Логика движения вперед
Перспективы новой экономической политики
России нужны длительные и глобальные изменения, к которым бы смогли постепенно привыкнуть люди. Например, к новому укладу жизни, новой экономической политике. Только таким образом можно добиться улучшений, считает экономист Евгений Ясин
Можно считать, что России удалось выполнить поставленную «майскими указами» цель — достичь в 2015 году 50 места в рейтинге Всемирного банка Doing Business. В этом году оценка условий ведения бизнеса в России поднялась на 11 позиций, до 51 строчки рейтинга. Она расположилась между Перу и Молдавией. Среди стран, входящих в БРИКС, это второй результат: Казахстан на 41 месте. В прошлом году РФ занимала 62 строчку, однако из-за пересмотра методологии тот результат был пересчитан, и она поднялась на 54 место. В этом году в пять из десяти блоков были добавлены новые критерии, причем по четырем из них РФ получила высокие баллы, что и обусловило ее подъем в рейтинге. Например, один источник продвижения наверх — новый показатель «Надежность электроснабжения»: у РФ по нему восемь баллов из восьми. Сказалось и появление другого нового критерия — индекса качества системы управления земельными ресурсами. По данным авторов рейтинга, этот индикатор оценивает надежность, прозрачность, охват системы управления земельными ресурсами и разрешение правовых споров. Здесь у России 26 баллов из 30 возможных.
Однако победоносное продвижение РФ в рейтинге Всемирного банка пока никак не способствует росту инвестактивности бизнеса. Выполнение тех «майских указов», которые к 2018 году предполагают улучшение позиций России до 20 места, под вопросом. Конкурировать среди лидеров будет куда труднее, чем выбиваться из отстающих. Для этого потребуется общий рост экономического оптимизма бизнес-сообщества и реальное повышение деловой активности в стране, считает научный руководитель НИУ ВШЭ, экс-министр экономики РФ Евгений Ясин, который недавно посетил Уральский федеральный университет и прочитал лекцию в Высшей школе экономики и менеджмента УрФУ. По его мнению, Россия уже исчерпала весь инвестиционный потенциал, наработанный в 1990-х и начале 2000-х годов, и для улучшения экономической ситуации необходимо искать новые пути решения проблем. «Э-У» расспросил известного экономиста, о каких решениях идет речь.
— Евгений Григорьевич, власть убеждена, что пик кризиса пройден, наметилась стабилизация. Бизнес считает, что дно еще впереди, а без дешевых кредитов ничего не изменится. Как будут развиваться события?
— Мы не знаем, что именно нас ожидает и как скоро все это завершится. Оптимистичные заявления вызывают серьезные сомнения. В России сегодня нет никаких условий, которые способствовали бы восстановлению экономического роста. Если страна будет развиваться по лучшему сценарию, то реальный эффект станет заметен через три-пять лет. Это сложный и длительный процесс. В России должны быть приняты переломные решения по улучшению экономики. До этого существенных позитивных изменений ждать не стоит. Какие именно решения? Ответить на этот вопрос пока сложно. Ясно одно, надеяться на нефть уже не приходится. Нам повезло, что был период с высокими ценами на углеводороды. Но после 2008 года цены снизились, и к тем цифрам, мне кажется, пока не вернутся. Сейчас нужно думать, каким будет следующий ресурс, который позволит расти экономике. В том числе необходимо довести до конца рыночные реформы, которые были начаты в 90-х.
Кто кому не доверяет
— Реформы предполагают болезненные изменения.
— Не нужно совершать резких действий, пытаться, например, единовременно сменить власть и поставить новых лидеров. Дело в том, что при такой ситуации люди, оказавшиеся у власти, начнут набивать карманы, чтобы быть в большом бизнесе. Иначе они останутся не удел. России же нужны длительные и глобальные изменения, к которым смогли бы постепенно привыкнуть люди. Только таким образом можно добиться заметных улучшений.
— Есть ли сейчас потенциал для продолжения реформ? Кто заинтересован в изменении ситуации?
— Ситуация решающим образом зависит от уровня доверия. Оттого, насколько предпринимательские круги почувствуют, что могут и хотят вкладывать средства в российскую экономику. Если у них не появится нужного настроения, перелома не произойдет. Оцените масштабы: в 2013 году было вывезено 62 млрд долларов, а через год — больше 150 миллиардов. Это означает, что деловой и инвестиционный климат в стране плохой, уровень доверия бизнеса к государству крайне низкий. Безусловно, сейчас государство относится к бизнесу лучше, чем в 2007 — 2008 годах, утрата бизнесом доверия к нему началась не вчера, а в 2003 — 2004 годах. Необходимы серьезные перемены. Но пока я не вижу ничего, что убедило бы бизнес в реальности таких перемен. Политические, судебные и законодательные институты, которые могли бы изменить ситуацию, не настроены отстаивать интересы предпринимателей. Конфликт новой олигархии и бюрократии привел к тому, что демократизация государственных институтов в правовом и политическом аспектах не состоялась.
— Бизнес-элиты пытаются расположить к себе бюрократию?
— За этот ресурс конкурируют множество групп. Это весьма трудоемкий процесс. Но по-другому не может быть, пока бизнес не почувствует, что суд будет принимать решения, учитывая соответствующие обстоятельства дела, а не уровень причастности к власти той или иной бизнес-группы. Нам нужно прежде всего верховенство закона. Когда вместо закона начальство командует, навязывает свою волю, это не устраивает бизнес и не может принудить действовать в интересах страны. Я говорю о верховенстве права для всех, а не верховенстве слова начальника. В России этого практически никогда не было. Ни до отмены крепостного права, ни во времена СССР.
— Государство-то бизнесу тоже не очень доверяет.
— Доверие со стороны государства во многом определяется отношением к бизнесу силовых структур. Такого отношения со стороны правоохранительных ведомств, которое существует сейчас, а оно сложилось еще с 2011 года, когда формировался закон о полиции, никогда не было. В этом общем государственном взгляде на бизнес силовые структуры одержали верх. Политика в отношении бизнеса сменилась не в лучшую сторону.
Прав ли был Явлинский
— Бог с ним, с доверием. Не хочет бизнес — и не надо. У нас есть государственные инвестиции.
— Вы же понимаете, что частный инвестор на порядок эффективнее государственного. Он будет большей отдачи добиваться от вложенных средств. В 90-е подъем начался, страна стала выбираться из кризиса, когда в экономику пошли частные инвестиции.
— В 89-м году заместитель председателя правительства CCCР Леонид Абалкин пригласил вас для работы в Комиссии по экономической реформе. С этого момента вы начали участвовать в экономических преобразованиях? Что вы тогда чувствовали?
— Все наши экономисты понимали, что перемены неизбежны, а меры, которые предпринимались во время правления Андропова или Черненко, ничего изменить не могли. Поэтому, когда Горбачев объявил о перестройке, я, конечно, обрадовался. Радикальные меры были предприняты в 1988 году, тогда появился закон о кооперации. За кооперативами вырисовывались возможности частного бизнеса. Работа в 1989 году в правительственной комиссии по экономической реформе, которую возглавлял Абалкин, была для меня очень важна. Тогда я познакомился и с Григорием Явлинским. Мы подготовили самую первую программу под названием «Радикальная экономическая реформа: первоочередные и долговременные меры». В марте 1990 года мы разработали еще одну программу радикальных реформ. Но в апреле нас, всех ее авторов, отправили в командировку в Японию, а программу подвергли резкой критике на своем заседании члены Президентского совета, которые ничего не соображали в экономике. Горбачев сдал назад — заявил, что переход к рыночной экономике будет осуществляться постепенно.
— После того, как Ельцин был избран председателем Верховного Совета, Явлинский написал «400 дней доверия».
— Документ был рекомендован для проведения рыночных реформ в РСФСР. В отличие от нашей концепции в центре внимания были не финансовое оздоровление и либерализация цен, а массовая приватизация.
— Как вы сейчас относитесь к идее массовой приватизации? Прав ли был Явлинский?
— Я тогда считал, чтобы рано или поздно должна состояться необходимая концентрация собственности, которая позволит приступить к реконструкции производства. Приватизация нужна была для открытия экономики, денежной системы для общения с ключевыми валютами, которые работают в мире. Институциональные реформы, которые начинала команда Гайдара, должны были превратить экономику феодального типа в современную рыночную. На это и были нацелены либерализация цен и приватизация. У нас этот процесс трансформации проходил с 1992 по 1998 год. В общем-то, это была тяжелая жизнь. Но этот период прошел.
Око за око
— Вы упомянули о феодальной экономике…
— Существует две модели экономики. Первая — иерархическая, характерна для феодальных обществ, где есть четкая иерархия: монарх — вассалы — подданные. Именно к этой системе относилась экономическая система СССР. Вторая — рыночная, сетевая экономическая структура, при которой иерархии нет, а участники рынка сами выстраивают эффективное взаимодействие. В ходе перехода к рыночной системе в 1997 году после президентской кампании 1996 года проявились диспропорции, оказал влияние и азиатский экономический кризис. Результатом стал обвал экономики 1998 года. Я хочу вспомнить Евгения Примакова, который в то время был премьер-министром. Несмотря на то, что Примаков опирался на компартию, а его первым заместителем был Юрий Маслюков, в прошлом председатель Госплана, они общими усилиями добились того, что чрезмерной инфляции, которая привела бы к срыву всех достижений, не было. И к следующему году она снизилась до 36%, а потом несколько лет держалась около 12%. В 2003 — 2004 годах в государстве сформировался «государственно-дружественный капитализм», то есть капитализм, в котором приоритет получают «друзья» топ-бюрократов.
— Можно сказать, какие ошибки были сделаны при проведении экономических реформ начала 90-х?
— Я могу назвать вам всякие мелочи, потом буду сидеть и долго вспоминать, что именно я не сделал тогда. Я, наверное, виноват в том, что не так часто выступал с инициативами. Поймите, тогда была совершенно другая ситуация, нужно было добиться, чтобы стабилизировалась ситуация в стране. А реформы 90-х позволили достичь довольно высокого роста ВВП, при том что структура экономики была иной.
Что в 90-х заставляло делать реформы? Нечего жрать было! Такова логика движения вперед
Давайте поразмыслим над изменениями в стране за последние 15 лет. Я не могу сказать, что они происходили в точном соответствии с моими ожиданиями. Но так или иначе, а уровень жизни населения заметно повысился. Наши оценки, разделяемые большинством коллег, в том числе журналом «Эксперт», говорят о том, что потребление населения к 2008 году было примерно на 45% выше, чем в 1990-м. Если учесть изменения в структуре расходов, в том числе участие населения в финансировании жилищного строительства, здравоохранения и образования, то рост уровня жизни народа в эти годы составит около 30 — 35%.
— Россия ориентируется на Европу во многих своих преобразованиях, несмотря на сложные отношения. Когда мы сможем встать на европейские рельсы развития?
— Европа развивалась как? Строились города, развивались свободные ремесла, университеты. В России с XII века был азиатский деспотизм. Потом его основные черты использовали русские цари. До отмены крепостного права это была абсолютно азиатская страна. Хотя есть в ней и европейские черты. Не думаю, что если мы будем жить как немцы, то будем счастливы. Мы берем от Европы рыночные правила, европейские правила игры, которые защищены законом и судом. Законы формируются под влиянием законодательных органов, которые испытывают влияние различных групп населения. Когда все это работает, складывается ситуация, что на рынке есть определенное равновесие. Если мы создаем такую систему, появляется нормальная рыночная экономика. Вы должны работать и торговать честно, потому что это самый верный способ заработать. Жульничать не придется, если мы не создаем никаких препятствий между внешнеэкономическими потоками, если мы даем определенные привилегии для отечественной промышленности, но не когда она выходит на рынок, регулирует цены, а когда она нуждается в инвестициях.
— Вы верите в успех политики импортозамещения?
— Она имеет право на жизнь. Вопрос — в каких масштабах и какими методами. Если вы подняли эту тему, чтобы сократить импорт в ответ на применяемые санкции, то я в это не верю. Добиваться эффектов в экономике за счет административных мер и введения эмбарго нет резона, побеждать надо с помощью конкуренции, а не лозунгов из Ветхого Завета — «око за око, зуб за зуб». Напоминаю, что Иисус после этого говорил: «Если тебя ударили по щеке, подставь другую». Если российские предприятия освоили производство какой-либо продукции, которая обладает определенными преимуществами перед иностранной, их стоит поддержать. В этом случае и политику импортозамещения можно оправдать.
— Практика показывает, что у нас очень ненадежные финансовые институты, я имею в виду банки, страховые, пенсионные фонды. Практически в каждом банкротстве есть признаки хищения денег клиентов. Это снижает к ним доверие и влияние финансовых посредников в экономике. Как вы оцениваете действие Центробанка?
— В последнее время действия ЦБ, в особенности в ноябре и декабре 2014 года, я оцениваю весьма высоко. Считаю, что это были толковые шаги, которые немедленно дали эффект — длительное падение рубля прекратилось. Но на национальную валюту действуют не только те факторы, с которыми работал или мог работать Центробанк, поэтому мы имеем сегодня дальнейшее падение рубля. Это связано уже не с кредитной, а с денежной политикой.
Я родом из Одессы
— Если предположить, что у нас баррель стоил бы сто долларов, как раньше, а санкций бы не было, по какому сценарию развивалась бы экономика?
— Она развивалась бы лучше, чем сейчас. Мы продолжали бы завозить импортные товары, падения экономики такого бы не было. Но ситуация сложилась по другому сюжету. К нему мы оказались не готовы, хотя сразу было понятно, что если Россия поддержит Крым, Донецк и Луганск, Запад отреагирует серией санкционных мер.
— Как вы оцениваете влияние событий, которые сейчас происходят на Украине, на экономику России?
— Ситуация очень сложная: главными виновниками в ее создании являются украинцы. Я понимаю, что очень серьезная вина лежит и на нас. Формирование Новороссии осложнило условия достижения согласия между Россией и Украиной. Нужно понимать, что украинский народ всегда представлял собой две группы: одна из них хотела дружить с Россией, другая — с Европой. Эти внутренние противоречия между группами существовали долгое время, они и спровоцировали Майдан. Россия не может не поддерживать ту часть населения соседней страны, которая хочет быть частью русской культуры, потому что она выросла на этой культуре. Это не правда, что Путин сознательно захватил восточные регионы, это выбор людей. Я родом из Одессы, знаю, какие там настроения царят: этот город пропитан русской культурой. Невозможно его пересадить на украинскую мову, выселить русских и евреев. Я хорошо понимаю жителей Харькова. Они вынуждены бояться нынешней украинской власти. Да и для Крыма Россия сделала гораздо больше, чем Украина. Вообще-то говоря, Россия завоевывала Крым. Решение Хрущева в 1954 году по поводу передачи Крыма Украине были абсолютно безответственным. Однако мы также знаем, что в 1994 году было подписано несколько международных соглашений, согласно которым Крым переходил Украине, а все ядерные заряды передавались России. Если мы подписали эти международные соглашения, мы обязаны подчиняться. В итоге мы получили узел, из которого без взаимных обид выбраться будет сложно. Формат решения проблем вокруг Украины демонстрирует позицию России, которая настаивает на том, чтобы Украина была в сфере ее влияния. Давайте с Крымом повременим, сосредоточимся на других проблемах нашей страны, займемся структурными реформами.
— Считается, что благоприятное время для реформ упущено — наиболее безболезненно их можно было провести, когда денег было много.
— Никогда так не происходит. Когда у тебя все в порядке в экономике, что тебя заставит делать реформы? Именно сейчас исключительно благоприятные условия для реформ, потому что условия тяжелые, потому что они заставляют принимать прорывные решения. Что в 90-х заставляло делать реформы? Нечего жрать было! Такова логика движения вперед. Если вы начинаете реформы с целью не делать никому ничего плохого, то отойдите в сторону. А если вы хотите, чтобы Россия поднималась, могла бы через какое-то время иметь эффективную рыночную экономику и встать рядом с другими странами, которые в этом отношении добились больших успехов, то нужно пойти на какие-то жертвы. Это неизбежно.