Наступят времена почище
Более половины горожан на Урале живут в условиях высокой и критической экологической напряженности. Раньше это вредило только их здоровью, теперь — снижает конкурентоспособность региона в привлечении инвестиций.
Жителям уральских городов насущность экологических проблем доказывать не нужно: они сами видели и разноцветный дым из заводских труб, и кислотные дожди, и черный снег. Сложно предположить, что стало бы с природой, если бы не промышленный спад 90-х. Несчастье как всегда помогло: заводы остановились — выбросы сократились. Начало экономического подъема подстегнуло крупный бизнес к модернизации. Плюсы понятны: новые технологии по определению «чище». Но эффект не очевиден на фоне вала накопленных отходов, отсталости ЖКХ, интенсификации нефте- и газодобычи. Между тем инвесторы все больше внимания уделяют экологической чистоте проектов, поэтому закрывать глаза на эти проблемы уже экономически нецелесообразно.
Тема экологии — «вечнозеленая» для нашего региона, поэтому «Эксперт-Урал» запускает специальный проект, в рамках которого будут рассматриваться актуальные проблемы антропогенного воздействия на окружающую среду. Для начала предлагаем разобраться с тем, что представляет собой в плане экологии Россия вообще и Урало-Западносибирский регион в частности. Об этом наш разговор с экспертом в области экологии городов, доцентом кафедры экономической и социальной географии России географического факультета МГУ Викторией Битюковой.
Виктория Битюкова |
— Виктория Расуловна, если сравнивать экологическую ситуацию в России с развитыми странами, насколько велик разрыв?
— Определить место России в мире по экологическим показателям довольно сложно, так как соответствующими индикаторами по сопоставимым методикам расчета обеспечены далеко не все страны. Более корректно сравнивать удельные показатели загрязнения и энергопотребления в расчете на ВВП по паритету покупательной способности (отношению между двумя или несколькими валютами, устанавливаемому по их покупательной способности применительно к определенному набору товаров и услуг. — Ред.). Но даже здесь нельзя упускать из виду влияние климатических условий, продолжительность отопительного периода. Наиболее близкая к нам по этим характеристикам Канада имеет существенно меньшую численность населения (30 млн человек), причем 90% его проживает южнее северной части Ростовской области, а у нас, напротив, 90% населения сконцентрировано севернее этой широты. Преобладание угля в топливном балансе почти всей восточной части России в сочетании с фактором северности создает повышенные нагрузки на экономическую систему и окружающую среду.
Энергоемкость ВВП и удельное загрязнение у нас примерно вдвое выше, чем в Канаде, и втрое выше, чем в других развитых странах с более мягким климатом. Это не только своеобразный «налог» на природные условия, расстояния и внутриконтинентальное положение на протяжении столетий, тормозящий развитие России, но и индикатор экстенсивного и неэффективного развития.
— Какую экологическую составляющую несут изменения в российской экономике?
— Структурные сдвиги, произошедшие в промышленности, лишь усилили деформацию отраслевой и территориальной структуры загрязнения, так как привели к еще большему «утяжелению» экономики, увеличению доли наиболее природоемких, энергоемких и «грязных» отраслей и районов их размещения. Возросла роль регионов добычи и первичной переработки экспортных ресурсов, снизился экономический вклад большинства развитых регионов обрабатывающей промышленности. Разница очевидна: в топливном секторе, черной и цветной металлургии удельное загрязнение от 5 до 35 раз выше, чем в пищевой и легкой промышленности.
Фактически в географическом центре России сформировалось устойчивое пятно, концентрирующее треть валового атмосферного загрязнения (Тюменская область и Норильский промышленный район). В отличие от большинства староосвоенных регионов, где загрязнение локализуется в городах и агломерациях, в добывающих регионах нового освоения воздействие рассредоточено по территории. Это либо загрязнение от мест добычи углеводородов и их транспортировки, либо огромный ареал от многочисленных источников добычи и выплавки меди, никеля и платиноидов на Таймыре. В результате загрязнение смещается на все более уязвимые природные территории. Особую опасность представляет то, что в топливной промышленности уровень улавливания и утилизации продуктов загрязнения наименьший, при этом технологически сложный и дорогой. К тому же, если нефтедобывающая промышленность — лидер по количеству инвестиций в основные фонды природоохранного назначения, то газовая — на одном из последних мест.
Зеленый сдвиг
— Приходит ли в Россию понимание того, что конкуренто-способность экономики зависит от ее экологичности?
— Да, постепенно, но пока во многом декларативно. Появляется представление о том, что экологическая ситуация — все более значимый фактор регионального развития: она создает рамочные условия для экономики и качества жизни населения, может выступать как конкурентным преимуществом территории, так и определенной угрозой будущему. Если раньше сниженные экологические стандарты, незначительность экологических платежей рассматривались как одно из конкурентных преимуществ регионов России по сравнению с развитыми странами, то сегодня спрос на экологически чистую продукцию повышает рейтинг относительно «чистых» областей: высокое качество среды способствует развитию туризма и рекреации, сельского хозяйства, рыболовства, лесного хозяйства. Сейчас все регионы и муниципальные образования обязательно включают в стратегии развития экологические разделы.
— Какие экологические риски учитываются?
— В инвестиционных проектах экологический риск рассматривается, как правило, в двух аспектах: как вероятность аварийного разрушения экологической среды региона и дополнительные расходы инвестора при создании нового загрязнения природного комплекса. Это может выразиться в повышенных затратах на создание очистных сооружений, утилизацию и переработку отходов. На предотвращение таких рисков во многом направлена в частности добровольная сертификация в соответствии со стандартами ISO-14001. Это огромный шаг вперед для страны, которая весь ХХ век в условиях автономного социализма, предвоенной и военной милитаризации, а затем холодной войны проводила ускоренную индустриализацию и развивала промышленность «любой ценой». — Для бизнеса экологическая составляющая развития очевидна?
— Внимание, уделяемое крупным бизнесом экологии, напрямую связано с уровнем развития компаний. Они начинают вкладываться в экологическую модернизацию, ориентируясь на две группы мотивов: стремление к экономической и политической безопасности и стремление к лидерству. В первом случае действует желание сократить риски и избавиться от проблем с надзорными органами. В то же время, вкладывая ресурсы в экологические программы, предприятия повышают свою экономическую безопасность. Во втором случае экологическая прозрачность становится важнейшим фактором доступа к денежным ресурсам, к займам на мировых финансовых рынках, где компании сталкиваются с желанием крупных банков, финансовых и инвестиционных институтов принимать во внимание экологические последствия реализации кредитуемых проектов.
Но масштабы накопленных экологических проблем на сегодняшний день таковы, что говорить об экологической эффективности в целом для большинства отраслей можно с большой долей условности. Действительно, новые технологии всегда чище, а негативный эффект от них легче ликвидировать. Но нет смысла ставить тонкие многоступенчатые системы утилизации, если КПД ТЭС не превышает 25%, если работают доменный и мартеновский цеха, а накопленные отвалы породы и размеры карьеров сопоставимы по масштабам с естественным горообразованием.
Проводимая модернизация объективно имеет предел эффективности в рамках базовой технологии. Например, для ММК, несмотря на израсходованные на модернизацию около 2 млрд долларов, наблюдается достаточно отчетливая зависимость между уровнем производства комбината и валовым загрязнением всего города.
И то, что сейчас вклад комбината в выбросы отрасли повысился (они сокращаются, а у комбината — стабилизировались), свидетельствует о падении роли инвестиций для экологического состояния.
Ржавеющая опора державы
— Как вы оцениваете экологическую ситуацию на Урале?
— Для Урала, как и для всей страны, характерно, что спад производства в переходный период привел к сокращению нагрузки на окружающую среду. Но происходило это существенно медленнее снижения объемов выпуска продукции, поскольку относительной стабильностью отличались отрасли с наибольшими абсолютными и удельными выбросами: энергетика, цветная и черная металлургия. К тому же в период затяжного кризиса экономики первой жертвой пали фонды природоохранного назначения. Производства перешли на работу с неполной (а следовательно — неэффективной с точки зрения ресурсоемкости) загрузкой мощностей. Приходилось топить почти неработающие цеха. А объемы загрязнения в коммунально-бытовом секторе практически не менялись.
С наращиваем производства загрязнение во всей стране не начало увеличиваться в первый год. Индекс промышленного производства уже в 1999 году составил относительно предыдущего года 111,9% (109,7% для Урала), а рост атмосферного загрязнения начался только с 2000-го и шел существенно медленнее (на 3,5% в год в среднем по стране и на 1,5% на Урале), чем увеличение производства. Это обусловлено тем, что подъем наблюдался в относительно «чистых» отраслях, а также тем, что крупные компании успели к тому времени демонтировать наиболее старые фонды и провести реконструкцию.
В результате вклад промышленных регионов Урала в загрязнение атмосферы страны несколько снизился. Хотя обольщаться тут тоже нельзя: на фоне огромного роста загрязнения в нефтяной и газовой отраслях все остальные выглядят прилично.
— Очагами экологического неблагополучия остаются уральские города, для которых исторически характерна высокая концентрация промышленности. Насколько велик масштаб бедствия?
— Большинство городов-заводов, возникших на Урале еще в петровские времена, до наших дней сохранили особенности планировочной структуры, ядро которой составлял металлургический завод. При многократном расширении и усложнении производства такое размещение промышленных предприятий оказалось для уральских городов миной замедленного действия. Отсутствие зонирования территории (закрепленных в плане развития городов селитебных, промышленных, зеленых зон) приводит к тому, что максимальные концентрации загрязняющих веществ скапливаются в центре, где формируются «острова тепла».
В советское время ведомственный принцип управления народным хозяйством делал отрасль всесильной, а город бесправным. В Магнитогорске стремление приблизить меткомбинат к месторождению горы Магнитной стало причиной размещения производства в геометрическом центре города. Причем жилые районы возводились на левобережье Урала в большой спешке в непосредственной близости к ММК, выбросы которого распространяются на расстояние до 25 км, достигая максимума концентрации в радиусе 2 — 4 км. Даже теперь, после переноса основной части кварталов на другой берег, около 80% горожан проживают в зоне повышенной концентрации выбросов.
В Нижнем Тагиле при строительстве металлургического комбината (НТМК) учитывалась лишь близость к железной дороге и наличие ровной строительной площадки, а Уральский вагоностроительный завод без согласований был построен в 12 км от поставщика — НТМК. При доминировании западных и юго-западных ветров значительная часть жилых районов, расположенная восточнее НТМК, находится в зоне его интенсивного воздействия.
Такая ситуация сложилась в Екатеринбурге, Челябинске и других крупных городах Урала. Особая роль планировочных, исторических и природных факторов и обусловливает достаточно специфическое распространение экологической напряженности (ЭН) в городах Урала.
— Где этот показатель зашкаливает?
— Критический уровень ЭН, в условиях которого проживает 22% городского населения Урала, формируется там, где антропогенный пресс настолько высок, что ландшафтные и планировочные условия влияют уже мало (таковы Уфа, Челябинск, Магнитогорск, Троицк).
В условиях высокой степени ЭН проживает третья часть городского населения Урала, из которых 40% — в городах с населением не менее 100 тыс. человек, с высокой антропогенной нагрузкой и невысокой экологической емкостью (прежде всего атмосферы) территории: Екатеринбурге, Первоуральске, Нижнем Тагиле, Красноуральске.
Напротив, природные условия Западного Урала с частой повторяемостью сильных ветров, наличием больших озелененных пространств в черте города, крупной реки (Камы), способствуют большему восстановлению и очищению среды таких мегаполисов, как Пермь и Ижевск.
Деньги на воздух
— Какие экологические меры диктует специфика территории?
— Меры нужно направить на приведение в соответствие мощности антропогенной нагрузки и способности среды к восстановлению. Их можно разделить на два блока. Во-первых, технологические (переход на более чистые технологии и сырье) и технические (совершенствование устройств очистки сбросов в водоемы и в атмосферу). Во-вторых, призванные увеличить экологическую емкость городской среды, прежде всего архитектурно-планировочные (организация промышленных, рекреационных и селитебных зон, создание санитарно-защитных разрывов и санитарно-защитных зон из зеленых насаждений).
Усилия по охране окружающей среды, как правило, требуют значительных капитальных вложений и эксплуатационных расходов (в отдельных случаях до 40% стоимости основного производства). Поэтому выбор комплекса наиболее экономически эффективных мероприятий — одна из приоритетных задач экологической политики. С помощью архитектурно-планировочных мер ослабить уровень нагрузки можно лишь локально, или же они потребуют колоссальных затрат, связанных с необходимостью отчуждения под санитарно-защитные зоны огромных площадей, больших расходов на удлинение сети коммуникаций и транспортных путей.
— Насколько эффективна государственная политика в сфере экологии?
— Показателен пассаж, который приводится в госдокладе Минприроды РФ о состоянии окружающей природной среды в 2006 году: «Практическим результатом осуществления государственной экологической политики на высшем уровне явилось принятие президентом РФ решения о переносе трассы нефтепровода Восточная Сибирь — Тихий океан на расстояние не менее 40 км от побережья озера Байкал». Думаю, такой механизм принятия решений скорее говорит об отсутствии продуманной политики в этой сфере.
Одна из ключевых проблем — слабость экономических механизмов. Плата за допустимые и сверхнормативные выбросы низкая и не стимулирует экологическую деятельность. Например, по данным РАО ЕЭС на экологические штрафы в 2006 году потрачено менее 0,1% от выручки компании. Экономические стимулы использования нефтяного газа, сжигание которого стало ведущим фактором прироста загрязнения в стране, для добывающих его предприятий на сегодняшний день не сформированы: платежи за загрязнение окружающей среды от выбросов попутного газа не превышают 0,8 — 1,2% от стоимости реализуемой нефти.
Увеличить размер платежей целесообразно при условии, что часть средств будет направлена целевым образом на природоохранные мероприятия в компаниях: именно предприятия берут на себя основные инвестиции, а охрана атмосферного воздуха ложится на них почти на 100%.
— Есть мнение, что от экологической катастрофы людей спасет только отказ от потребительской модели поведения. Какие варианты решения проблемы видятся вам?
— Экологические проблемы сегодняшнего дня копились десятками, а на ряде территорий — сотнями лет. Было бы упрощением считать, что какое-то одно, даже очень перспективное направление изменит ситуацию. Конечно, поможет и отказ от потребительской модели, и новый уровень экологического образования. Но есть регионы, где нужны огромные вложения не просто в современные системы очистки, а в реабилитацию целых территорий, загрязненных в прошлые годы