Новый толковый словарь

Gроблема реструктуризации и развития моногородов, экономика которых зависит от испытывающих проблемы или просто ставших неконкурентоспособными предприятий, не только является чрезвычайно острой в социально-политическом плане. Она важна и в плане осмысления теоретических моделей и технологий развития регионов.

Однако опыт работы комиссии Министерства регионального развития РФ по проблеме реструктуризации и развития моногородов убедительно показывает, что специфической проблемы моногородов, собственно, не существует. Судьба каждого города, внесенного в список, в том числе 27 находящихся в кризисной ситуации, уникальна. Универсального для всех решения нет и быть не может.

А главное, в ситуации с моногородами, как под увеличительным стеклом, фокусируются и выпукло, четко просматриваются основные проблемы российской экономики и общества, связи, механизмы и процедуры взаимодействия бизнеса, государства, организованной и неорганизованной общественности. В этом, наверное, и заключается важность изучения как возникновения проблем, так и их развития, а особенно - поиска алгоритмов решения. Осмысление подобного опыта важно и для преодоления стереотипов, несостоятельность, бесперспективность, а то и опасность которых становятся очевидны именно на примере моногородов.

Опыт и проблемы

Экспертами Минрегионразвития РФ в 2009 году разработана методика комплексного инвестиционного планирования (КИП) развития моногородов. Еще в стадии разработки она использовалась для решения проблем в Тольятти, Байкальске и еще 25 городах, вошедших в кризисный список. Речь идет об уникальной разработке, в основе которой лежит анализ распределения финансовых потоков, поступающих в город и расходуемых в нем.

Опыт применения КИП показал, что методика служит не только базой для оценки положения и перспектив развития городской экономики, но и системой критериев оценки предлагаемых проектов и программ. В этом плане она становится важным шагом в понимании возможностей реструктуризации и развития региона и может с успехом быть применена не только в моногородах, но и в любом регионе. Помимо прочего, методика позволяет отсекать попытки «примазаться» к бюджетным средствам, направленным на решение проблем моногородов.

Разумеется, ключевой момент - оценка эффективности конкретных проектов. И, что важно, впервые в отечественной практике финансовая поддержка из бюджета оказывается не просто в виде транша, а в договорном режиме: каждый конкретный проект дополняется системой взаимных обязательств. И речь идет не просто о спасении несостоятельных городских экономик, а об их реструктуризации, выявлении возможностей формирования нового уровня и качества жизни, в идеале - новых точек роста.

Любой инвестиционный проект должен быть привлекательным и учитывать возможные риски. В случае моногородов привлекательность и демпфирование рисков приобретают особое значение. Реализация проектов реструктуризации и развития экономики таких городов становится привлекательной для бизнеса при наличии трех акцентированно выраженных факторов: развитой инфраструктуры, развитого местного малого бизнеса и мотивации(заинтересованности) местных органов власти и населения.

При этом последний фактор - решающий: местное руководство может занимать лукавую позицию, искажая объективную картину в надежде получить дополнительное финансирование. Не менее важно и общественное мнение. У большинства местных жителей могут доминировать пассивно-потребительские настроения: требования сохранить устаревшее производство и просто предоставить работу. Например, жители печально известного Пикалево год назад отказывались ездить на работу в близлежащий Тихвин (10 минут на автобусе), предпочитая перекрывать трассу и требовать приезда главы правительства. Эти проблемы, однако, представляют только внешние проявления более глубоких, даже застарелых факторов, тормозящих конструктивную динамику развития.

Мешающие стереотипы

Самое главное - феномен самих моногородов. Разумеется, в той или иной степени они присутствуют в экономике любой страны, особенно - обладающей большой территорией и богатой различными природными ресурсами. Однако такого количества монопрофильных городов, какое досталось России в наследство от советского прошлого, нигде в мире нет. Моногорода производят четверть российского ВВП, в них сосредоточено также около четверти всего городского населения страны. Этим Россия радикально отличается от сопоставимых по территории, плотности населения и богатству недр Канады, Австралии, Бразилии, США. В этих государствах концентрация населения в мегаполисах на порядок выше, чем в России. И это общецивилизационный тренд - индустриализация, урбанизация, формирование массового информационного общества в мегаполисах, обеспечивающих концентрацию квалифицированного человеческого капитала, финансов, транспортной и информационно-коммуникативной инфраструктуры. Свыше 99% патентов в США получено именно в мегаполисах.

Можно сказать, что количество моногородов в России - следствие недальновидной политики советского руководства, приведшей к распылению основных фондов и человеческого капитала. Причем политики сознательной, строившейся на мифологии политэкономии социализма и научного коммунизма с их установками на стирание граней между городом и деревней, равномерное распределение производительных сил и т.д. Формирование и развитие рыночной экономики в современной России все быстро расставило на свои места. Рынок (инвесторы и человеческий капитал) быстро выбрал мегаполисы. Это наглядно иллюстрируют динамика строительства, развитие автопрома, в том числе формирование «российского Детройта» в Санкт-Петербурге. Инвесторы не хотят начинать с нулевого цикла в степи или тайге, а идут туда, где есть развитая инфраструктура.

Не менее опасна инерция идеи вторичности социальной политики по отношению к экономике. Между тем весь зарубежный опыт успешного решения проблемы моногородов (только за последнее десятилетие - Рур в Германии, города провинции Рон-Альпы во Франции, ряд портовых городов Японии и Великобритании) свидетельствует о том, что ключ к реализации проектов и программ их реструктуризации и развития - особо кропотливая работа с человеческим потенциалом. Это лишь подтверждает простую истину: люди - не просто человеческий ресурс, а источник, механизм и результат экономического развития. Наглядный пример - модернизация практически лишенных природной ренты экономик (Япония, Сингапур, Тайвань). Да и большинство нобелевских премий в области экономики последних десятилетий получено за разработки именно социальных и социально-культурных факторов экономического развития.

С этим стереотипом связан и другой - о возможности решения проблемы инновационного развития экономики страны в целом. Следует различать понятия «инновационное развитие» и «развитие инноваций». Первое - некая внятная политическая стратегия модернизации общества, его экономики. Яркой иллюстрацией такой стратегии может служить постколониальное развитие Сингапура. «Из третьего мира в первый» - так назвал книгу своих воспоминаний автор этой стратегии Ли Куан Ю, глава правительства островной республики, за два десятилетия вышедшей к фронтиру мировой цивилизации. Второе понятие связано с освоением новых технологий, которые позволяют добиться принципиально иного уровня производительности труда и качества жизни. Полноценное инновационное развитие - проблема (а скорее - задача) микроэкономическая. Инициатор нововведения, просчитав риски, консолидировав средства, имеет возможность реализовать свой проект. И за последствия этой инициативы он как собственник несет ответственность.

В дополнение к предыдущему - стереотип, а точнее иллюзия изначальной инновационности бизнеса: мол, бизнес в силу рыночной конкурентности по самой своей природе ориентирован на инновации. Очень романтичная иллюзия. Бизнес затевается и ведется отнюдь не ради участия в конкуренции. Его цель - получение хотя бы временного монопольного преимущества, чтобы за счет то ли качества продукта, то ли каких-то тонких отношений с властями, то ли чего-то еще, но из конкуренции выскочить. Даже развивающая бизнес-навыки игра, известная многим с детства, так и называется - «Монополия».

В этих условиях становится понятна роль государства - задавать правовые рамки, обеспечивать политическую стабильность и охрану прав собственника, создавая равные условия ведения бизнеса, пресекая нечестную конкуренцию. Тем самым создаются условия для формирования конкурентной среды, стимулирующей бизнес к инновациям. Если государство само начинает выступать в роли собственника или создает преференции для «правильного» бизнеса доверенных лиц, то бизнесу заниматься инновациями ни к чему. Наоборот, он оказывается заинтересованным в сохранении своего монопольного статус-кво, что с неизбежностью ведет к экономической стагнации. Исторических и современных примеров множество.

Задача государства подобна роли хозяина, выгуливающего собачку. Та может рыскать в разные стороны, но общий курс, в том числе с помощью поводка, то удлиняемого, то укорачиваемого, выдерживает хозяин. Иначе говоря, речь идет о задании условий и рамок для модернизации, инновационного развития. Эта роль государства особенно важна в стадии перехода, трансфера экономики и общества.

Показателен проект иннограда в Сколково под Москвой (что хорошо) с привлечением иностранного капитала и специалистов (что тоже правильно). В проект закладывается принцип экстерриториальности, причем как главное условие успешности. Там будет действовать особый правовой, таможенный, налоговый режим. Для резидентов иннограда введены нулевые НДС, налоги на имущество организаций, землю, транспорт, прибыль. При всей важности этого проекта нельзя не признать, что он ставит диагноз российскому государству, не способному создать условия для эффективного развития инноваций нигде, кроме как в этом небольшом кампусе.

Не менее искажает реальность и «демократический стереотип» - бытующее среди демократической и либеральной оппозиции мнение, будто для инновационного развития России необходима демократизация общества. Примеры Германии, Японии, Кореи, Чили, Испании, еще более ранние исторические примеры убедительно показывают, что нигде и никогда модернизация общества не осуществлялась за счет демократизации. Даже из теории и практики менеджмента хорошо известно, что любая реорганизация предполагает централизацию полномочий для реализации идеи проекта. Демократия, делегирование полномочий - результат, в некотором смысле итог, продукт создания рыночной экономики, конкурентной среды. Нужно только понимать, что такая стартовая централизация не может быть самоцелью, а тем более - использоваться для захвата и передела собственности, что, по сути, и происходит в России. Таким образом, проблема не в централизации, а в отсутствии «длинной воли» и «длинных мыслей» правящего класса, заигравшегося в собственность. Власть ради власти порождает коррупцию, невостребованность, а то и отторжение любой модернизации.

В этой связи можно говорить о неадекватном отношении к имперскому опыту и наследию. Речь идет даже не об изучении успешного опыта модернизации России в эпоху Петровских реформ, которые дали такой импульс развитию страны, что его плодами мы пользуемся до сих пор. Эти реформы - хороший пример «длинной воли». Они основывались на заимствовании передовых практик, ставка делалась на науку и образование, формирование новой (не только и не столько властной) элиты. Но дело даже не в этом. Почти отсутствует само понимание исторической роли и значения, потенциала постимперской культуры, создающей качественно новый человеческий капитал, закладывающей основы открытого общества. Мы гордимся именно имперским прошлым, апеллируем к этому прошлому, вместо того чтобы, опираясь на выработанный этим прошлым социально-культурный потенциал, строить новое общество.

Малоконструктивны и попытки решения проблем моногородов на основе государственно-частного партнерства. Подавляющее большинство отечественных наработок и рекомендаций по этой проблеме в конечном счете сводятся к реализации тех или иных форм партнерства государства и бизнеса. Однако ограничение взаимодействием только власти и бизнеса напоминает диалог двух глухарей на току, не замечающих присутствия третьего. В данном случае - общества. И обращение к российскому историческому опыту убедительно демонстрирует опасные последствия такого развития ситуации.

Ergo, социальная политика: институты и культура

Поэтому проблема моногородов, особенно в российских условиях, - не только экономический вопрос подтягивания государством определенных ресурсов. Это прежде всего проблема реализации внятной социальной политики, системно развертываемой на корпоративном и региональном уровнях. Причем в данном случае (в масштабе моногорода) корпоративная социальная политика - как внутренняя, так и внешняя - оказывается практически в полном объеме региональной социальной политикой. И наоборот.

Оценка эффективности корпоративной социальной политики в конечном счете должна соотноситься с реальными потребностями общества, с социальным заказом. Иначе социальные инвестиции могут быть нецелесообразными по номенклатуре и объему. Выработка такого социального заказа - результат диалога бизнеса с местными властями и общественностью. Наличие заказа позволяет говорить об эффективности социальной политики при решении реальных проблем, ее породивших, а также вычленять долю (соотношение) целевого использования средств и организационных расходов. В регионах накоплен такой опыт (проведение слушаний, ярмарок идей и т.п.), но он нуждается в обобщении до выработки методики процедуры и механизма принятия социальных заказов и контроля их реализации.

Этот момент представляется особенно важным применительно к реструктуризации и развитию моногородов. Поэтому чрезвычайно важны разъяснительная и образовательная работа, создание активной, конструктивно настроенной позиции местного сообщества, его готовность к инновационному развитию, требующему зачастую серьезных личных усилий. Речь идет об использовании комплекса информационно-коммуникативных технологий формирования ориентации населения на создание нового качества жизни. Социальные инвестиции в этом плане становятся точечным вливанием, инициализирующим запуск процесса развития, а точнее - саморазвития региона.

Важно понять, что речь идет не просто о пиаре в смысле пропагандистской накачки и манипулирования, а о реализации именно PR как Public Relations и Public Responsibility - взаимно ответственного социального партнерства. Пренебрежение такой работой, отношение к населению как ренте (человеческому ресурсу), помноженное на боязнь социального взрыва, как раз и чревато возможностями такого взрыва.

Важнейшие задачи - привлечение внимания широкой общественности к наиболее эффективному опыту социальных инвестиций и социального партнерства; налаживание конструктивных социальных связей и отношений бизнеса с различными социальными группами рыночной и внерыночной среды; оптимизация отношений с местными органами власти и общественностью; создание предпосылок для общественного диалога и консолидации общества на конструктивной основе. Несомненный интерес в этой связи представляет опыт корпорации «СУЭК» и фонда «Евразия» в ряде городов Сибири, когда социальные инвестиции по обеспечению занятости направлялись не в бизнес, а на развитие человеческого капитала, ориентированного на поиск новых точек роста. Уже реализуемая реструктуризация Тольятти также показывает, что конкретная целевая работа с населением (разъяснительная работа, переподготовка и повышение квалификации, предоставление льготных кредитов на переезд и приобретение жилья) приносит плоды. Люди охотно и безболезненно семьями переезжают на место новой работы. В данном случае - в тот же Тихвин.

Обобщение такого опыта дает методическую процедуру, конкретную технологию, выявляющую возможных участников социального диалога и партнерства, их операционализации. В конечном счете создаются некоторые условия для наращивания тканей реального гражданского общества. Таким образом, становится ясно, особенно на примере моногородов, что главная проблема их модернизации и инновационного развития, как и всего российского общества, - социально-культурные институты.