Преюдиция? Не знаю…

Что отличает этот союз от ЕС? Создание ЕС с одной стороны - воплощение заказа политических и экономических элит, сформулировавших для правительств своих стран «повестку развития», широко и заинтересованно обсуждавшуюся и поддержанную большинством граждан этих стран, с другой - продукт политической конкуренции. ЕАЭС создан лидерами трех стран, реализующими на протяжении многих лет авторитарную модель управления. В отсутствие реальной политической конкуренции формулировать политическую и экономическую повестку развития просто некому.

Юридически ЕАЭС начнет жизнь с 2015 года открытием штаб-квартиры в Москве, созданием суда ЕАЭС в Минске и службы финансового регулирования в Алма-Ате. Остановимся на создании суда, который будет рассматривать споры между участниками договора. В том, что он нужен, - сомнений нет: проблема гармонизации законодательства в рамках Таможенного союза и раньше беспокоила предпринимательскую среду и практикующих юристов. В странах ЕАЭС требуется гармонизация не только законодательства (гражданского, налогового, таможенного, административного), но и правоприменения. Наличие независимой судебной системы, уважение к институту суда, невмешательство государства в хозяйственные споры и корпоративные конфликты - вроде бы прописные истины, но практика зачастую идет вразрез с теорией.

Определение Минска местом дислокации суда ЕАЭС настораживает. Сразу вспоминается история про то, как власти Белоруссии пресекли попытку собственников и менеджмента компании «Уралкалий» выйти из «братских» объятий сбытового союза с Беларуськалием. Корпоративный конфликт должен по идее рассматриваться в арбитражных, третейских судах, но никак не путем оперативных действий спецслужб Белоруссии. Это - наглядный образец пренебрежительно-подозрительного отношения авторитарной власти к судебным гражданско-правовым процедурам.

Другой образец мы находим уже в России. Это, увы, фактически состоявшийся разгром Высшего арбитражного суда. По сути, уничтожен независимый институт судебной власти, успешно формировавший правоприменительную практику рассмотрения экономических споров. Мы впервые добились того, что так называемые государственные интересы не были выше интереса частного, главным являлось лишь то, чья позиция наиболее отвечает требованиям действующего законодательства. Какова причина этого решения, мы не знаем. Ряд наблюдателей сходятся во мнениях, что одним из поводов стало вынужденное прекращение по реабилитирующим основаниям резонансного уголовного дела в отношении заместителя министра финансов РФ Сергея Сторчака. Говорят, что именно это переполнило чашу терпения очень властных «силовиков». Читатели, которые следили за этим делом, помнят, о чем идет речь. Параллельно с расследованием уголовного дела, связанного с неосновательным, по мнению следствия, решением об оплате некой российской фирме «Содэксим» ее права требования по так называемому «алжирскому долгу», в арбитраже рассматривались споры о законности этих сделок. В итоге арбитражными судами всех инстанций сделки были признаны законными и судебные акты вступили в силу до окончания предварительного следствия по уголовному делу, то есть стали обязательными для исполнения. Возник предусмотренный ст. 90 Уголовно-процессуального кодекса (УПК) РФ институт преюдиции, по которому обстоятельства, установленные вступившим в законную силу решением суда, принятым в данном случае в рамках арбитражного судопроизводства, признаются судом, прокурором, следователем без дополнительной проверки. В итоге Сергей Сторчак, проведший 11 месяцев в СИЗО Лефортово, был освобожден, а уголовное дело в отношении него и других фигурантов прекращено.

Случаи вынужденного признания «силовиками» требований ст. 90 УПК РФ довольно редки в правоприменительной российской практике, и чем дальше от столицы и мельче фигуранты, тем их меньше. Дознаватели и следователи разных званий и ведомств свято верят, что эта статья не для них, что они вправе не замечать вступившие в силу судебные акты по спорным взаимоотношениям.

Если бы игнорирование силовиками института преюдиции существовало в здоровой некоррумпированной среде правоохранительных органов, это было бы не так катастрофично для граждан. Но недопустимо высокий уровень коррупции в силовых структурах позволяет превратить практику игнорирования уголовным судопроизводством вступивших в законную силу решений гражданских судов в коррупционные технологии. И это очень опасная тенденция.

Чтобы не быть голословным, приведу хотя бы один пример, хотя у каждого практикующего юриста их немало. В 2010 - 2011 годах в арбитражных судах, от Арбитражного суда Свердловской области до Высшего арбитражного суда РФ, рассматривалось большое количество дел по спорам двух предпринимателей, связанным с правомерностью отчуждения коневодческого хозяйства «Белая Лошадь» и действительности договоров поручительства, заключенных поручителями в счет обеспечения возврата кредитов, полученных этим хозяйством. Проигравший в арбитражных судах предприниматель направляет в органы прокуратуры и полиции многочисленные заявления о привлечении бывшего компаньона и покупателя его бизнеса к уголовной ответственности за хищение у него активов. Фактически проигравшая в арбитражных судах сторона пытается через уголовные процедуры признать сделки по отчуждению хозяйства преступными, то есть ревизовать судебные акты арбитражных судов о законности этих сделок. Уже третий год различные подразделения полиции и прокуратуры Свердловской области проводят дознания, доследственные и надзорные проверки, возбуждают и прекращают уголовные дела по заявлениям предпринимателя, и конца-края истории не видно.
Почему институт преюдиции отторгается силовыми ведомствами страны? Почему Высший арбитражный суд Российской Федерации ликвидирован? Почему, наконец, подавляющее число граждан России ничего не знают о создании нового экономического союза? Ответить на эти вопросы заинтересованный читатель должен сам.