Остановиться, чтобы научиться
Московская школа управления «Сколково» планирует учить бизнесу в отрыве от бизнеса. Взамен слушатель получит возможность реализовать учебные проекты на международном уровне.
В2009 году московская бизнес-школа «Сколково» откроет первую в Россию программу Full-Time MBA. Ее слушатели будут полтора года жить и учиться в специально построенном под Москвой кампусе, проходить стажировку в зарубежных бизнес-школах и слушать курсы иностранных профессоров. «Сколково» — второй наряду с Высшей школой менеджмента СПбГУ (ВШМ) проект создания в России институтов бизнес-образования мирового уровня (см. «Бизнес-класс» , «Э-У» № 25 от 23.06.08). Главное отличие от ВШМ — стопроцентно частные инвестиции: среди учредителей «Сколково» компании «Тройка Диалог», ТНК-ВР, «Русский стандарт», «Итера», Северсталь. О специфике такой модели и планах «Сколково» мы говорим с ректором школы Андреем Волковым.
 |
| Андрей Волков |
— Андрей Евгеньевич, ваши учредители, крупные компании и частные лица, планируют потратить на «Сколково» более 500 млн долларов. Зачем им этот проект?
— Мы рассчитываем в течение семи-восьми лет выйти на самообеспечение. Что это значит? С какого-то момента школа перестает брать деньги из внешних источников и зарабатывает самостоятельно. Что получают инвесторы, как мы их называем, партнеры? Тут нет никакой прямой коммерческой выгоды — и быть не может. Они как люди очень серьезного бизнеса и высокого полета понимают, что Россия, если хочет быть конкурентоспособной, должна иметь управленческое образование в виде институтов, которые входят в мировую двадцатку: это ее своеобразный «костюмчик». И такое понимание заставляет их вкладывать в «Сколково», как в проект имиджа страны. Кроме того, у всех учредителей есть четкое понимание, что основная проблема развития России будет состоять не в нефти и газе, не в дорогах и бюджете, а в людях. И в первую очередь — в тех, которые управляют. Это критично для нашего развития на ближайшие 10 — 15 лет.
— Для чего «Сколково» новое здание?
— Современный образовательный процесс не устроен по принципам лекций и семинаров, когда можно сто или двести человек посадить в одну аудиторию и рассказывать им про маркетинг, финансы и экономику. Сейчас люди делятся своими знаниями не в меньшей степени, чем получают их от профессора. Поэтому школа должна представлять собой такое коммуникативное пространство, которое позволяет этот диалог вдохновлять. Внутренняя конструкция школы не будет напоминать традиционные вузы. Кроме того, у нас лет 20 не было серьезных вложений в строительство образовательных учреждений, и здания просто обветшали. А если школа претендует на международное признание, международных студентов и профессуру, по меньшей мере интерьер и экстерьер должны быть на соответствующем уровне. Более того, школа будет не только местом для образования, но и местом для диалога власти и бизнеса.
— Как государство участвует в создании вашей школы?
— Стратегически и политически. Оно не дает ни рубля, и это принципиальная позиция наших учредителей. Государство предлагало деньги, но бизнес считает, что в основе «Сколково» должна быть независимая модель.
— В «Сколково» двоевластие: Вилфрид Ванхонакер — декан, вы — ректор. Почему?
— Все бизнес-школы имеют декана (dean). Ректор — это слово, пришедшее к нам еще из средневековой церковной традиции, когда университеты только складывались. Точнее говорить, что у школы два декана. Для чего? Мы считаем, что подлинное международное образование очень сложно строить, исходя из одной культурной традиции, например российской. Современный бизнес — это всегда смесь людей. Поэтому и школу мы хотим сделать такой комбинацией. Вилфрид Ванхонакер представляет другую культуру, другой тип отношений, и это обогатит систему управления.
— Ваши полномочия разделены?
— Нет. Это определено с самого начала: все решения мы принимаем вместе, обсуждая и согласуя их.
Полное время
— Вы собираетесь предлагать программы Full-Time МВА и Executive MBA, уже запустили Executive Education. Чем они отличаются?
— Наша программа МВА не похожа на классические программы и тем интересна. На проектную мощность в 240 человек, думаю, мы выйдем через несколько лет. Начнем с 60-ти. Типичный слушатель — молодой человек, который имеет управленческий опыт, дошел в своем деле до какого-то предела развития и понимает, что ему нужен качественный скачок. В этом смысле мы будем отличаться от многих бизнес-школ, которые допускают прием студентов без управленческого опыта. Для нас он будет существенным критерием. Плюс мы позиционируем школу больше на людей, которые сами готовы управлять своим бизнесом — то есть на предпринимателей, а не наемных менеджеров. Такова наша ниша, поэтому человек с собственным опытом — позитивным или отрицательным — нам чрезвычайно важен.
— Считается, что программы Full-Time МВА в России не востребованы. Почему вы выбрали именно этот формат?
— Да, у нас живой, активный рынок, и люди не могут позволить себе роскошь вырваться из жизни на полтора-два года. Тем не менее, если для человека главное — не корочки, а содержание, он должен оставить бизнес. Почему? Потому что мы хотим, чтобы он получил стажировку на развивающихся рынках Индии и Китая, в Соединенных Штатах и Западной Европе. Выполнил реальные проекты трех типов: для публичного сектора, для коммерческого сектора и проект с нуля — так называемый старт-ап. Все это не позволяет совмещать обучение с какой-либо другой деятельностью. Поэтому после долгих дискуссий мы все-таки решили, что у нас обучение будет full-time. Если человек хочет получить рывок в карьере, он должен на полтора года остановить ее.
— Люди к этому готовы?
— Да, мы проводили фокус-группы. Более того, сейчас, еще до объявления процедуры зачисления, у нас около 600 заявок от потенциальных студентов.
— А Executive Education?
— Здесь все более типично. Клиенты — топ-менеджмент ведущих российских корпораций. Мы сделали 25 программ, проработав всего полтора года. Фактически уже функционируем как бизнес-школа, но пока только с этим продуктом.
— Мощность кажется небольшой. У вас нет цели стать топовой школой в России?
— Мы хотим быть топовой школой в мире. Мы ставим себе такие задачи, все делаем, чтобы ею стать. И наши учредители контролируют нас именно по этому критерию.
— Российские бизнес-школы в качестве конкурентов вообще не рассматриваете?
— Нет, и не потому, что они хуже — просто у них другое амплуа, другая ниша. В России много очень хороших бизнес-школ: Высшая школа менеджмента в Санкт-Петербурге, школы Академии народного хозяйства, ГУ-ВШЭ, МГУ. Но мы не станем с ними конкурировать.
— У вас будут другие программы?
— Другие программы, другое позиционирование, другой набор клиентов.
Мастера культуры и бизнеса
— Преподаватели будут российские или зарубежные?
— Мы рассчитываем выйти на соотношение 50 на 50. Может быть, эта оценка изменится.
— Система найма преподавателей будет одинакова для всех?
— Рано или поздно она будет абсолютно одинакова, мы и платить россиянам и иностранцам должны одинаково. Конечно, на старте разница будет, но за пять-шесть лет она выровняется.
— Почему сейчас на ваших программах Executive Education в основном зарубежные преподаватели?
— Очень просто: все бизнес-образование в стране появилось 15 лет назад. Следовательно, аналитика бизнеса только зарождается. А на Западе этим традициям 60 — 70 лет. Вторая причина: российский бизнес хочет узнать, как сделано «у них». Но на иностранцах у нас лежит в основном теория, а практика и современное положение дел — на российских преподавателях, которыми выступают руководители корпораций, обдумавшие свой опыт. И не только они, но и руководители музеев, театров, некоммерческих организаций, тренеры спортивных команд. Все те, кто реально занимается управлением. Они делятся опытом, и это очень востребованная информация. Фактически это так называемый living («живой») case. Приходит, к примеру, Рубен Варданян и рассказывает, как создавал с нуля «Тройку Диалог». Или Александр Изосимов объясняет, как менял позиционирование и стратегию «Вымпелкома». Или Олег Табаков описывает, как управляет двумя театрами одновременно.
— И как бизнесмены воспринимают Олега Табакова?
— Великолепно. Он блестящий оратор, актер, и при этом дает очень интересный управленческий опыт.
— А чем вы привлекаете бизнесменов и творческих людей?
— Они бы не стали работать из-за денег — большинству из них мы не платим. Во-первых, деньги им не нужны, во-вторых, прямой диалог с близкой по статусу аудиторией для них гораздо важнее. Все-таки это не просто лекция.
— Вы приглашаете и чиновников. Их бизнесу интересно слушать?
— Очень интересно. С определенной стадии развития бизнеса нельзя осуществить какой-либо крупный проект, не выходя в общественный сектор, не коснувшись здоровья, дорог, образования. Даже если это проект посредине тайги. Бизнесу хочется, чтобы власть понимала его цели.
— На каком языке будет идти обучение, когда школа откроется?
— На английском. Конечно, если придет Владимир Путин проводить мастер-класс, он, наверное, предпочтет говорить на русском. Но если мы будем вести все на русском, мы не сможем привлечь иностранных студентов. А таких будет минимум 30%.
— А как у наших бизнесменов сейчас с английским языком?
— С каждым годом все лучше. Десять лет назад на английском говорили 5% аудитории. Сейчас — 50% как минимум. Мы рассчитываем, что даже для людей с большим опытом этот язык станет рабочим в рамках школы. Впрочем, сейчас мы очень много программ обеспечиваем синхронным переводом. И это нормально, так же работают школы в Китае, Бразилии.
Через Запад на Восток
— Из каких стран собираетесь привлекать студентов?
— Мы очень хотим, чтобы у нас были студенты из Китая и Индии. Нам это важно, потому что там рынки с похожей динамикой и похожими проблемами. Рассчитываем, что будут студенты из Европы и Америки. Почему они поедут к нам, когда у них есть Уортон и Гарвард? Потому что если они хотят получить компетенции для работы на таких рынках, как Россия, лучше учиться здесь. Если они хотят работать у себя — пусть учатся там. Мы не будем учить лучше Гарварда и Стэнфорда, как работать на развитых рынках. У нас другая задача.
— Недавно читал интервью с директором Volvo по России. Он говорил, что ему безумно интересно работать в нашей стране, поскольку такой динамики он больше нигде не получит.
— Я вчера говорил с менеджерами из PricewaterhouseCoopers, у них сотрудники в российском офисе растут гораздо быстрее, чем в Европе, достигают более высоких позиций за меньшее время. Но и работают по 13 часов в день, а не до шести вечера, как в лондонском офисе.
— С какими бизнес-школами мира вы сотрудничаете и с кем планируете?
— В Китае мы работаем с университетом Фудан. В Индии — с ведущей бизнес-школой ISB. Ведем развитый диалог с испанской школой Instituto de Impresa. Очень хорошо контактируем с ведущими школами Европы, близки к подписанию соглашения с бизнес-школой университета Duke в США. Ведем переговоры со школой Слоун (MIT), подписано соглашение с бразильской школой.
— А с российскими в каких отношениях?
— Сотрудничаем с питерской Высшей школой менеджмента: поскольку мы выпускаем разный продукт, то интересны друг другу. Работаем с Высшей школой экономики, с Академией народного хозяйства — например, Владимир Мау является заместителем председателя нашего Международного попечительского совета.
— Исследованиями планируете заниматься?
— Мы уже ими занимаемся. Выполнили первичные исследования, связанные с транзитом российского капитала за рубеж, с покупкой зарубежных активов российскими компаниями. Провели их вместе с Колумбийским университетом США, построили рейтинг российских компаний. Недавно представили результаты. В дальнейшем очень хотим работать в следующих направлениях. Первое — политика бизнеса и управление на развивающихся рынках БРИК: стремимся стать экспертами мирового уровня в этих вопросах. Второе — планируем создать исследовательский центр по инфраструктурным проблемам России. Кроме того, мы считаем, что образование и здравоохранение будут ведущими отраслями в ближайшие 30 лет, поэтому намерены создать специальный центр по этим проблемам. Наконец, естественная для нас тема — лидерство и управление.
— Зачем вам вообще проводить исследования?
— Потому что иначе попасть в мировую двадцатку или тридцатку просто невозможно. Те, кто не строит знания сам, не могут претендовать на современное обучение.
— А как вы относитесь к рейтингам бизнес-школ?
— К российским — довольно скептически. В мире, как вы знаете, четыре наиболее известных рейтинга: Business Week, The Economist, Financial Times и Wall Street Journal. И они не совпадают. Но первая мировая сотня — везде одинакова. В России еще не сложилась культура рейтингования, поскольку не вся информация о деятельности бизнес-школ прозрачна.
Что потом
— Как, на ваш взгляд, развивается бизнес-образование в России?
— Успешно. Двадцать лет — очень маленький период для оценок. Россия обречена на хорошее бизнес-образование: если она не будет иметь его в управлении, у нее нет шансов вырваться в мировую элиту. Есть, конечно, и большие проблемы. Самая главная — некому обучать. Просто не прошло еще достаточно времени, чтобы люди после карьеры в бизнесе смогли идти преподавать.
— А преподаватель должен быть бизнесменом?
— Он должен иметь практику работы с бизнесом. Иначе очень сложно быть адекватным своим студентам. При этом практика — необязательно бумажки в офисе перебирать. Можно и исследования вести. Идеальный преподаватель или вовлечен в консалтинговую деятельность, или проводит исследования (или и то, и другое вместе) — и при этом любит делиться информацией со студентами.
— То есть типичная академическая система с кандидатами и докторами наук вам не подходит?
— Для бизнес-образования это не оптимальные люди, как и во всем мире. Потому что в бизнес-образовании все построено на коммуникации, а не на загрузке знаниями.
— Развитие личности, а не передача информации? Что-то из области психологии.
— Есть более удачный термин — личностный рост. Масса людей совершила огромный рывок, не прочитав книжки по психологии, а занимаясь реальным делом и анализируя его.
— Сколько нужно России бизнес-школ, чтобы выйти в мировые лидеры?
— Как минимум в десять раз больше.
— Это дело государства или бизнеса?
— Границу здесь провести нельзя, хотя бизнес-образование сейчас вообще-то все коммерческое. В этом смысле у нас здоровое бизнес-образование. Государство вложится, но только в инфраструктуру или амбициозные проекты. Либо участием в обсуждении, как в нашем случае, либо деньгами, как в Высшей школе менеджмента СПбГУ.
Дополнительные материалы:
Московская школа управления «Сколково» — совместный проект представителей российского и международного бизнеса, объединивших усилия для создания в России новой бизнес-школы. Проект реализуется в рамках национального проекта «Образование». К настоящему моменту в число учредителей «Сколково» входят девять частных лиц и восемь компаний.
Принципы участия:
— взнос 7 млн долларов (для новых партнеров — 10 миллионов)
— участие в управлении школой: ежемесячные встречи координационного совета, работа в профильных комитетах
— участие в обучении: проведение мастер-классов, неформальных встреч и работ со студентами
— предоставление материалов для кейсов и возможности обучения студентов путем их участия в подготовке/выполнении реальных проектов своих компаний
— использование школы для собственных корпоративных программ обучения.