Что может студенистый белок

Все управленческие модели и управленческая механика, которые сыплются нынче на нашу голову, — не более чем анатомия и физиология бизнеса. Люди — его душа. Можно долго спорить об эффективности различных структурных или процессных моделей предприятия, но это будут лишь споры об устройстве мертвого тела. Вдохнуть в него жизнь способна только энергия живых людей. Но с этой энергией проблема.

Время антропологии

Обычно, говоря об управлении персоналом, имеют в виду больше «системную», а не человеческую часть проблемы. Ее суть — в определении места человека в производственной и управленческой структуре бизнеса и назначении ему общих и текущих задач. В этом смысле человек ничем не отличается от станка, и потому здесь нет проблемы пробуждения в нем энергии работы и созидания. Когда говорят об энергии, начинается антропология — наука о человеке. Сегодня время антропологии вообще и в применении к управлению в частности. Все хотят управлять друг другом (начальник — подчиненным, маркетолог — потребителем, политик — избирателем) и каждый сам собой. Но от того, какую антропологическую модель человека (сознавая ее или нет в явном виде) закладывает управленец в работу, зависит и все остальное — от системы компенсации труда до принципов корпоративной культуры.

Вообще человек о себе самом хотел знать как можно больше всегда (как и о двух других основных объектах интереса — Боге и природе). И нет недостатка в различных взглядах на этот счет. Ясно, что невозможно во всем этом разобраться на страницах журнала. Но ясно также, что разбираться надо, хотя бы для того, чтобы немного ориентироваться в деятельности знатоков человеческих душ различного фасона: от бабок-ворожей до заклинателей-консультантов.

Проблема еще и в том, что мы живем в эпоху «антропологического перелома»: кризиса и начала смены фундаментальной антропологической парадигмы — парадигмы новоевропейского человека, который назначил себя покорителем природы и космоса. Затея у него не удалась, и во весь рост встала проблема, как по-новому определить место и задачи человека в мире. Главная закавыка в том, что все современное общественное устройство направлено на воспроизводство парадигмы новоевропейского человека в наиболее злокачественном его виде — homo oeconomicus.

Страшная книга

Из всех книг, прочитанных нами, самая страшная — «Экономический образ мышления» Пола Хейни. Она дьявольски талантливо написана человеком, у которого действительно мозги воспитаны экономическим образом. Поэтому Хейни не просто вещает, а именно мыслит экономически. Страшно в книге именно это — она учит глядеть на мир глазами экономиста. Как символ этого взгляда на обложке нарисовано лицо, у которого вместо правого глаза — знак «плюс», а левого — «минус». Ключевой призыв книги: «однажды начав думать как экономисты, вы уже никогда не остановитесь — экономическое мышление подобно наркотику».

Мы сами, осилив в свое время университетский курс политической экономии, стали жертвой этой напасти, поэтому подтверждаем: она точно подобна наркотику. Привыкаешь уже на первом курсе, отвыкаешь — всю последующую жизнь. Но политическая экономия — просто поэма в сравнении с современным экономиксом, ментальная разрушительность которого такова, что известный американский ученый Линдон Ларуш был бы не прочь давать его преподавателям тюремный срок за растление молодежи.

В чем же проблема? В том, что экономические аксиомы и теоремы «объясняют все». Вообще говоря, любое явление социальной жизни можно объяснить с совершенно произвольной позиции, о чем свидетельствуют, например, бесчисленные историо-софские и социологические теории. Но экономическая наука, в отличие от какой-то исторической гипотезы (по определению ограниченной), желает объяснить именно все на свете, особенно то, кто есть человек, что им движет и как им управлять.

Началось все, как обычно, с Адама. Только фамилия у него была Смит. Он сделал очень рискованную вещь, которая всем потом понравилась: разделил природу человека на две части (каждой из этих частей посвятив по книге). Одну из этих книг все знают — это «Исследование богатства народов». Человек в ней — разумный эгоист, который, действуя ради личной корысти, обеспечивает прогресс всему обществу. Во второй книге — «Теории нравственных чувств» — Смит описал нормального (а не «экономического») человека со всеми его страстями, доблестями и глупостями (в этой книге нет ничего выдающегося, ибо к тому времени существовали более серьезные знания о человеке). Новизна Смита именно в том, что он, разделив человека на части, стал прилагать одну из них, «экономическую», для объяснения законов хозяйственной жизни. Мол, «в обычной жизни» человек — это и существо обычное, но только он касается хозяйственных дел, то превращается в economic man с его выверенными, рациональными стремлениями угодить своему «разумному» эго.

После смитовской антропологической экзекуции началось: вслед за человеком экономическим как черти из табакерки посыпались человек политический, человек играющий, человек советский, человек-ресурс, человек-капитал, человек-паук…; Но больше всего повезло модели Смита, ибо через эгоистические «плюс» и «минус» можно, действительно, правдоподобно объяснить все на свете. Действительно, модель задавала идеальный баланс: человек существо пусть и эгоистическое, но разумное, хотя эту разумность в строгой формуле во времена Смита выразить было непросто. Но с появлением современных теорий — игр, социального выбора, человеческого капитала и аппарата дисконтирования — все встало на свои места.

Например, почему мама рожает дитя? Она сравнила положительные значения будущего потока его любви, заботы и пенсиона (с учетом, разумеется, оцененного риска, что чадо вырастет эгоистом, недотепой и неудачником) с отрицательным потоком своих собственных забот и трат на его воспитание — и решила, что дело стоит свеч. Или почему человек на войне совершает подвиг? Он сопоставил будущие доходы от издания своих мемуаров, личное удовольствие от славы с риском погибнуть и решил: подвигу быть.

Это не чушь. Это, как теперь говорят, «экономический империализм», навязчивое желание всем вокруг надеть «очки Пола Хейне». Часто экономисты с усталым выражением мудрости на лице отнекиваются от обвинений в стремлении все опошлить. «Нет, нет, — говорят они, — мама любит чадо, а военный — родину по-настоящему, хотя бы иногда. Просто эта любовь и есть проявление разумного эгоизма, ибо она им выгодна, приятна, щекочет чувства». В этом утверждении весь economic man, разделенный на части ненастоящий человек, не подозревающий, что если мать любит дитя, ученый — истину, капиталист — деньги, то они терзаются по ночам за своих любимых не для «щекотания чувств», а потому что всякая настоящая любовь — это непрестанная тревога и боль. Но ведь эту достоевщину не вставишь в экономическую формулу…

Дробление душ

Экономический империализм зачат в конце ХIХ века усилиями Леона Вальраса и других основателей неоклассической теории, считавших, что хозяйственный быт людей может быть строго математически описан и оптимизирован в единственно правильном решении. Такой оптимизм был подкреплен возникшим в Америке в первой четверти ХХ века бихевиоризмом — почти религиозной верой, что человек — это мясокостный автомат, который можно запрограммировать согласно составленной программе развития. А так как мясокостное устройство мыши и человека отличается не по существу, а лишь по форме, то поведение последнего — не более чем усложненный вариант зоопсихологии.

Это сильно пригодилось для решения задач включения человеческой машины в машины индустриальные, ибо все устремления науки управления в части управления людьми в ХХ веке были направлены на то, чтобы вписать силы человека в логику станка, конвейера, бизнеса, где он выступал безличной функцией производственных мощностей. Мощности — очень характерное понятие, объединяющее машину и человека в некую силовую конструкцию по переработке природного материала в требуемые вещи. Другим приложением бихевиоризма стал активный тренинг потребительских инстинктов человечества, что как нельзя лучше совпало с макроэкономическими советами Джона Кейнса об управлении совокупным спросом для сглаживания пиков хозяйственной конъюнктуры. Логическим завершением всех усилий над познанием человеческой природы стали труды Гэри Беккера, который добавил ко всему нашему мясокостному существованию функцию капитала — социальной машинки для производства добавленной стоимости, за что, кстати, получил Нобелевскую премию.

Но и это еще не все. В стремлении улучшить жизнь и природу, человек создал множество институтов: фирмы, деньги, собственность, рынки и много чего еще. Эти институты, несмотря на то что являются по определению созданием и инструментом людей, сами стали задавать свои законы и правила жизни, а также общественные роли для каждого человека. Тем самым наша природа разбивается на все более и более дробные функции, при этом переключение с одной на другую происходит не раз на дню. В самом деле: работаем на трех работах (а на каждой из них нужно вписаться в свою технологию и культуру), в портмоне валюта трех видов, да к тому же на трех кредитных картах (надо подчиняться требованиям трех центральных банков и трех эмитентов карт), к роли мужа присовокупляем роль любовника (и по ночам путаем имена любимых), выбираем власти на три вершины разной высоты… Все это вконец дробит души людей, и они окончательно теряют целостность, что дало повод многим философам известить о «смерти человека». Действительно, если свести все в одно предложение, то современный человек после работы с ним в течение ХХ века экономистов, бихевиористов, фашистов, коммунистов, либералов и прочих человеколюбцев — это существо с психологией животного, пучок производственных и потребительских функций, которые можно натренировать по заранее составленной программе, играющий тысячи не им заданных социальных ролей с целью производства новой стоимости. Словом, получите «плюс» и «минус» в оба ваши глаза.

Мужики и бихевиористы

Однажды великий русский философ Алексей Федорович Лосев на утверждение одного из коллег, что «человек — это совокупность студенистых белков», спорить не стал, а лишь вымолвил: «Сами вы — студенистый белок». Конечно, если определять человека на уровне бихевиоризма и экономического империализма (на уровне «студенистых белков»), то все мы — одного поля ягоды. И если, например, человек — это всего лишь капитал, рождающийся в мир только для того, чтобы максимизировать свою стоимость, тогда американец от русского отличается только величиной капитализации своей природы. Отсюда и ясны методы управления этим видом homo (которые одинаковы для всякого капитала и для всякой страны вообще): обеспечь им минимизацию оттоков и максимизацию притоков и подбери ставку дисконтирования пооптимальнее.

Все перечисленные выше категории человеколюбцев (фашисты, коммунисты, либералы) работают с человеком именно на уровне «студенистых белков», тренируя комплексы реакций на довольно примитивные системы стимулов. Стимулы эти, безусловно, существенно разные, поэтому, где преобладали либералы — там воспитан homo oeconomicus, где коммунисты — homo soveticus, но наиболее гремучая смесь получилась у нас в конце прошлого века, когда первые решили перевоспитать вторых. Одни перевоспитались в мгновение ока, ибо, несмотря на существенные различия комплексов реакций у этих двух видов homo, это все-таки только именно комплексы реакций, которые перепрограммируются довольно быстро. Те же, кто и при коммунистах оставался больше чем homo soveticus, ушли либо в суету бизнеса, либо в многолетнее пьянство, либо в богоискательство, либо вообще из жизни (за последние восемь лет пытались убить себя около 10 млн россиян и полумиллиону это удалось).

Чем выше у человека воспитание, тем больше он развивает свою личность, а личность — это то, чем каждый человек наименее похож на других. Под воспитанием мы имеем в виду не бихевиористский тренинг «культурно-чистого» телесного автомата, а впитывание человеческим сердцем и умом основных знаний, интуиций и чувствований своего народа.

О разности в культурах и методах управления очень ясно сказано в русской классической литературе. В те времена еще не было современных коммуникаций и психотехник по культурному сближению народов, но чтение классиков и ныне способствует прояснению этого вопроса. Наиболее сильно поведал нам о нашем и не нашем Николай Лесков в повести «Железная воля», где немец Гуго Карлович своей волей, воспитанной до железного состояния, решил научить правильной жизни мелкого промышленника и пьяницу Софроныча. Героические усилия Гуго Карловича закончились тем, что он, разоренный до последней степени, напоследок, желая научить русских правильно есть блины, ими же и подавился до смерти и был снесен на погост под вздохи батюшки Флавиана: «Вот ведь: знал, как жить, а помер».

Рассказывают, как на одном сельхозпредприятии решили искоренить вредную привычку некоторых пахарей уходить в запой в самое горячее время посевной или уборочной, для чего разработали красивую иерархию бихевиористских подкрепляющих стимулов, по которым и не захочешь, а сядешь в трактор. Мало того что никто не понял красоту этой иерархии, так в ближайшую же посевную к пьянствующим добавилась еще и половина трезвенников. И никто из местных бихевиористов так и не смог объяснить этого никакой научной гипотезой. Или, было дело, на одной птицефабрике, после проведения новым директором внутренней проверки, зафиксировали непонятную утечку потока битой птицы в размере, достаточном для полной загрузки доброго десятка магазинов. Все предложения ввести контрольно-стимулирующие системы на базе новейших немецких методик и оборудования, были персоналом сурово выслушаны, но интенсивность неучтенного птичьего потока не снизилась и до сих пор. Ибо новый директор скоро убедился, что это не воровство, а дополнительный, необлагаемый налогом бонус к заработной плате, достающийся всему управленческому и рабочему люду почти идеально справедливо согласно иерархии доступа к этим потокам. Представим, что в эту соборность добавили Гуго Карловича с его железной волей к внедрению европейских строгостей…

Конечно, сближение народов происходит не только благодаря экономической империалистической интервенции наиболее сильных из них. Мы ведь сами тоже хороши и только ждем, когда нас научат уму-разуму. Как и в XIX веке, по наблюдению Федора Достоевского, «нагоняем на себя европейские вкусы, даже едим всякую пакость, стараясь не морщиться: вот, дескать, какой я англичанин, ничего без кайенского перца есть не могу». Не беремся утверждать, что существует какая-то идеальная национально-культурная модель человека, тем более что наша российская чем-то лучше. Может быть, в нас всяких глупостей, лени и пустохвальства больше, чем у других. Но хотя бы потому, что именно этого больше, значит, мы уже не такие, как другие. Поэтому надо хотя бы немного присмотреться к своим людям, прежде чем прикладывать к ним очередную новейшую систему стимулов. Но ведь хорошего-то, верно, и мы за тысячу лет накопили? Для примера вспомним хотя бы, как капитанша Василиса Егоровна велела разрешить «межличностный конфликт» солдата с бабой, подравшихся из-за шайки в бане: «Разбери, кто прав кто виноват, да обоих и накажи». А Николай Гоголь дополнил: «Мы набрались пустых рыцарски-европейских понятий о правде, спорим из-за того, кто прав, кто виноват; а если разобрать, придешь к тому же — оба виноваты». В Европе ради поиска этой «рыцарской» правды вырастили целое племя адвокатов, которые где хочешь правду найдут, только плати по таксе. Так неужели хотя бы ради экономии адвокатских издержек не прислушаться к мудрым советам капитанши?

На переломе

«Бог умер» — констатировал XIX век и поставил утвердительную жирную точку. «Человек умер?» — не смог до конца решить век XX и поставил вопросительный знак. Практически все мыслители говорят об антропологической катастрофе: кто — о наступившей, кто — о надвигающейся. Но все — грозно. Позитивная наука накопила огромный материал об управлении человеком, и практически весь он о том, как разбить человека на части и функции и направить каждую из них для достижения какой-то локальной цели, как правило, чужой. Но появляются уже и новые любомудрые боженьки, желающие вырастить новый вид homo путем синтеза раздробленных homo устаревших. Для этого все есть: для рождения — техника клонирования, для воспитания — бихевиоризм. Только возникают вопросы к боженькам: может ли один студенистый белок сделать лучше другому, даже с помощью новейших методов генетики и бихевиоризма? Или у самих боженек другая антропология?

Мы — на переломе. Выбора два: либо возвращение человека к самому себе, как он задуман в творении Богом, либо — к тому, что о нем задумают и что с ним сделают любомудры-боженьки. Этот выбор и перелом — не умозрительный, а жизненный, и для каждого из нас.

Дополнительные материалы:

Мы должны не принуждать, а приобщать

Павел Неверов, директор группы компаний «АКР»:

— Приведу три факта в поддержку той мысли, что нынешнее отношение к человеку как машине становится совершенно нетерпимым. Первое — недавно Алексий II публично призвал российское бизнес-сообщество не превращать людей в «машинки для зарабатывания денег», быть человечными, замечать близких своих, стремиться к духовному богатству. Второе — авторы книги «Караоке-капитализм» Кьелл Нордстрем и Йонас Риддерстрал прославляют Талант (который, естественно, может быть только в человеке) как более значимую для бизнеса составляющую, чем какие бы то ни было иные ресурсы. Третье — психологи отмечают, что в эпоху жестких бизнес-отношений, сотрудникам российских компаний все чаще не хватает положительных эмоций, наступает так называемый «эмоциональный голод».

Павел Неверов

Предлагаю сейчас отойти от понятий «бизнес» и «экономика» и поговорить о сущности «человека разумного». В этом смысле мне нравится подход Льва Гумилева к описанию проблем евразийства и его теория пассионарного этногенеза (книги «От Руси к России», «Этногенез и биосфера Земли»). Под пассионарностью будем понимать «внутреннюю энергию человека», то есть желание сделать нечто большее, чем просто сохранение рода. Энергия эта в разных людях разная и зависит от состояния нации в целом.

Наряду с этим существует система опознания «свой — чужой», которая делит все суперэтносы и позволяет каждому из них ощущать себя общностью (европейская цивилизация, евразийская цивилизация — бывшие страны СССР, китайцы, арабский мир, североамериканцы и т.д.). В итоге суперэтносы относятся друг к другу как к чужакам, пытаясь поглотить более слабого, установить над ним культурный контроль. Интересно, что у суперэтносов различные циклы жизни. Скажем, если европейский суперэтнос находится в стадии заката и стремления к спокойствию, активно насыщаясь чужой ему культурой и народами, то евразийский переходит в период «золотой осени» — его пассионарная активность снизилась. Американский суперэтнос, напротив, пребывает в стадии «активного роста», навязывая миру свои правила и культуру: на Украине, в странах Закавказья, Ираке и в других точках мира. Жесткое, хотя и менее заметное давление оказывается и на Россию, главным образом через финансовую систему (доллар) и культуру (Голливуд). Поэтому говорить сегодня следует о необходимости смены мироощущения, о выборе евразийским суперэтносом своего собственного пути, о его попытках сопротивляться поглощению.

Безусловно, общемировые тенденции влияют на все суперэтносы, но нам следует разумно принимать чужие новинки и в свою очередь «выдавать» миру собственные культурные и технологические решения, не принуждая, а приобщая другие страны к их использованию. Обязательно в этих решениях должен присутствовать как экологический, так и духовный аспект, в противовес «нации товарного потребления и шоппинга». Кстати, с этой «нацией» уже начали борьбу и в самой Америке: я слышал, что прогрессивные бизнесмены собрали 400 млн долларов на разработку новой национальной идеи.

Подготовил Андрей Максимов

Чтоб управлять персоналом, надо мыслить трехмерно

Антон Воробьев, управляющий партнер консалтинговой группы «ФИНЭКС», директор ЗАО «ФИНЭКС Качество»:

— Нельзя не согласиться с тем, что бесполезно спорить об эффективности той или иной модели предприятия, если эта модель строится без учета энергии реализующих ее людей. При этом возникает вопрос: отсутствует ли эта энергия у каждого из нас совсем или она лишь направлена не в то русло? Энергия эта есть! И для качественного ее использования необходимо применять целостный подход к деятельности человека, а на этой основе — к управлению предприятием. Такой подход базируется на трех измерениях деятельности человека — целях, мотивах и способностях.

Антон Воробьев

Первая координата — цель: представление человека о том, в каком направлении ему нужно двигаться, чтобы достичь конкретного результата. Чем отчетливее это представление, тем короче путь, который проделает человек, чтобы реализовать цель. Таким образом, о первом измерении качества деятельности предприятия можно судить по тому, насколько в конечном итоге деятельность каждого работника подчинена единой стратегии, то есть он четко знает, что и как нужно делать на рабочем месте, чтобы достичь заданного общего результата.

Вся проблема, однако, в том, что постановка предельно ясной цели вовсе не гарантирует, что человек будет двигаться к ней кратчайшим путем. Другими словами, мало поставить ясную цель, нужно еще добиться, чтобы человек шел к ней, не отклоняясь. Вот почему важна вторая координата успешной деятельности — мотивация. Мотив — это внутренняя побудительная сила, определяющая готовность человека в конкретный момент времени двигаться в заданном направлении. Таким образом, качество деятельности тем выше, чем сильнее человек замотивирован реализовать поставленную цель, прилагая к этому максимум усилий. И еще: при оказании мотивирующих воздействий важно соблюдать принцип относительности управления. Имея более развитые общие способности, один человек может успешно управлять другим. И наоборот, если руководитель менее способен, чем подчиненный, ни управление, ни мотивация не будут успешны. Следовательно, о втором измерении качества деятельности предприятия можно судить по тому, насколько последовательно система мотивации по отношению к каждому работнику строится с учетом его общих способностей и принципа относительности управления, а также насколько регулярно она при этом применяется.

Третья координата успешной деятельности — способность человека ее осуществлять. В самом общем виде качество деятельности напрямую зависит от степени развития частных способностей, требуемых для выполнения этой деятельности. Человек может ясно представлять себе цели, может быть сильно замотивирован на их выполнение, но если у него не хватает способностей, он либо неизменно будет выдавать результат с низким качеством, либо не достигнет его вовсе. Любой человек имеет также общие способности, которые характеризуют, насколько верно он оценивает различные ситуации, насколько тонко научился действовать в них, насколько готов отвечать за то, что сделал. Именно такая позиция человека определяет мотивы его деятельности. О третьем измерении качества деятельности предприятия можно судить по тому, насколько полно частные способности работников соответствуют характеру выполняемой ими деятельности, насколько последовательно подбор и расстановка управленцев осуществляются на основании оценки их общих способностей и с учетом принципа относительности управления.

Подготовил Андрей Максимов