Бизнес-класс

Уральские компании должны быть конкурентоспособны на мировых рынках. Для этого им нужны выпускники качественных школ менеджмента, интегрированных в международную систему бизнес-образования.

На прошедшем в мае в Екатеринбурге XIII Российском экономическом форуме Валерий Катькало, декан Высшей школы менеджмента (ВШМ) — одной из двух российских бизнес-школ, которые в соответствии с нацпроектом «Образование» должны в ближайшие годы войти в число лучших в мире, поддержал идею создания в Екатеринбурге региональной бизнес-школы мирового уровня. Представители крупных общероссийских компаний, головные офисы которых находятся в Екатеринбурге, подтвердили: несмотря на большое количество программ МВА в столице Урала, их уровень очень низок и не соответствует международным стандартам. Чтобы разобраться в теме, мы пригласили Валерия Катькало в редакцию «Э-У». (В июльском номере будет опубликована точка зрения ректора второй бизнес-школы — Московской школы управления «Сколково» Андрея Волкова.)

Валерий Катькало

— Валерий Сергеевич, ваша бизнес-школа в отличие от создаваемой с нуля школы в Сколково входит в состав классического университета. Существует точка зрения, что в бизнес-школе, по определению рассчитанной на практиков, и преподавать должны практики — люди из бизнеса.

— Идея о том, что настоящая бизнес-школа не может быть в составе вуза и что именно такая модель распространена в Европе, — это миф, нелепость и неправда. Бизнес-школы впервые появились в США в составе университетов более ста лет назад, и сегодня лидеры мирового бизнес-образования — либо подразделения университетов, либо самостоятельные учебные заведения со статусом университетов (это более распространено в Европе). Майкл Портер, Дэвид Аакер, Филипп Котлер — ни один их этих преподавателей ведущих университетских бизнес-школ мира, прежде чем стать гуру менеджмента, не занимался бизнесом и не создавал собственных фирм. Все они были «профессиональными профессорами», сделавшими имя на выдающихся исследованиях приложений к практике менеджмента фундаментальных экономических теорий. Легендарная книга Портера «Конкурентная стратегия», например, основана на серии статей по развитию теории отраслевой организации, опубликованных им в 1970-х годах в ведущих научных журналах по экономике. То же и с Котлером, который применил в своей знаменитой теории маркетинга многие методологические посылы микроэкономики (например концепцию сегментации). Сильные профессиональные преподаватели, умеющие создавать новые знания на основе собственных исследований, начинают появляться и в России. Так, мои коллеги из Высшей школы менеджмента СПбГУ Сергей Кущ и Галина Широкова успешно проводят оригинальные исследования на основе анализа сотен российских фирм — по взаимодействию с поставщиками, по жизненным циклам организации. Одновременно оба являются одними из лучших преподавателей нашей программы Executive MBA и идут нарасхват как консультанты.

Многие ведущие европейские бизнес-школы действительно созданы торгово-промышленными палатами своих стран как самостоятельные учебные заведения, но практически все они уже получили статус университетов. Более того, в Европе за последние 15 лет прошла волна создания новых бизнес-школ в ведущих университетах, самый яркий пример — бизнес-школы Оксфорда и Кембриджа.

— Какие еще мифы существуют в бизнес-образовании?

— Второй — бакалаврские и другие традиционные университетские программы якобы чужды «правильным» бизнес-школам. Возьмем бизнес-школу, которая в последние годы вышла на первое место в мире, — Уортонскую школу Пенсильванского университета (США). Эта школа известна прежде всего программами MBA и Executive MBA, но это не мешает ей иметь сильные бакалаврские программы, на которые ежегодно принимается до 600 человек. Фактически это означает создание зонтичного бренда, развитие портфеля программ.

Третий распространенный в нашей стране миф: бизнес-образование — это только образование. На самом деле современная бизнес-школа международного уровня всегда ориентирована на создание двух взаимосвязанных «продуктов». С одной стороны, она готовит профессиональных менеджеров с прогрессивным образом мышления и знанием передовых методов ведения бизнеса. С другой — создает новые знания на основе научных исследований. Что отличает «профессионального профессора» такой бизнес-школы? Отнюдь не умение, пользуясь сильной харизмой, в яркой форме донести до студентов компиляцию из нескольких учебников. Напротив, способность получать новые знания на базе исследований (разумеется, первичного эмпирического материала, включая исследовательские кейсы) и именно на основе этого давать студентам уникальные возможности познания.

— Значит ли это, что бизнес-преподаватели должны заниматься исключительно наукой и держаться подальше от практики?

— Они должны фактически иметь три ипостаси: преподаватель, исследователь, консультант. Все эти сферы дополняют друг друга. Тем не менее в современной бизнес-школе должны быть два взаимодополняющих типа преподавателей. С одной стороны, упомянутые «профессиональные профессора», с другой — менеджеры-практики. Стратегическим заблуждением является представление о том, что качественное бизнес-образование в России родится тогда, когда в бизнес-школы придут учить уставшие бизнесмены. Менеджеры-практики — важная часть преподавательского состава ведущих бизнес-школ мира, но отнюдь не они образуют ядро их интеллектуального потенциала.

— Но вы взаимодействуете с бизнесом?

— У любой профессиональной школы бизнеса должна быть целая сеть корпоративных партнеров. И чем престижнее бренды этих партнеров, тем выше репутация самой школы. Мы были первой школой бизнеса в России, которая еще в 1993 году создала международный Попечительский совет. Первые 10 лет его возглавлял CEO компании Procter & Gamble Джон Пеппер. Состав совета был довольно солидный, что позволило нам провести первую фандрейзинговую кампанию в постсоветской России. К концу 1990-х годов мы собрали более 6 млн долларов для реконструкции комплекса исторических зданий в центре Петербурга, который нам передали в качестве основной площадки для развития факультета менеджмента. Этому успеху способствовала, конечно, и организация у нас еще в 1994 году профессионального Центра карьер.

— А государство?

— За все 15 лет нашей истории доля государственного финансирования не превышала 15% годового бюджета факультета. Конечно, в период реализации нацпроекта, в 2006 и 2007 годах, она серьезно увеличилась, но это был скорее бюджет развития, нежели операционный бюджет. Отмечу, что для роста доходов факультета от платных форм обучения и фандрейзинга большое значение имела наша ориентация с первых дней на международные стандарты бизнес-образования. Следующим шагом после решения Ученого совета нашего университета об организации факультета было подписание договора со Школой бизнеса имени Хааса Калифорнийского университета в Беркли о совместной работе по созданию в СПбГУ первой в России университетской бизнес-школы в статусе факультета. Мы изначально подчеркивали важность изучения лучших мировых практик менеджмента для успешной конкуренции в международной бизнес-среде, а не на закрытых рынках, которым очень созвучна так называемая «российская модель менеджмента».

Менеджмент на всех один

— То есть вы не признаете национальной специфики бизнеса?

— В каждой стране бизнес имеет свою специфику просто в силу своеобразия национальной институциональной среды. Но весь вопрос в том, что является определяющим при принятии управленческих решений — общепрофессиональные подходы либо национальная культура и даже климатические условия. Правильнее делить компании не по национальному признаку, а на эффективные и неэффективные, склонные и не склонные к инновациям. Вряд ли кто-то всерьез сейчас будет утверждать, что учебники по основам брендинга и корпоративных финансов, написанные изначально на материалах других стран, не применимы в России. Именно благодаря этому концептуальному выбору мы смогли очень быстро построить стратегические альянсы с ведущими бизнес-школами мира. Сегодня мы ведем обмены студентами для включенного обучения с 26 школами из Северной Америки и Европы. Кроме того, Высшая школа менеджмента СПбГУ — единственный российский представитель в Сообществе европейских школ менеджмента (CEMS) и обладает международными аккредитациями своих программ бакалавриата и ЕМВА — для российского бизнес-образования это уникальный случай. Именно такой подход позволил нам создать первую в стране совместную программу ЕМВА по модели «два диплома» с лидером европейского бизнес-образования — Высшей коммерческой школой Парижа (занятия в ней начинаются в январе 2009 года).

— Есть мнение, что западные подходы к менеджменту в условиях российской неопределенности не работают.

— Если сравнить нынешнее и прошлое десятилетия становления рыночной экономики в России, то сейчас скорее ситуация явной определенности. Наши компании перешли от стратегий выживания к стратегиям развития в эпоху быстрого экономического роста. Встает новый вопрос: можно ли научить предпринимательству? Есть две совершенно разные задачи: создавать новые фирмы и выращивать успешные (лидеров отраслей и рынков) из фирм небольших или среднего размера. Когда же мы говорим о крупных компаниях, появляются вопросы совершенно другого уровня: брендинг, организационные структуры, корпоративные финансы. И мировой, и российский опыт показывает, что всему этому гораздо выгоднее и рациональнее учиться не по наитию, личному опыту или опыту друзей, а в бизнес-школах.

— Ответы на какие вопросы сейчас желает получить ваш слушатель?

— Во-первых, стоит вообще понять, зачем менеджеры идут в школу бизнеса. Вы явно спрашиваете не о студентах-бакалаврах или магистрах, а о тех, кто приходит на программу МВА. Наша позиция однозначна — нужно быть честным с собой и своими клиентами. Если человек пришел за дипломом, значит, ему нужна систематизация знаний и новый образ мышления: именно эту функцию и выполняют программы МВА и Executive MBA. Если же человеку нужен тренинг или консультация, то он вполне может выбрать краткосрочные программы. Поэтому если он на программе МВА говорит: я пришел сюда не слушать курс микроэкономики, наш ответ однозначный — вы ошиблись дверью. Второй вопрос: зачем они приходят? Я могу выразить ответ в одной фразе: за решениями проблем управления ростом. В российском бизнесе сейчас это ключевой сюжет. Причем слово «рост» может иметь самые разные смыслы: можно расти с 10 человек до 60, с 60 до 600, из столицы в регионы и обратно. Но я хочу сослаться на дискуссии в нашем Попечительском совете, куда входят руководители ведущих российских компаний — Газпрома, Роснефти, ВТБ и ряда других. Все они думают об экспансии на глобальный рынок. Наконец, есть управление ростом с точки зрения развития профессии менеджмента. Бизнесмены хотят понять: что касательно их сферы думают в лучших школах мира преподаватели, находящиеся на переднем крае исследований?

— А какие отрасли наиболее перспективны с точки зрения бизнес-образования?

— Думаю, в ближайшее время в нашей стране будут три равно привлекательных сектора: нефтегаз, финансовые услуги и недвижимость. Возьмем недвижимость: наш рынок идет в том же направлении, что и китайский. А именно: во главу угла становится работа не только и не столько на первичном, сколько на вторичном рынке. Я имею в виду управление инвестициями в недвижимость, работу с особым типом финансовых инструментов. При разработке новых программ мы выступаем в роли интегратора усилий трех участников: ВШМ как университетской школы, ведущих зарубежных бизнес-школ по профилю программ, а также заказчика, который фактически участвует в создании таких программ.

Таким образом, мы готовим людей, которых уже не надо переучивать, когда они приходят в компанию. Подобные связи с бизнесом крайне важны во всех аспектах любой программы бизнес-школы. В частности даже при отборе на наши магистерские программы все абитуриенты проходят интервью, в котором участвуют HR-директора ведущих компаний-работодателей. Дело в том, что все больше в России встает не просто проблема качества подготовки управленческих кадров, а другая, фундаментальная, о которой говорит весь бизнес, — никто не готовит лидеров. Лидерский потенциал почти не улавливается ни ЕГЭ, ни традиционными экзаменами. Между тем в любую ведущую бизнес-школу мира ни один абитуриент не поступит, если не пройдет интервью на выявление лидерских, коммуникационных и креативных качеств.

Управление как профессия

— Для чего человеку нужна программа МВА?

— Прежде всего стоит разделять очные программы МВА и модульные Executive MBA. Они отличны по типу, бизнес-опыту и среднему возрасту студентов, их ожиданиям, учебным планам, технологиям и методикам обучения и т.д. Общее для них — задача постановки нового образа мышления и развития компетенций современного профессионального менеджера.

Самый перспективный рынок в нашей стране (и других странах группы БРИК) — это модульные программы Executive МВА, которые максимально подходят для людей, занятых в бизнесе. Однако для любой программы МВА важно, чтобы в классе были однородные по возрасту и одинаково успешные люди. Во многом именно поэтому настолько популярны элитные программы Гарварда или Стэнфорда — их выпускники до конца жизни становятся членами ассоциаций. Главное — программы МВА и ЕМВА предназначены прежде всего для тех, кто никогда не имел системного бизнес-образования, но стремится к построению успешной карьеры менеджера (в том числе и как собственника фирмы). Зачастую студентом программы МВА может быть человек с инженерно-техническим образованием или подготовкой в области искусств, имеющий несколько лет опыта работы в бизнесе. Как ему развиваться дальше? Можно, конечно, почитать книжки. Но если вы управляете бизнес-единицей, вы не только несете ответственность за прибыль или стоимость компании, вы должны быть компетентны в других функциональных разделах менеджмента: маркетинге, производстве, финансовом учете и так далее. Фактически мы должны профессионально клонировать всех, кто пришел на программу, — неважно, из какой отрасли. У вас филологическое образование? Придется осилить курс корпоративных финансов. У вас все в порядке с математикой? Придется научиться разбираться и в поведении персонала. Осознание, что менеджмент — это профессия, должно стать основой конкурентоспособности наших компаний. Как мы собираемся поднять международную конкурентоспособность страны? Мы не можем опять жить только собственным умом. Иначе так и останемся в догоняющей стадии развития, на уровне в основном карликовых по мировым меркам компаний, которые будут конкурировать на локальных рынках и искать защиты у администраций. Да, русские — очень талантливая нация, но учиться передовым концепциям и методам профессионального мастерства все равно нужно, равно как и уметь их синтезировать с опытом ведения бизнеса в российской институциональной среде. У нас должна быть национальная управленческая элита, не только не уступающая, но и превосходящая иностранных коллег. 

— Как понять, какую школу выбрать? Что делать человеку, у которого нет денег для того, чтобы ехать в Санкт-Петербург или Москву?

— Конечно, две создаваемые российские бизнес-школы мирового уровня (наша и «Сколково») задач всей страны не решат. Нужны сильные региональные бизнес-школы прежде всего в наиболее экономически развитых городах-миллионниках. Уже сейчас ясно, что проект, за который мы взялись, — крайне амбициозная задача и гигантская ответственность. Мы будем бороться за привлечение лучших преподавателей и лучших студентов. В рамках страны многие лучшие студенты — из регионов. И они будут выбирать бизнес-школу по очевидным критериям: международной аккредитации, составу преподавателей, партнерству с ведущими бизнес-школами мира и компаниями — лидерами отечественного и глобального бизнеса. Вместе с тем мы готовы помогать тем регионам, которые поставят себе задачу создать у себя центры бизнес-образования международного уровня.

Дополнительные материалы: 

Высшая школа менеджмента (ВШМ) создана два года назад на базе факультета менеджмента Санкт-Петербургского госуниверситета. Одна из двух новых бизнес-школ, призванных заложить основы современного бизнес-образования в России. В рамках нацпроекта «Образование» на ее развитие государство направило более 1,5 млрд рублей. Основная цель проекта — создание международной площадки для подготовки менеджеров мирового уровня