответил: наоборот, очень благодарен.

— Значит, сначала скрипка, затем кларнет. А когда вы поняли, что хотите стать именно дирижером?

— Довольно рано, еще в школе. Затем была Московская консерватория и замечательный педагог — дирижер Дмитрий Китаенко. После окончания он предложил мне остаться его ассистентом в Москве, но мне захотелось самостоятельности. Так я попал в Кемерово, где и проработал 12 лет в Симфоническом оркестре  Кузбасса. Летом 1994 года у меня была запись диска с Уральским филармоническим оркестром, после чего последовало приглашение от директора Свердловской филармонии Александра Колотурского возглавить этот коллектив. С 1 января 1995 года я в Екатеринбурге, так что в скором времени минует еще один 12летний цикл.

— Нет ощущения, что снова надо что-то менять?

— Я никогда не загадываю, не строю никаких планов. Когда я возглавил Уральский оркестр, многие говорили, что это трамплин, что я здесь долго не задержусь. Но я на это только пожимал плечами. Мне кажется, здесь много дел впереди, есть куда развиваться.

— Тогда поговорим о профессии. Дирижер — он, повашему, кто: деспотичный хозяин или добрый наставник, предводитель или гуру?

— Всего понемногу. Профессия тем и интересна, что позволяет проявляться по-разному. Есть примеры великих деспотов и тиранов: диктатура заложена в профессии — на репетиции невозможно вступать в дискуссии. Но мне всегда ближе ситуация сотрудничества. В любом дирижере есть все — это тот, кто устанавливает правила игры. Можно сравнить с хорошим водителем: не мешает машине ехать, но всегда готов к аварийной ситуации. А они случаются, все мы — живые люди…

— Приходится иногда проявлять крутой нрав?

— Да, конечно.

— А ломать себя при этом не надо?

— Надо. В принципе я очень терпелив, но честно предупреждаю, что мое терпение испытывать не нужно, я принимаю решение один раз и его не меняю. Многое могу простить, стараюсь микшировать конфликты. Но могу и стать безжалостным: музыка — слишком серьезное дело. Великие дирижеры Мравинский, Тосканини обладали абсолютной полнотой власти. Но времена диктаторов закончилось. Сегодня на Западе дирижер — своего рода наемный управляющий, у него только совещательный голос. Иногда это не идет на пользу искусству и даже вредит. Все-таки величие многих знаменитых оркестров определял его лидер. Оркестр Петербургской филармонии, заслуженный коллектив республики, до сих пор называют оркестром Мравинского, Госоркестр — оркестром Светланова, а коллектив Западно-Берлинской филармонии — оркестром Караяна.

Что такое хороший оркестр

— Иерархия симфонических оркестров существует. Как определяется их рейтинг? В чем разница между столичным коллективом и провинциальным?

— Я чувствую себя немного Дон-Кихотом, но никогда не примирюсь с ситуацией, которую считаю несправедливой: есть федеральные оркестры, которые прилично финансируются центром, — и все остальные. Как будто есть музыканты первого сорта и второго. Вот эта имперская система, когда все, включая деньги, концентрируется только в столице, для меня — «против шерсти». Я стараюсь по мере сил ей противостоять, хотя это и напоминает ситуацию «бодался теленок с дубом»…

— Да, но вы не один…

— Против течения идем мы и, наверное, Новосибирский симфонический оркестр. При этом на Западе мы не чувствуем себя провинцией, я двадцать с лишним лет не позволяю себе этого и считаю, что провинция — как та разруха: тоже начинается в головах. К сожалению, в состоянии безнадежности и нищеты находится большинство музыкантов в провинциальной России. Так что с рейтингом оркестров все понятно: есть столичные коллективы (их немерено!), есть два оркестра особняком, и остальные — они выживают с трудом. Уральский филармонический, по мнению некоторых экспертов (и я с ними согласен), на сегодняшний день в пятерке лучших симфонических оркестров страны.

— Вы полагаете, что решающий фактор — все-таки финансовые вложения?

— На одном энтузиазме долго не проедешь. Есть яркий пример. В Малайзии президенту или комуто еще захотелось иметь свой симфонический оркестр первоклассного уровня. Набрали музыкантов со всего мира по конкурсу, дали зарплату как в лучших американских оркестрах, и пожалуйста — он уже существует. Мне кажется, местным властям некоторых российских городов лучше честно сказать: у нас нет денег содержать оркестр, не будем обманывать себя и публику. Сейчас у музыкантов есть выбор, можно ехать туда, где больше платят, можно за границу. В западных оркестрах очень много наших музыкантов, особенно струнников.

— К счастью, в вашем оркестре, как и вообще в Свердловской филармонии, ситуация другая…

— Все происходило постепенно. Когда я пришел в оркестр, он был в неплохой творческой форме, но музыканты пребывали в унынии: зарплата низкая, инструменты старые и изношенные, никаких гастролей и интересных поездок. Вместе с Колотурским мы понимали, что нужно развивать оркестр во всех направлениях: и в творческом плане, и в том, что касается повседневной жизни людей — как они обеспечены, насколько заинтересованы в конечном результате труда. Они должны чувствовать заботу о себе. Что мне вообще нравится в Свердловской филармонии, так это то, что мы не обманываем музыкантов. Мы честно говорим: сначала нужно получить результат, а потом будет отдача. И когда артисты оркестра поняли, что это правда, а не пустые слова, многое изменилось: психология музыкантов, отношение к работе, дисциплина. И если до этого было много отъездов, то затем отток резко сократился.

— Но задачи повышения уровня жизни приходится решать не только своими силами…

— Конечно, поддержка властей была колоссальна. У меня состоялась встреча с губернатором, мы приняли программу поддержки и развития оркестра на пять лет и выполнили ее, сейчас у нас уже следующие планы. Создали совет попечителей: сначала это был своего рода светский политический клуб, но постепенно он превратился в серьезный институт, эффективно решающий глобальные проблемы. Были повышены зарплаты артистов, обновлен весь «парк» инструментов (по оснащенности с нами могут соперничать только лучшие столичные оркестры). Всегда поддерживаются наши гастроли и крупные проекты, у нас разнообразная реклама и т.д. Сегодня попечительский совет очень ответственно думает именно о стратегии развития оркестра, мы работаем вместе понастоящему серьезно.

— В российском контексте такая помощь — случай уникальный?

— В таких масштабах и с такой эффективностью — безусловно да.

Главное — это менеджмент

— В то время как конфликты между администраторами и художественными лидерами творческих коллективов множатся, ваш тандем с Колотурским выглядит довольно гармонично.

— У нас все грамотно выстроено по структуре, нет поводов для серьезных конфликтов. Первые годы у меня было некоторое сомнение в том, не вступит ли отечественная специфика прежних лет в организации концертной деятельности в противоречие с законами рынка, пропагандистом которого выступал Александр Николаевич. Но постепенно пришло понимание. Это очень интересная тема: влияние менеджмента на современную концертную жизнь. Его законы одинаковы для бизнеса и культуры, для любой сферы деятельности. Есть общепринятая система сертификации товара, можно сертифицировать все: от продуктов до симфонических концертов. Знак очень важен, он дает гарантию, что товар соответствует неким стандартам. Моя задача, чтобы качество продукта соответствовало стандартам: люди должны приходить на концерт и получать эстетическое удовольствие. Задача менеджмента: сделать рекламу, продать билеты. А кроме того — может быть, указать мне целевые группы, для которых нужно построить этот концерт, и что мы вообще должны учитывать при формировании репертуара. Опасность заключена вот в чем: менеджер может сказать — следующий концерт играем в супермаркете, а потом — в ледовом дворце и все на коньках, а затем — все раздеваются до плавок и играют по пояс в воде. Менеджмент не должен переходить каких-то границ. Наш репертуар строится не только потому, что мне очень хочется что-то сыграть. Мы не можем позволить себе роскошь играть в полупустом зале.

— Но полный зал — лишь один из показателей успеха, на «попсовых» концертах тоже полные залы и полная иллюзия того, что со вкусом публики все благополучно.

— Если мы играем в неполном зале, это либо грубая ошибка тех, кто продавал билеты, либо наша сознательная позиция, так как филармония — это не только коммерческое предприятие, у нас есть серьезные просветительские задачи. И мы принципиально делаем сложные программы, премьеры, играем произведения не для массовой публики.

— Какова регулярность зарубежных выступлений оркестра?

— До моего прихода выезды за границу были, но нечастые. Пришлось практически начинать с нуля, на Западе наш оркестр никто не знал, и первые поездки оказались очень сложны: финансовые и бытовые условия были жесткими. Музыканты роптали, нам приходилось объясняться. Постепенно все наладилось, и вскоре мы уже играли в таких знаменитых залах, как Концертгебау (Амстердам), Тонхалле (Цюрих). В целом устраивали одну-две поездки в сезон. В прошлом году к нам проявила интерес известная французская продюсерская фирма Productions Internationales Albert Sarfati, стало понятно, что достигнут серьезный результат: подобный менеджмент есть далеко не у всех оркестров. Сотрудничество началось, и уже в следующем сезоне нас ожидают пять гастрольных туров по всему континенту: от Лиссабона до Токио. Мы впервые выступим в парижском зале Плейель, запишем новые компакт-диски и DVD. Кстати, в прошедшем сезоне мы записали шесть дисков и дважды выступали на престижных фестивалях, во Франции и Бельгии.

— А как часто гастролируете по стране?

— Мы вполне могли бы ездить по России, но федеральным структурам, выделяющим гранты на такие гастроли, это не нужно. Оркестр много выступает по Свердловской области, это наша святая обязанность.

В целом выходит где-то сто концертов за сезон, мы работаем едва ли не больше всех оркестров России.

«Творец второго плана»

— Каковы ваши музыкальные предпочтения и как они меняются?

— Мне всегда интересно все новое, еще в школе я играл современную музыку. Когда был помоложе — интересовался авангардом, одно время очень увлекался музыкой Канчели, Тертеряна, Мессиана, до сих пор интересен Лютославский. Даже где-то прочитал про себя: «Дмитрий Лисс — один из лучших исполнителей современной музыки». Но я делю музыку не на современную и старинную, а на хорошую и плохую. Важна индивидуальность композитора. Очень люблю Шостаковича, и конца этой любви пока не видно. Предпочитаю Малера Брукнеру, а Шостаковича Прокофьеву, хоть и осознаю все величие последнего. Всегда рассудочной музыке предпочитал произведения эмоционально наполненные.

— А то, что ваша жена — композитор, как-то повлияло на музыкальные пристрастия?

— Пожалуй, нет, у нас во многом разные вкусы, мы оба самодостаточны и часто спорим.

— Чье мнение о вашей работе для вас особенно важно?

— Жены, какой-то части публики, иногда коллег, критиков, которым доверяю — но таких очень мало. Поверьте, музыканты сами себя судят очень строго.

— Что вам интереснее: сыграть что-то абсолютно новое или открыть нечто свое в известном?

— Современные исполнительские тенденции — отличиться во что бы то ни стало — мне не близки. Если это органично, ради бога: интерпретация — живое дело. Но если есть элемент надуманности…

— Вы — увлекающийся человек, и наверняка имеете хобби. Есть стремление к экстриму?

— Я не поклонник острых ощущений, но всегда любил спорт: велосипед (шоссейные гонки), виндсерфинг, теннис, горные лыжи, планеризм. Спорт приносит удовольствие — это радость физических движений, владения своим телом, это нагрузка, это азарт от игры…

— Есть люди искусства, которые просто работают и зарабатывают деньги. Другие непременно хотят изменить мир. Как далеко простираются ваши амбиции?

— Моя миссия в том, что я — «творец второго плана»: моя задача донести до слушателей то, что хотел сказать композитор. У меня нет иллюзий, что я смогу изменить мир. Искусство — это способ познания жизни. Как и наука, только с другой стороны. Классической музыке в современном мире существовать очень сложно, изменилась ситуация вокруг: информатизация, ритм. Само восприятие жизни стало другим. Во времена Берлиоза люди, слушая Пятую симфонию Бетховена, могли упасть в обморок от потрясения. Сегодня такое представить себе невозможно. Это уже не тот раздражитель, в те времена не было ни атомной бомбы, ни Освенцима. И все-таки я уверен, что без музыки, без искусства, человечество перестанет быть собой. Это то, что объединяет народы, эпохи, служит стержнем существования нашей цивилизации.

Дополнительные материалы:

Дмитрий Лисс

Один из лучших дирижеров нового поколения, выпускник Московской консерватории (класс Дмитрия Китаенко). Победитель Первого международного конкурса дирижеров в Хорватии (1995), лауреат Премии губернатора Свердловской области (2002), заслуженный деятель искусств России (2002).

C 1995 года — художественный руководитель и главный дирижер Уральского академического филармонического оркестра. Сотрудничает с признанными во всем мире симфоническими коллективами Москвы, СанктПетербурга, Новосибирска, Будапешта. География гастролей: Германия, Швейцария, Австрия, Франция, Италия, Испания, Япония, Тайвань, Венгрия, Польша, Хорватия, Словения, Эстония, Филиппины, Мальта. 1997 — 1999 — главный российский дирижер РоссийскоАмериканского молодежного симфонического оркестра. 1998 — ассистент главного дирижера Всемирного молодежного музыкального форума (Москва), работал с молодежными симфоническими оркестрами США, Китая, Великобритании, Канады, Израиля, Египта. 1999 — 2003 — дирижер Российского Национального оркестра (Москва).