В поисках мумиё
Экономике России нужна перезагрузка. В условиях снижающихся темпов роста ВВП и негативных демографических тенденций необходимо кардинально модернизировать все: рабочие места, социальную сферу, механизмы привлечения инвестиций и стимулирования мобильности населения. В Екатеринбурге прошла седьмая конференция «Точки роста экономики Большого Урала», организованная журналом и аналитическим центром «Эксперт-Урал». Темой дискуссии стала экономическая политика в условиях новых глобальных вызовов.
— Мы ничего не производим. Мы серьезно не инвестируем в основной капитал уже более двадцати лет. Зато мы лидеры по доле торговли в ВВП. Если так пойдет дальше, то скоро мы окажемся в доиндустриальной фазе, — так поставил проблему в самом начале конференции генеральный директор медиахолдинга «Эксперт» Валерий Фадеев.
Цифры удручающие. В 2010 году размер добавленной стоимости в обрабатывающей промышленности на душу населения в России — 540 долларов. Сравните: в Японии — 8 тыс. долларов, в Швейцарии — 7,2 тысячи, США — 5,5, в Германии — 4,7. Даже в Китае — 0,8 тысячи.
В абсолютных показателях по подотраслям картина тоже плачевная. Чтобы не пускаться в пространный анализ, сравним показатели России и США. Самый приличный результат — в драгоценных и цветных металлах: один к одному. Дальше хуже: в Штатах производится в 1,7 раза больше чугуна и стали; в 4,3 раза больше пиломатериалов; в 10,4 раза больше продукции общего машиностроения; в 26 раз больше мебели и в 66 раз больше фармацевтических препаратов и субстанций. «Россия даже по пластмассовым изделиям умудрилась в 23 раза отстать от США, — сетует Валерий Фадеев. — А мы тут рассуждаем о постиндустриальном обществе».
Тормоз нестабильности
Индустрия — ключевой пункт развития российской и уральской экономики. И этой индустрии, начиная с мыла и пластмассовых тазиков, нужно расти в разы. Сегодня перед российской промышленностью стоит несколько масштабных вызовов. Их можно разделить на две группы. Первая — внешние.— Главный вызов — стратегическая нестабильность мировой экономики, — заявил директор департамента стратегического управления и бюджетирования Минэкономразвития РФ Артем Шадрин. — Финансовый кризис очевидно не преодолен. Сохранились структурные дисбалансы потребления и накопления, экономики разных регионов мира развиваются неравномерно. Кроме того, не решены проблемы регулирования финансовых рынков и потоков капитала.
Еще два внешних вызова — создание новой технологической базы экономического роста в ведущих странах (биотехнологии и фармацевтика, фотоника, новые материалы, нанотехнологии, информационные технологии, микроэлектроника) и изменение мирового энергетического баланса (подробнее о сценариях развития мировой экономики см. «Шесть похорон и две свадьбы», с. 16).
Внешняя нестабильность приводит к замедлению роста и стагнации экспорта энергоносителей, что уже относится к группе внутренних вызовов. «Если в предкризисный период экспорт энергоносителей прирастал на 3,6% в год, и это было драйвером развития экономики, то в 2010 — 2012-м динамика явно замедлилась. В среднесрочной перспективе тенденция торможения продолжится», — считает Артем Шадрин.
Следующий внутренний вызов — замедление роста потребления. Долгое время его темпы опережали темпы увеличения производительности труда. Это двигало экономику страны вперед. Теперь «локомотив» тормозит.
Кроме того, в ближайшее время Россия столкнется с необходимостью адаптации экономики к условиям присоединения к ВТО, а также с сокращением ненефтегазового дефицита бюджета. По оценке Минэкономразвития. сегодня он составляет 10,5% ВВП. Безопасный уровень — вдвое ниже. Это толкает государство на сокращение спроса, что негативно сказывается на развитии промышленности (объем госзаказа — это, по разным оценкам, 6 — 11 трлн рублей в год).
Труд вымирающий
Но, пожалуй, самый главный вызов — демография и особенности отечественного рынка труда.— К 2020 году в России на 40% сократится число самых деятельных граждан 25 — 29 лет, на треть уменьшится количество 30 — 34-летних. На убыль пойдут и 50 — 55-летние (подробнее см. график «Население России по возрасту и полу в 2011, 2020 годах»), а они составляют существенную часть персонала промпредприятий, — мрачно прогнозирует директор региональной программы Независимого института социальной политики (Москва) Наталья Зубаревич. — В целом количество трудоспособного населения к 2025 году может сократиться на 10 — 14%. Цифра зависит от числа мигрантов: если их будет 600 тыс. человек, то мы упадем меньше, если 200 тысяч (примерно столько их было до 2011 года без гастарбайтеров) — больше.
Рынок труда России удивителен. Экономически активное население — 75,6 млн человек; 4,7 миллиона — безработные. Из 71 млн занятых только 17 миллионов (23%) работают на крупных и средних предприятиях, 20 миллионов (27%) — бюджетники (из них 14 заняты в социалке). Модернизация этих рабочих мест в принципе утопична. 17 миллионов — малый бизнес и индивидуальные предприниматели. Чем заняты еще 17 млн россиян — загадка.
Региональный рынок в принципе мало отличается от федерального. Пример — Свердловская область: 28% — бюджетная сфера, 23% — средние и крупные предприятия, 21% — малый бизнес и ИП, 22% — тень.
— Если мы посмотрим на показатели отдельных отраслей в динамике, наша печаль станет еще глубже, — продолжает Наталья Зубаревич. — Среднегодовая численность работников в организациях обрабатывающей промышленности в 2000 году составляла около 11,5 тыс. человек, в 2010-м — меньше 8 тысяч. В сельском хозяйстве показатель упал с 5 до 2 тысяч. Зато растет торговля (с 4 почти до 6 тысяч) и бюджетка (в среднем плюс 700 человек). Итого: четкое и длительное снижение занятости на крупных и средних предприятиях; огромное количество неэффективных рабочих мест; каждый пятый — в неформальном секторе. И самое дикое — несоответствие предложения (профессионально-квалификационного уровня и географического размещения рабочей силы) спросу на труд. Нашему постсоветскому человеку невозможно объяснить, что рабочее место может не возникнуть там, где он живет. Есть территории, у которых нет никаких конкурентных преимуществ.
Битва за ВВП
Минэкономразвития посчитало, что если российская экономика будет развиваться инерционно и не обнаружит новых факторов роста, то ВВП в среднесрочной перспективе может увеличиваться на 2 — 3% в год. «Это критически мало, — уверенно заявил Артем Шадрин. — Нам необходимы новые ответы на существующие вызовы, переход к более высоким темпам экономического роста, более высокому уровню производительности труда».Цель благородная. Но простых решений нет. Пока Минэк сформировал список приоритетов развития, которые позволят ВВП России прирастать ближайшую трехлетку на 3,7 — 5% ежегодно. Список исчерпывающий: поддержка развития высокотехнологичных отраслей; стимулирование частных расходов на НИОКР; модернизация инфраструктуры и создание условий для привлечения инвестиций; отработка механизмов поддержки несырьевого экспорта (в том числе через ВЭБ); улучшение инвестиционного климата; повышение эффективности деятельности органов власти; модернизация социальной сферы (в первую очередь образования и здравоохранения как наиболее влияющих на качество человеческого капитала).
Остановимся на некоторых приоритетах чуть подробнее. Для технологического развития правительство должно запустить в ближайшие пару лет сразу несколько отраслевых и целевых программ (например «Исследования и разработки по приоритетным направлениям науки и техники», «Научные и педагогические кадры для новой России», «Национальная технологическая база», программы развития авиастроения, судостроения, электроники, фармацевтики, ядерной энергетики, сферы композиционных материалов, фотоники, биотехнологий). Плюс формирование инновационных территориальных кластеров в увязке с технологическими платформами. Последние — это кооперация власти, бизнеса и науки на федеральном уровне, которая создается для формирования совместных стратегических программ и их реализации на основе государственно-частного партнерства (ГЧП).
Именно ГЧП должен стать ключевым инструментом модернизации промышленности. По словам первого вице-президента Свердловского областного союза промышленников и предпринимателей Михаила Черепанова, эффект от него может быть впечатляющим: «Пример — Великобритания, где объемы частно-финансовой инициативы (основная форма ГЧП) за последние десять лет составили 24 млрд фунтов, что дает сейчас 17-процентную экономию бюджета». В создание кластеров, точнее, в формирование их неотъемлемой части — индустриальных парков, уже ввязался Сбербанк. Это площадка, предлагающая всю необходимую инфраструктуру и сервисы для развития промбизнеса.
— В России индустриальных парков — 50 (при этом некоторые на 70% пусты). У лидера в этой области Китая — 600, — констатирует председатель Среднерусского банка Сбербанка России Олег Смирнов. — В первой половине 2013-го мы представим типовое решение, объединяющее услуги по созданию индустриальных парков. Туда войдут три направления: привлечение резидентов, финансирование проекта (в том числе жилья для персонала), развитие компетенций по формированию тиражируемой модели индустриального парка. К 2014-му Сбербанк планирует быть одним из ключевых игроков на этом рынке, приняв участие в создании 30 проектов.
Показатели, намеченные Минэкономразвития, амбициозны: рост в общем объеме организаций тех, кто осуществляет технологические инновации, с 8,9% в 2011-м до 18% в 2018-м. За тот же срок выпуск отечественной радиоэлектронной и судостроительной продукции должен вырасти более чем в два раза. В два раза обязана увеличиться выручка авиастроителей. А в атомной энергетике к 2018 году, по наметкам Минэка, должно быть разработано 16 новых технологий — ни больше, ни меньше.
Тот же неисчерпаемый оптимизм Минэкономразвития излучает по поводу НИОКР: увеличение программного и грантового финансирования исследований, создание мощных вузов, национальных исследовательских центров и центров коллективного пользования должно дать рост внутренних затрат на НИОКР с 1,28 до 2,48% ВВП, а удельный вес внебюджетных средств в этих затратах вырастет с 31,1 до 46,4%.
Для улучшения инвестклимата за шесть лет (с 2012-го до 2018 года) планируется на 50% повысить пропускную способность таможни, сократить количество этапов присоединения к энергосети с десяти до пяти, а время на их прохождение — с 281 до 40 дней. Срок регистрации предприятий должен уменьшиться в десять раз, с 30 до трех дней. Здесь же — увеличение числа видов деятельности, осуществляемых на основе уведомительного порядка с 36 до 50, переход на МСФО, третейские суды, формирование института независимых директоров и т.д.
Инициативы в сфере улучшения инвестклимата предсказуемы. Все они построены на одном исследовании — Doing business in Russia, подготовленном Международной финансовой корпорацией и Всемирным банком в партнерстве со специалистами Высшей школы экономики и опубликованном летом 2012-го (подробнее см. «Регионовспоможение» , «Э-У» № 32 от 13.08.12).
Будем проще
Без сарказма: идеи отличные. Правда, бизнес формулирует запросы куда проще. Полномочный представитель Гильдии управляющих и девелоперов в Свердловской области Андрей Бриль:— Главных вопросов три. Первый — отсутствие в финансовой системе инструментов, которые позволяют осуществлять инвестиции. Нет проектного финансирования и длинных (больше семи лет) кредитов. Зато есть процентные ставки, которые в международном масштабе делают нас неконкурентоспособными инвесторами. Второй — отсутствие инвестиций государства в инфраструктуру, в первую очередь транспортную и образовательную. И третий, который кажется самым главным: это структура собственности и экономики. Госсектор и аффилированный с ним крупняк — 80% ВВП. На мой взгляд, очевидно, что источником инвестиций, инноваций, развития может быть только частный сектор.
И действительно: зачем проводить политику высоких процентных ставок, перегружать бюджеты деньгами, которые потом тратятся на дотирование этих ставок?
В приоритетах Минэка нет еще нескольких пунктов. Например, стимулирования мобильности населения и ориентации на приток рабочей силы в инвестиционно привлекательные районы и города. А это естественным образом требует развития кредитного рынка и реформирования жилого сектора.
И последнее: власти пытаются создать высокоэффективные рабочие места в высокотехнологичных отраслях. Но самая трудоемкая и, соответственно, наиболее поддающаяся модернизации сфера — это городские услуги (пусть с большим количеством самозанятых). Пока эта область приоритетом власти не является.
Дополнительная информация.
Глобальный вуз без альтернативСтановление российской инновационной экономики должно начинаться с развития вузовской науки, уверен проректор по экономике и стратегическому развитию Уральского федерального университета (УрФУ) Даниил Сандлер.
— Даниил Геннадьевич, многие эксперты, выступавшие на конференции, констатировали, что современные российские инновационные компании все чаще предпочитают иметь дело с международными, иностранными поставщиками знаний. Что делать в этой ситуации Уралу?
— Я вижу только один выход — создавать в регионе университет мирового уровня и иметь конкурентоспособных поставщиков знаний на месте.
— Вы считаете, это реальная задача?
— Думаю, она вполне выполнима. Сейчас мы разрабатываем проект создания в Екатеринбурге международного научно-образовательного инновационного центра на базе глобального университета, коим может стать УрФУ — единственный уральский вуз, который на протяжении двух лет входит в 500 лучших в мире.
Я уверен, что модернизация российской индустрии должна начаться именно с Урала.
— Почему?
— Причин несколько. Прежде всего уникальное географическое положение: Урал близок к растущим рынкам и может стать центром идеологического влияния на пространстве создаваемого Евразийского союза, стран ШОС, БРИК и СНГ. Кроме того, в течение десяти лет федеральное правительство может принять все необходимые меры по развитию и удержанию Дальнего Востока и переключиться на освоение Северного Урала и Арктики. Для этого понадобится сильный региональный научно-технический центр.
Вторая причина — мощный промышленный потенциал. Урал — это три четверти российских минеральных удобрений, 90% газа и треть металлургии. Предприятия в этих отраслях ведут активную модернизацию. Отсюда вытекает третья причина — наличие значительного объема высвобождающихся высококвалифицированных специалистов и рабочих, готовых к реализации инновационных проектов. На Западе, в Китае, Японии именно угроза высвобождения рабочей силы стала одним из основных факторов создания инновационной инфраструктуры и инновационной экономики. Четвертая причина — наличие одного из сильнейших отделений РАН. Пятая — Екатеринбург уже сложился как международный логистический хаб. И, наконец, последний фактор, субъективный: Урал — исторически сложившийся «плавильный котел» умов, капиталов, технологий, национальных культур, готовый мобилизоваться для реализации высокотехнологичных проектов.
— Каковы параметры проекта?
— Срок реализации — 2013 — 2020 годы. Основные индикаторы — вхождение УрФУ (в партнерстве с УрО РАН) в список 100 лучших вузов мира, создание 15 тыс. высокотехнологичных рабочих мест и годовой оборот в 30 млрд рублей.
У России нет другого выхода, кроме как создавать глобальные университеты. Это безальтернативный инструмент осуществления инновационного «скачка» экономики. В современной истории нет ни одного примера, когда рывок происходил бы без создания на базе университета инновационного кластера. Верно и обратное — все крупнейшие и наиболее успешные инновационные кластеры развитых стран и стран «догоняющего развития» созданы при активном участии крупного вуза. Силиконовая долина и Шоссе 128 — это Стэнфорд и Массачусетский технологический институт, Идеон в Швеции — это Лундский университет, Траффорд-парк в Англии — университеты Манчестера, научно-технологическая зона Чжунгуаньцунь — Пекинский университет и Университет Цинхуа.
Формат проекта — однозначно партнерство УрФУ, УрО РАН, власти и бизнеса. Без концентрации усилий всех этих акторов создание зоны научно-технологического развития в Екатеринбурге невозможно.
— В теории все выглядит красиво, какие предпосылки позволяют быть уверенными в том, что на Урале может возникнуть глобальный университет и инновационные центр?
— Прежде всего у нас уже есть УрФУ с 50 тыс. студентов и 8 тыс. сотрудников, на базе которого создано более 60 инновационных малых предприятий (а это несколько тысяч занятых). У нас есть программа стратегического развития вуза и 1,5 тыс. га земли для строительства инновационного центра.
— Но у УрФУ уже есть площади, общежития, лаборатории, технопарк. Зачем строить гигантский университет на новом месте?
— Это даст сразу несколько преимуществ: формирование особой творческой среды, осуществление опережающих научных разработок, ускоренное внедрение инноваций. Кроме того, новый центр станет эффективной площадкой для международных коммуникаций. Для России сегодня крайне важно привозить на свою территорию международные знания, адаптировать их и транслировать в экономику. В конце концов предстоит кардинальная модернизация отрасли, а это означает что именно greenfield-проекты будут более успешны.
— Какую роль в создании инновационных центров должно играть государство?
— Во-первых, оно должно определять приоритеты и направления развития науки. Во-вторых, заниматься финансированием проектов. Правительство в первом приближении одобрило программу развития образования до 2020 года. В ней пока предусмотрена господдержка вузов. Минимум — 1 млрд рублей в год на то, чтобы стать когнитивными центрами международного уровня, войти в мировые топ-100. Мы постараемся воспользоваться ситуацией. Конечно, университет должен развиваться независимо от того, дадут ему деньги или нет (будет налаживаться партнерство с Уро РАН, предприятиями, вестись работа по привлечению иностранных знаний). Однако без должного финансирования осуществить рывок крайне сложно.
По материалам конференции "Точки роста экономики Большого Урала".
Организаторы
Соорганизаторы
