Унять архаику
«Представьте, вы въезжаете в большую старую квартиру и затеваете в ней ремонт. Тут уже покрасили и положили новый паркет, а там — все еще облупившаяся штукатурка. Часть старой мебели вынесли, а часть стоит в углу. Рядом — начали собирать новую. Тут и там банки с краской, кисти, рулоны обоев и просто мусор. Если присмотреться, среди этого хаоса можно увидеть образ будущего жилища — просторного, светлого, чистого. Но пока до этого далеко»… Так описывает нынешний градостроительно-архитектурный облик Екатеринбурга один известный и уважаемый (многие его коллеги рекомендовали пообщаться именно с ним) местный архитектор.Архитекторы — люди творческие и не пренебрегают метафорами. Впрочем, вид из окна офиса моего собеседника на десятом этаже нового здания в самом центре полностью подтверждает грубую правду его слов. Внизу, если смотреть прямо под ноги, не то склады, не то гаражи, мусорные баки и просто кучи строительного лома. В радиусе чуть побольше — приземистые дома в 3 — 5 этажей постройки 50-х годов. Их фасады, я знаю, выкрашены: они смотрят на центральные улицы. А сейчас я вижу их со стороны дворов: ремонт им бы не помешал. Чуть дальше — пояс красных кирпичных десятиэтажек: «элитное жилье» по версии 90-х годов. За ними и выше — две жилые башни, сплошь покрытые сине-голубым стеклом: образцы нынешних элиток. Рядом с ними из массивного корпуса еще одной новостройки растет такая же башня, но в пику соседям — желто-зеленая. Дальше, сколько хватает обзора, и из общей массы домов то там, то сям выстреливает очередная высотка: расположены они без всякой системы. И много-много строительных кранов повсюду. И впрямь, большой ремонт.
Это не эклектика, поправляют меня специалисты. Это архаика. Компот. Винегрет из времен и стилей. Хотя даже кулинарные аналогии не дадут полноты картины. Любое блюдо, из скольки ингредиентов оно бы ни состояло, делается по рецепту. Тут никакого рецепта нет: никто не угадает, что вырастет на пустом сегодня клочке земли.
Где воткнули, там и растет
Фото: Андрей Порубов |
В середине 90-х, когда строительство стало оживать после многолетнего затишья, о системе просто никто не думал. Сам факт строительства вселял оптимизм, застройщики старались кто во что горазд. Но и до сих пор системности нет. «Мы сейчас все еще так мало строим, что обсуждать вопросы качества как отдельных зданий, так и в целом принципов застройки преждевременно. Лишь бы строить», — вздыхает один из проектировщиков. Но тон, которым он это говорит, сомнений не вызывает: его вопросы качества равнодушными не оставляют.
Главный враг гармоничного архитектурного облика города — точечная, она же — уплотнительная застройка. Площадки до сих пор выделялись в массе мелкой нарезкой — на одно, максимум два здания. При этом, отмечает один из собеседников, инвестор зачастую и не интересуется, что строится по соседству:
— Даже если стройка на соседних площадках идет одновременно, это еще ничего не значит. Проект, реализуемый на этой площадке, может быть сделан два года назад, на соседней — восемь. Архитекторы разные. Инвесторы за редкими исключениями не согласовывают свои действия с соседями. Здания сами по себе могут быть и неплохи в архитектурном плане, но ни друг с другом, ни с окружающими сочетаться не будут. Архитекторы на своем уровне иногда пытаются договориться, например, о цветовой гамме фасадов, но сделать это получается редко: решения все равно принимает инвестор.
Именно инвестор. Несмотря на бытующее мнение о крайней зарегламентированности строительной деятельности, реального контроля за архитектурным обликом нет, есть только видимость. Например, любые значимые для города объекты обсуждаются на градостроительном совете. Но, как рассказал один из членов этого совета, его решения носят рекомендательный характер. Допустим, на совете обсужден и одобрен проект здания, который идеально вписывается в окружение. Но затем инвестор легко меняет любые его параметры, вплоть до этажности.
Рассказывают, например, что на месте первого уральского «небоскреба», офисного центра «Антей», проектировался комплекс зданий не выше шести этажей. Это позволило бы ему гармонично вписаться в историческое окружение: вокруг расположены знаковые архитектурные объекты — здание Уральского государственного университета, Оперного театра, наискосок, через квартал, — один из знаменитейших и крупнейших в России памятников конструктивизма: так называемый «Городок чекистов» (некогда полностью заселенный сотрудниками НКВД) и гостиница «Исеть».
Но инвестору нужны были метры, и «Антей» пополз вверх. В итоге в окружение он совершенно не вписывается, да и сам по себе с архитектурной точки зрения ничего выдающегося не представляет. Одни архитекторы снисходительно замечают: это первое высотное здание в городе, ни у кого не было опыта подобного строительства, ничего лучше и получиться не могло. Другие пеняют: о том, что здание надолго станет архитектурной доминантой города, инвестор просто не думал, иначе больше бы заботился об эстетике. Третьи надеются на строящуюся сейчас третью очередь «Антея» — башню, которая будет значительно выше и массивнее первой, перетянет на себя внимание и станет новой архитектурной доминантой. Те, кто видел проекты, говорят: вторая башня значительно лучше спроектирована. Правда, никто не может поручиться, что проект опять не изменится до неузнаваемости.
Примеров того, как современная новостройка удачно вписалась в архитектурное окружение, гораздо меньше. Но они есть. Чаще других архитекторы называют комплекс зданий World Trade Center, в котором расположен «Атриум Палас Отель».
— Несмотря на современный вид, здание не разрушило ансамбль окружающих зданий. Более того, благодаря
Фото: Андрей Порубов |
удачному архитектурному решению (фасад представляет собой вогнутый полукруг) возникло ощущение площади, большого свободного пространства в том месте, где расположен обычный перекресток. Еще один плюс: новостройка не перетягивает на себя внимание. Доминанта осталось исторической — отреставрированный храм.
И даже вторая очередь комплекса, введенная позже, Деловой выставочный центр, расположенный в круглой башне (тоже на несколько этажей выше, чем предусматривал первоначальный проект), не испортила общей картины. Возможно, отмечают специалисты, благодаря удачному цветовому решению: стального цвета постройка сливается с уральским небом, поэтому не давит, хотя габаритами превышает окружающие минимум вдвое.
К сожалению, логика решений, в том числе архитектурных, часто продиктована единственной посылкой — выжать максимум квадратных метров из доставшегося по большому девелоперскому счастью клочка земли. А что власти? Не до эстетики
Власти в первую очередь интересуются все теми же метрами. Рассказывает архитектор:
— Когда обсуждается застройка любой площадки, разговор в первую очередь идет о предполагаемом объеме инвестиций, площадях, развитии инфраструктуры, но не архитектурном проекте. Необходимо, чтобы он просто был, а какого качества — не важно. На этом начальном этапе, когда как раз можно что-то изменить, его даже не рассматривают подробно.
В разговоре со специалистами я вспоминаю, как пару лет назад один высокий «архитектурный чиновник» в качестве положительного примера приводил Сити в Сиднее, где большое количество небоскребов выполнено в схожей стилистике: фасады покрыты голубым стеклом. Здания строились на деньги разных инвесторов и проектировались разными архитекторами, а единства удалось достичь благодаря прямому распоряжению властей: внешний вид должен быть только таким. А потом показываю на те самые наши башни в центре (две голубых, рядом желтая) и спрашиваю: если застройщикам все равно, то власти (не важно, муниципальные ли региональные) могли бы сделать так, чтобы застройка велась хотя бы в одной цветовой гамме? В ответ получаю: «Вы же сами видите, когда властям что-то нужно, они могут добиться чего угодно. Но интересоваться этими вещами им недосуг».
Как сделать так, чтобы при инициации любого строительного проекта учитывалась не только его экономическая целесообразность, но и то, как он повлияет на облик города? По мнению большинства специалистов, помогли бы конкурсы архитектурных проектов:
— Каким быть объекту, определяет всегда инвестор-заказчик. И он несет ответственность за то, что построено. Она заключается в том, что он должен построить настолько хорошо, насколько это возможно в его условиях. И при взаимодействии с архитекторами, при поиске правильной идеи застройки, правильного облика, образа самое лучшее, что он может сделать, — провести независимый конкурс архитектурных решений.
В последнее время конкурсы проводятся все чаще, но, к сожалению, очень формально. Рассказывает представитель архитектурного бюро, неоднократно в подобных конкурсах участвовавшего:
— Происходят странные вещи. Проводится конкурс. Победителю выплачивают премию, его победа обсуждается в СМИ. Потом шумиха стихает, и право заниматься рабочим проектированием передается другому игроку. Сам проект видоизменяется, строится совсем не то здание,
которое победило в конкурсе. Я вообще не припомню ни одного случая, чтобы было построено в точности то, что изначально обсуждалось и проектировалось. Конкурсы отдельно, а стройка отдельно.
Пафос для Карлсона
Фото: Андрей Порубов |
Отсутствие гармонии между большинством новых зданий и историческим окружением раздражало бы, вероятно, меньше, если бы сами новостройки имели большую архитектурную ценность. Но просьба назвать примеры удачных с точки зрения архитектурного искусства новых строений вызывает затруднения. При том шедевров архитектуры в городе много. Самый заметный пласт, конечно, — памятники конструктивизма, которых в Екатеринбурге свыше 150 (больше, чем в Москве и Санкт-Петербурге). Причем как нигде в мире, здесь они сохранились не только отдельными зданиями, но целыми ансамблями и кварталами, как уже упоминавшийся «Городок чекистов». Одному местному архитектору часто приходится проводить экскурсии по заповеднику конструктивизма для зарубежных коллег. Приезжают со всего земного шара: действующие архитекторы и проектировщики, исследователи, искусствоведы, часто всемирно известные. «Невозможно представить, чтобы эти люди приезжали сюда изучать современную архитектуру Екатеринбурга. Показать им нечего», — печально заканчивает мой собеседник, до этого увлеченно расписывающий былые достижения.
Современных шедевров нет, а вот настоящих уродцев достаточно. Один из них стоит на главном гостевом маршруте, въезде в город, которым пользуется большинство деловых туристов и воспользуются члены делегаций предстоящего саммита ШОС. Обычный вроде бы жилой комплекс, если не смотреть на крышу, которую венчают отдельные двухэтажные строения с арочками. Виллы под облаками — мечта Карлсона-нувориша.
— Позор, — говорит архитектор, обративший мое внимание на этот экземпляр архитектурной кунсткамеры. — Я собираюсь писать в администрацию с предложением изменить гостевой маршрут, чтобы он миновал строение. Показывать его иностранным гостям нельзя, засмеют.
Почему мы строим так, как строим? Архитекторы дают несколько объяснений. Первое — все то же давление со стороны не имеющих вкуса заказчиков-инвесторов.
— Мы сейчас проектируем такое количество квадратных метров на единицу территории, что солнышко, например, у нас заглядывает в каждое окошко только на два часа, — поясняет проектировщик, специализирующийся на жилой недвижимости. — Просто меньше нельзя, а больше не получается исходя из экономических требований. Задача номер один — выжать из клочка земли побольше квадратных метров. Потом архитектору говорят: ты должен создать очень пафосный дом. Какое количество пафоса можно себе представить — столько там и должно быть: мы этот дом позиционируем как клубный.
И при этом сэкономить максимальное количество денег — это тоже главная цель. Причем она совершенно с экономикой не связана. Иначе работала бы идея соотношения затрат и прибыли. А когда экономики нет, то нет, соответственно, и этого баланса, есть просто желание сэкономить. Или построить дом на те деньги, что имеются в наличии. Но дом в первую очередь должен быть удобным. В нем должны быть светлые комнаты в нормальных пропорциях, удобный двор, где детям хорошо. А мы получаем эконом-класс, увешанный элементами пафоса. Это по определению не может быть хорошей архитектурой. Она не сводится к удачным украшениям неких заранее заданных параметров.
Но только алчностью инвесторов беду с новостройками объяснить нельзя. Да, этажность, плотность — все это напрямую влияет на коммерческую выгоду. И в этих вопросах инициаторы проектов и впрямь давят на архитекторов. Но как объяснить убогость большинства архитектурных решений, которые на коммерцию не влияют? Все архитекторы в голос возмущаются тем, что подавляющее большинство небоскребов на крыше венчают архаичные арочки и башенки. «Тюбетейки», — кривится один из специалистов. На вопрос «зачем вы это проектируете?» вразумительного ответа я не получил. Вместо этого архитекторы много философствуют: об обществе, которое не востребует архитектуру как искусство; о процессе строительства, в котором не просматривается будущий жилец и его интересы; о русском менталитете, который заставляет нас, в том числе и архитекторов, все время оглядываться в прошлое (в отличие от оптимистов-европейцев, которые смотрят в будущее и поэтому больше заботятся о том, чтобы на их здания было приятно посмотреть потомкам). Все это любопытно, но слабо убедительно. Как и любые другие отсылы к загадочной русской душе.
Пока не дотягиваем
Более конкретный ответ: нехватка профессионалов-практиков в среде архитекторов и проектировщиков. На уровне идей, того, что рисуется на бумаге, мы выглядим не хуже европейцев. А вот в качестве исполнения проекта, подбора материалов, проработки нюансов, самой технологии проектирования, пока отстаем. Это доказывается хотя бы тем, что все чаще инвесторы, инициируя уникальные девелоперские проекты, обращаются к иностранцам (к примеру, жилой район «Академический», квартал деловой застройки «Екатеринбург-сити», деловой комплекс «Стражи Урала» проектируют французы из Valode & Pistre).
Фото: Андрей Порубов |
Почему наши проектировщики и архитекторы уступают? Причина в частичной утрате русской архитектурной школы как таковой. Преемственность в архитектуре важна, возможно, как ни в каком другом искусстве. Тот же конструктивизм, которым справедливо гордятся местные архитекторы, в 60-е возник не на пустом месте, а как естественное развитие традиций авангарда 20 — 30-х годов, который в свою очередь опирался на предшествующий модерн.
Сегодняшним архитекторам опереться не на что. Преемственность прервалась в 70-е, когда началось массовое строительство панелек на потоке. Творческому архитектору и проектировщику, мастеру своего дела, просто нечем стало заниматься. И люди пошли из профессии. Но настоящий кризис преемственности настал в конце 80-х — начале 90-х, когда объемы строительства упали в разы: большие проектные институты распадались, вся советская культура проектирования разрушилась. Отрасль оказалась в нокдауне, от которого оправляется до сих пор.
Один из архитекторов признается:
— Современная жилая застройка, коммерческие здания — все это по большей части делают люди, которые раньше ничего не строили. Большой пласт времени просто выпал из практики, новое поколение проектировщиков только формируется. Никакое академическое образование даже самого высокого уровня, никакое бумажное проектирование не заменит практики. Архитектор должен строить, строить и строить. И сейчас, создавая третий, четвертый, пятый объект, проектировщик начинает понимать, как на самом деле нужно это делать.
Его коллега добавляет:
— До сих пор проектирование серьезных объектов зачастую достается случайным людям. Допустим, есть фирма, которая занималась проектированием коттеджей или ларьков. И она получает проектирование небоскреба, потому что инвестор — старый друг и партнер. Что они могут сделать? Тот же ларек, только 20-этажный. С точки зрения архитектуры сложно придумать что-то хуже, чем типичный провинциальный небоскреб.
Неудачные и просто тривиальные объекты — прямой результат низкого профессионального уровня проектировщиков. Он в свою очередь породил упадок профессиональной этики. Вот мнение специалиста:
— В одних и тех же условиях (например, при строительстве в самом центре: нехватка коммуникаций, маленький участок, на котором нужно как-то разметить большие площади) два разных архитектора сработают по-разному. Кто-то будет сражаться до конца за профессиональную идею, за качество, а кто-то сломается и начнет полностью выполнять прихоти инвестора. Приведу пример. Улица 8 Марта — историческая часть города. Очень красивая улица, особенно в квартале между Малышева и Радищева. Соседствуют на ней совершенно разные здания, и конца XIX века, и второй половины ХХ — Дом контор и здание «Рубина», например. Есть и два крупных современных строения. Одно высокое, но стоит в глубине квартала и не подавило историческую
застройку. А другое, расположенное ближе к улице, просто убивает архитектурный ансамбль.
Эстетика — не враг экономике
Спору нет: наращивать темпы строительства — более актуальная задача, чем совершенствовать архитектурную эстетику объектов. И от экономических требований инвесторов никуда не уйти: если бы у них не было возможности строить на каждой площадке побольше и подешевле, строилось бы сегодня гораздо меньше. А недвижимости городу остро не хватает. Вопрос в другом: можно ли совместить экономику и эстетику, интересы коммерции и архитектурного искусства? Практика показывает, что можно.
Тот же конструктивизм позволяет сочетать предельную функциональность, скупой минимализм четких геометрических линий, отсутствие декоративных элементов и экономичные технологии с высочайшим уровнем архитектуры. И сегодня можно строить функционально и экономично, и при этом не уродовать, а совершенствовать архитектурный облик города.
Что для этого нужно? Во-первых, по убеждению большинства профессионалов, необходимо распространить конкурсы архитектурных решений повсеместно и превратить их из формальных процедур в реальное соревнование архитектурных идей. Во-вторых, инвесторы и строители должны тщательнее следовать проектам, которые будут признаны победителями. Для этого должны быть установлены четкие архитектурные регламенты, за которые нельзя выходить по этажности и внешнему декору.
Остро необходимо более детальное градостроительное планирование. Генеральный план города практически завершен, но это слишком масштабный документ для того, чтобы в нем был тщательно проработан архитектурный облик ансамблей зданий, не говоря уже об отдельных строениях. Такая проработка еще только предстоит, и чем быстрее она будет сделана, тем лучше.
И никакие процедуры и регламенты не выправят положение, если не изменятся взаимоотношения архитекторов и инвесторов. На вопрос, какой фактор является ключевым в успехе отдельного объекта с точки зрения архитектуры, один из специалистов ответил так:
— Очень много значит контакт с инвестором: вы разделяете общие идеи, вы нашли друг друга. Когда он приходит с желанием построить квадратные метры, он эти метры уже облек для себя в какую-то форму. Задача архитектора — уловить эту идею и творчески развить ее. Не нужно противопоставлять себя инвестору. Взаимоотношения заказчика и архитектора — практически всегда конфликт. Важно сделать их конструктивными. Тогда вполне реально создать целостную идею, выразить ее в архитектурном объеме, и все-таки построить именно так, как изначально закладывали.
Равнение на позитив
Фото: Андрей Порубов |
Проектировщики отмечают в первую очередь прогресс инвесторов-заказчиков. Их эстетические запросы растут, они уже готовы больше внимания уделять внешнему облику проектов. «Современные жилые дома хороши уже тем, что, в отличие от панелек прошлого века, стараются нравиться людям. По сравнению с типовой советской застройкой это уже шаг вперед», — считает один из архитекторов.
Растет и качество проектирования. Профессионалы отмечают: в проектах, которые попадают им в руки, ляпов с каждым годом все меньше. Безусловно, положительно сворачивание точечной застройки и переход к застройке квартальной. Еще больше развитию архитектуры дадут проекты комплексного освоения территории: инвесторы не ощущают там столь острой нехватки площадей, а значит, и архитекторам не придется проектировать только высотки.
Большую пользу архитектуре города принесет работа иностранных архитекторов, а их в Екатеринбург приезжает все больше. Оставив профессиональную зависть, местные коллеги признают: проекты иностранцев — большой шаг вперед по сравнению с тем, что строилось до сих пор. Когда они будут закончены, у уральцев появится ориентир — не шедевры мировой архитектуры, но европейские по облику объекты средневысокого качества.
А инвесторы, работая с европейскими архитекторами, получают опыт правильных взаимоотношений: там архитектор — не слепой исполнитель воли инвестора и строго следит за выполнением строителями утвержденной идеи застройки.
Все это позволит городу рано или поздно получить качественную архитектуру. Правда, по стилю она будет неким усредненным форматом: тенденции задают западные коллеги, а наши специалисты, по словам многих, в первую очередь ориентируются на западные же разработки.
Есть ли у нас шанс не только поднять качество архитектурного строительства, но и создать уникальный облик города? Многие убеждены, что есть. А начать нужно с малого: сохранить традиции конструктивизма. (В том числе провести осмысленную реконструкцию объектов, а любое дальнейшее строительство поблизости от исторических памятников вести, не входя в дисгармонию, не «забивая» их.) Нужно ли говорить, что вопиющие попытки сноса и незаконной реконструкции шедевров архитектуры мирового уровня, которые прославили Екатеринбург среди архитекторов всего мира, должны пресекаться любыми доступными методами.