Прорыв в иное
Cколько уже этого было... И видеоарт на электронных уличных экранах запускали, и картины на стенах домов рисовали, и «Длинные истории Екатеринбурга» рассказывали, и надписи «Ты удивителен!» удивлять перестали. Одну индустриальную биеннале пережили. В конце марта вторую «запустили в производство»: обозначены структура и бюджет, сформирована интеллектуальная платформа, определяющая темы и задачи мероприятия. И все-таки разговор о современном искусстве требуется начать с определения. О том, что это такое и зачем оно нужно, наш разговор с деканом факультета искусствоведения и культурологи УрФУ Тамарой Галеевой. - Когда говорят о современном искусстве, рядовой зритель подразумевает - это создано сейчас...
- И так, и не так. В широком смысле современное искусство - то, что родилось в настоящий момент. В узком, важном для нас, - тенденции и явления, которые находятся в пограничном пространстве между искусством и жизнью, искусством и наукой, искусством и техникой. В других языках существуют отдельные термины для обозначения этих разных вещей: modern, contemporary. Мы пока обходимся одним словосочетанием (иногда еще используем определение «актуальное»).
Здесь нет ничего устоявшегося, что можно принять за истину в последней инстанции, это поле экспериментов. Важное качество - дискуссионность: это гипотеза, а не аксиома. От художников классических форм, которых немало и сегодня, представители современного искусства отличаются тем, что используют неожиданные материалы: из области электроники, химии, строительства. Сюда нередко приходят люди, не получившие специального художественного образования.
То есть современное искусство в узком смысле стремится к расширению, к выходу за рамки: привычного инструментария и технологий, пространства и участников, устоявшихся тем. Оно тревожит, обнажает острые места, из развлечения делает проблему. Это прорыв в будущее, своего рода «футуризм».
- Создается впечатление, что художникам не обязательно владеть навыками изображения предметов, многое за них делает техника. Роль личности в истории произведения уменьшается?
- Еще в 60-е годы начали говорить о «смерти автора». Такова общемировая ситуация постмодернизма, до которой мы только добрались. Автор оказался затенен фигурой куратора, который порой диктует концепцию. На гигантских выставках сложно выделить одну личность. Искусство вошло в сферу высоких технологий, в создании произведения задействовано огромное количество людей... Но исходит все по-прежнему от художественного импульса. От ответственности перед собой и перед зрителями художника никто не освобождал.
- Какие уральские, шире российские, имена представителей современного искусства не теряются в обилии персоналий?
- Русский авангард начала XX века перевернул мировую художественную сферу, устроил прорыв в иное, «неэвклидово» пространство. Если говорить о сегодняшнем дне, мы пришли на поле современного искусства с большим опозданием и, на мой взгляд, полноценно до сих пор не включены в западный контекст. Одна из самых крупных выставок современного искусства, «Документ» в Германии, проводится раз в пять лет и задает направление движения на перспективу. Так вот на «Документе» в 2002 году я не увидела ни одного российского художника, в 2007-м их было один или два. Интересно, что будет в этом году. Западные кураторы с большим вниманием смотрят на Восточную Европу и Россию.
Из конкретных имен наиболее известные - Олег Кулик, Илья Кабаков. Среди уральцев, конечно, арт-группа «Куда бегут собаки», наши звезды. Тимофей Радя, работающий в жанре «паблик-арт», Володя Селезнев, художник и куратор одновременно.
- Если посмотреть на местные полупустые залы нечастых выставок современного искусства, напрашивается вывод: оно существует само по себе - зрители сами по себе.
- Огромной очереди, которая с утра и до вечера выстраивается в Museum of Modern Ar в Нью-Йорке, где постоянно происходят какие-то действа, у нас не увидишь. На Западе этот вид творчества понятен и очевиден. У нас иные обстоятельства, иной менталитет. У большинства российского населения не создана привычка к актуальному искусству. Делать ставку имеет смысл на молодежь. Этот вид творческой деятельности технологичен и более понятен именно молодым, людям незашоренным, с открытым сознанием. Современное искусство предполагает соучастие, провоцирует на совместное творчество. Здесь имеет значение не само произведение как «нетленка», а процесс - создания и восприятия.
- Мне в музеях и в театрах всегда бывает интересно смотреть не только на картины и сцену, но на зрителей. Так вот, на выставках современного искусства я неоднократно слышала примерно следующее: «Разве это искусство - никакой красоты!» Эстетическая составляющая менее значима, чем актуальность темы и формы?
- По-моему глубокому убеждению, эстетическая составляющая для современного искусства так же очевидна, как и для классического. Но ее сложнее выявить, обозначить словами, ибо сами произведения многосоставные, сложные, оперирующие разными материалами, технологиями. К тому же «красота» никогда не была единственной и даже обязательной целью искусства: ужасное, безобразное, отталкивающее и прочее нередко фигурировало в искусстве, определяя своего рода его этические границы.
- После первой уральской индустриальной биеннале осенью 2010 года раздавались упреки, что мало задействованы местные художники...
- У биеннале есть определенное направление, и не все мастера могут в нем себя проявить. Современное искусство не претендует на всеохватность и не отменяет остальное.
Проблемы, которые ставит уральская биеннале, близки тем, что существуют в других промышленно развитых странах. Производство во многом переориентируется, меняется. Искусство - тоже производство: оно продуцирует новые смыслы. Объекты искусства сегодня могут соседствовать с действующими технологиями. В Западной Европе уже накоплен опыт реконструкции бывшего индустриального пространства. На месте крупных предприятий, утративших свое значение, созданы музеи, различные артефакты. Рурский бассейн в Германии, Манчестерский музей в Великобритании... Но у нас иной контекст, иные вопросы. Просто перенести на нашу почву то, что делается на Западе, малопродуктивно.
Девиз второй уральской биеннале - «Каждому художнику - по заводу». Кроме основного проекта, будут действовать параллельные - по задумке, весь город должен быть покрыт сетью художественно-индустриальных площадок. То, что у нас происходит, уже вызывает международный интерес. В Брюсселе вскоре стартует первая биеннале современного искусства, она тоже связана с индустриальным пространством. Так вот, ее куратор признался, что толчком к проведению стала уральская выставка. Город начинают узнавать не только как место гибели царской семьи, но и как крупный культурный центр. Я думаю, сейчас есть реальная возможность сделать биеннале брендом региона. Кстати, уже появились первые арт-туристы: на прошлую выставку приезжала французская пара, теперь, думаю, таких гостей станет больше. Происходит пока медленная, но интеграция региона в мировое сообщество.
- Наличие музея современного искусства стало нормой даже для небольших городов Европы. У Екатеринбурга есть шансы обзавестись таким?
- Пока мне это кажется утопичным, так как требует колоссальных средств. Разумные выходы из тупикового положения подсказаны из столицы. Государственный центр современного искусства приобретает статус музея. Наш местный филиал ГЦСИ также станет музейным учреждением, и вопрос будет подниматься уже не на пустом месте. Кроме того, способна помочь частная или корпоративная инициатива, как это произошло в Санкт-Петербурге, где на частные средства открылись два музея современного искусства. Правда, они остаются некоей «игрушкой» для владельцев: сегодня выдаются средства на содержание, а что будет завтра - неизвестно.
- Когда мы говорим о менталитете нашей публики, ее психологической, эстетической неготовности к новому, насколько это зависит от позиции власти по отношению к современному искусству?
- Думаю, связь прямая. На официальном уровне предпринимаются шаги навстречу актуальному искусству, государство признало факт его существования. Но присутствует недооценка этого типа творческой деятельности. Конечно, любое настоящее искусство «вытащит» само себя. Тем более если оно касается всего, что окружает нас повседневно, что волнует и тревожит. И не только обнажает проблемы, но и помогает их решать: методом художественной рефлексии переводит на другой план, заставляет размышлять, меняет сознание.
Сейчас много говорят об инновациях, о модернизации - а для этих процессов требуются иные мозги. Изменения в головах происходят, и в большой степени - благодаря воздействию искусства. Давно известно: искусство как мед, в котором самое горькое лекарство растворяется, воспринимается и лечит.
- Насколько современное искусство интересует владельцев галерей, приобретается ли оно в собственность?
- Приобретается, особенно видеоарт. Большие музеи и галереи покупают также крупноформатные произведения. Например, инсталляции Ильи Кабакова есть в фондах Музея современного искусства Парижа, но хранятся они там в разобранном виде - по частям. Одна из проблем музеефикации технологически сложных произведений современного искусства: они быстро устаревают именно в сфере технологий. Инсталляции вообще живут недолго. Тезис о вечности искусства в данном случае сомнителен. И возникают вопросы: как хранить, где показывать? Современное искусство тяготеет к публичному пространству, в нем оно способно существовать достаточно долго. Для него подходят не только музейные пространства, но и утилитарные, например торговые центры: здесь можно удобно и выгодно для владельцев торговых площадей разместить сменные экспозиции, привлекающие зрителей. Но до наших бизнесменов пока сложно достучаться.
- Тамара Александровна, как изменится мир, если вокруг нас будут находиться объекты современного искусства?
- Современное искусство способствует выработке таких качеств, как толерантность, терпимое отношение к инакомыслию. Оно все время говорит: есть другое мнение, есть другие люди. Современное искусство выполняет и прогностическую функцию, прокручивает негативные сценарии и показывает результат, то есть, по большому счету, способно предотвратить отрицательный вариант развития событий.
- Как я поняла, нам никуда не деться от современного искусства. Хотим мы того или нет, в этом логика художественной жизни нашего времени. Значит, нужны те, кто поможет ориентироваться в этой сфере. Ваш факультет по-прежнему готовит классических искусствоведов...
- Мы прекрасно понимаем, что современное искусство - это та сфера, в которой предстоит работать нашим выпускникам. В Екатеринбурге нет ни Эрмитажа, ни Музея изобразительных искусств имени Пушкина, нет такого обилия классических шедевров. А современное искусство - поле непаханое, и развиваться будет и дальше, без сомнения. Денег у людей становится больше, многие ездят, видят, покупают. К нам уже приходят с просьбами помочь оценить произведения, организовать частную коллекцию. Конечно, мы реагируем и меняемся сами.
На факультете искусствоведения и культурологии введен новый курс по современному искусству, а также спецпрактикум, на котором студенты учатся самостоятельно организовывать выставки. Наши юноши и девушки активно участвуют в ставшем популярным в Екатеринбурге мероприятии «Ночь музеев». Запускаем небольшую программу «Кураторские практики в области современного искусства» и думаем об открытии магистерской программы по подготовке кураторов. Факультет готовит искусствоведов широкого профиля, а студент уже имеет возможность выбрать специализацию. При желании из хорошего искусствоведа куратор получится, потому что он должен знать арт-сцену, персоналии, иметь чутье. Но без мощной классической подготовки - я не уверена...
- Вы можете предположить, в каком направлении будет развиваться современное искусство?
- Это сложно. Но мое ощущение такое: не хватает человека. Искусство как маятник, постоянно колеблется. Сейчас пространство современного искусства холодноватое, оцифрованное, отчужденное. Оно должно вернуться к личности: художника, героя, зрителя. Интерес к проблемам человека сегодня выходит на первый план в самых разных сферах. Искусство, конечно, эту тенденцию ощутит и отразит.