Брежнев сегодня

Павел Кобер

19 декабря исполняется сто лет со дня рождения орденоносного генсека, правившего страной с 1964 по 1982 год. При Брежневе этот период официально именовался эпохой развитого социализма, во времена перестройки — застоем. В современной России отношение вновь стало более лояльным: на официальном уровне всякая критика прекращена, а на обыденном ее никогда и не было (о покойных — или хорошо, или ничего). И уже сам термин «застой» трактуется положительно: стояли — не в том смысле, что не двигались, а в том, что не падали.

На фоне экономической разрухи 90х годов, как и предрекал Леонид Ильич в анекдоте, нашлись целовальщики. Причем в количестве почти достаточном для возвращения в светлое прошлое (вспомним создание ГКЧП в августе 91го, московские кровавые события 93го, драматичные президентские выборы 96го).

А что сегодня? В России начала XXI века о золотых годах социализма, какими по праву может именоваться брежневский 18летний отрезок отечественной истории, вспоминают значительно реже.

И не потому, что на это наложен официальный запрет. А потому, что у нас появился… (в этом месте на телевидении поставили бы рекламную паузу, мы же можем мысленно прослушать фрагмент Пятой симфонии Бетховена) новый Брежнев. Я не о внешней схожести, боже упаси. Речь идет о собирательном образе, исторической альтернативе беспрестанным революционным преобразованиям и сменам эпох, эдаком стабилизаторе.

Попробуем сравнить брежневскую стабильность и путинскую. Что им предшествовало? В первом случае — голод, репрессии, жесточайшая война, разруха, хрущевские шараханья от одной авантюры к другой. Во втором — распад Советского Союза и ельцинское лихолетье. Как Брежнев, так и Путин, в отличие от предшественников, по головам не шли: власть досталась им неожиданно, как дар небес (и, судя по слухам, обоих пришлось еще и уговаривать ее принять).

В обоих случаях наши стабилизаторы от имени правящей элиты заключили с населением негласный и неформальный договор: народная лояльность к существующим политическому режиму и экономической системе в обмен на высокий уровень общественного благосостояния (правда, в сравнении не с западными странами, а с собственной державой, но десятилетием ранее). Откуда Леонид Ильич брал деньги на покупку лояльности? Оттуда же, откуда и Владимир Владимирович. Оба периода стабилизации чудесным образом совпали с повышением мировых цен на нефть. Кстати, брежневский и путинский методы использования нефтедолларов практически идентичны и направлены на финансирование экономик США и Западной Европы: при первом правителе закупались западные товары народного потребления, при втором — западные государственные ценные бумаги.

Пожалуй, самое неприятное в схожести Брежнева и Путина в том, что правящего ныне стабилизатора окружает очередная команда целовальщиков (это я о пресловутом третьем президентском сроке). А может, и в самом деле спеть хором известный романс «Не уходи, побудь со мною…»? Там дальше: «Я поцелуями покрою…». Если все так удачно складывается, к черту Конституцию с ее ограничениями. В конце концов, не мы для закона, а закон для нас.

Проблема в том, что сама по себе стабильность не хороша и не плоха. Она становится эффективным средством политического и экономического развития, если ее умело применять в определенный исторический период. Наиболее успешно, на мой взгляд, это удавалось сделать в России в XIX столетии, когда царьконсерватор сменял царяреформатора и наоборот. Смелые преобразования Александра II были насколько долгожданными, настолько и губительными для устойчивости всей государственной системы. Вовремя оказавшийся на троне Александр III смог стабилизировать ситуацию.

Государственные реформы можно проводить долго и даже очень долго. Это как ремонт в квартире, который никогда нельзя закончить, а можно только прекратить, чтобы пожить хотя бы немного в спокойной обстановке. Для этой цели и нужны стабилизаторы. В конце XX века России не повезло не столько с реформами, сколько с тем, что длились они весьма долго. Гармонии в переходе власти от реформатора к стабилизатору не произошло: вслед за перестройщиком Горбачевым главой государства стал революционный демократ Ельцин. От груза преобразований страна надломилась.

В этом смысле стабилизатор Путин пришел к власти даже поздновато.

Но стабильность также бывает чрезмерно долгой. В таком случае она начинает искусственно подавлять новые процессы, которые постоянно возникают в политической и экономической системах по объективным причинам. Государственная машина костенеет и уже неспособна безболезненно адаптироваться к изменяющейся внешней среде. Там, где раньше можно было обойтись постепенными реформами, теперь приходится использовать радикальные меры. Печальный пример — царствование консервативного Николая II, перенявшего эстафету власти у консервативного же Александра III. Основная масса населения России в ту пору после длительного перерыва ожидала очередной порции реформ, но они не последовали. В котле слишком долго сдерживали пар, и котел взорвался.

Банальная истина: все хорошо, что в меру (в данном случае — в срок, вернее, в два). Здесь принципиально важно не столько вовремя сменять конкретного человека у кормила власти, сколько периодически изменять характер правления — со стабилизационного на реформаторский и обратно. А потому, господа целовальщики, работа в следующем году вам предстоит серьезная. Тщательно продумывая последствия, ищите другую ж…