Пять лет на химии

Участники нефтегазохимического рынка ожидают, что после деприватизации республиканская нефтепереработка и нефтехимия будут вновь консолидированы в единый холдинг, который затем продадут стратегическому инвестору. Башкирский комплекс — один из последних отраслевых активов, до сих пор не вошедший в вертикально-интегрированные нефтяные компании или структуры Газпрома.

Кто есть кто

Сырьем для нефтехимической промышленности служат продукты нефтепереработки (важнейший — прямогонный бензин) и попутный нефтяной газ. Именно сырьевой фактор и разделил основных игроков нефтегазохимического рынка.

Практически все предприятия переработки попутного газа, построенные еще в советские времена, принадлежат «дочке» Сибиро-Уральской нефтегазохимической компании (СИБУР) — « Сибур-Тюмени». В ее составе шесть газоперерабатывающих заводов общей мощностью 14,9 млрд куб. м газа в год. Еще один, Пермский, входит в «Сибур-Химпром». ГПЗ — первое звено в единой технологической цепочке предприятий СИБУРа. Их продукция (широкая фракция легких углеводородов) идет на ключевые предприятия холдинга в Урало-Западносибирском регионе: «Тобольск-Нефтехим» (в 2004 году переработал 2 млн тонн фракции, выпустил более 1,6 млн тонн сжиженных газов) и «Сибур-Химпром»; (мощность — 0,33 млн тонн сжиженных газов). Вообще СИБУР — одна из немногих компаний нефтегазохимической промышленности, которая выполняет весь цикл работ, начиная от первичной переработки сырья и заканчивая производством как полупродуктов нефтехимии, так и товаров для конечного потребителя (см. схему).

Прямогонный бензин и некоторые продукты более высокого передела производят сегодня также подразделения нефтяных компаний: Орскнефтеоргсинтез (ОНОС) в Оренбургской области (входит в ТНК-ВР) и Пермнефтеоргсинтез (ПНОС) в Прикамье (ЛУКойл). Оба выпускают масла и добавки к автомобильным бензинам, но эта продукция все-таки больше относится к топливному, а не к химическому бизнесу. Поэтому два эти предприятия, ориентированные в первую очередь на производство бензинов и дизельного топлива, по сути являются лишь поставщиками сырья для нефтехимических производств и не выпускают товары широкого потребления.

Особняком от СИБУРа и подразделений вертикально-интегрированных компаний стоит ОАО «Салаватнефтеоргсинтез» (СНОС), контрольный пакет которого находится в собственности правительства Башкортостана и передан в управление Газпрому. СНОС — один из крупнейших нефтеперерабатывающих и нефтехимических комплексов России (мощность первичной переработки углеводородного сырья — около 12 млн тонн в год), объединяет восемь заводов разных специализаций от производства автомобильных бензинов до широкого спектра продукции нефтехимии. Диверсифицированная структура — одно из конкурентных преимуществ СНОСа, но, в отличие от нефтяных компаний, он не имеет собственной сырьевой базы и находится в постоянной зависимости от поставок сырья.

Загадкой российской нефтехимии остается судьба башкирской группы заводов (Уфимский и Ново-Уфимский НПЗ, Уфанефтехим и Уфаоргсинтез; общая мощность первичной переработки нефти — 19 млн тонн в год), составляющих ранее единый комплекс — АО «Башнефтехим». Жонглирование акциями компаний началось в 1999 году, когда Минимущества Башкирии внесло 93,4% акций Башнефтехима в новый холдинг — Башкирскую топливную компанию, куда также были включены госпакеты акций Башнефти (63,7%) и Башкирэнерго (32%). В апреле 2003 года (за восемь месяцев до выборов президента Башкирии) госпакеты перечисленных предприятий были проданы семи малоизвестным башкирским ООО, принадлежащим 19 физическим лицам. Затем ценные бумаги перешли в уставный капитал ООО «Башкирский капитал» (председателем совета директоров стал Урал Рахимов), после чего участники нового холдинга продали свои доли предприятиям ТЭКа акциями которых сами и владели. Круг замкнулся.

Инвестиционная привлекательность башкирских предприятий, несмотря на манипуляции с акциями, всегда была высока: это последний лакомый кусок российской нефтехимии, не поделенный между вертикально-интегрированными компаниями и структурами Газпрома. К преимуществам башкирских заводов относятся их хорошее физическое состояние (износ основных фондов 30%, так как реконструкция проводилась не так давно, в середине 90-х), географическое положение (в относительной близости к регионам добычи с развитой трубопроводной системой), а также гибкая схема производства, которая позволяет им работать не только с нефтью, но и с газом, что делает предприятия интересными не только для нефтяных компаний, но и для Газпрома.

Поэтому после недавнего распоряжения Муртазы Рахимова о деприватизации башкирского ТЭКа политические и бизнес-круги вновь начали обсуждать возможность продажи нефтеперерабатывающих и нефтехимических активов какой-либо крупной компании. Главный фактор, способствующий этому процессу, — реформа системы власти: она приведет к усилению влияния в Башкортостане федерального центра и ослаблению позиций Муртазы Рахимова (именно с ним инвесторы связывают высокие политические риски). Источники в правительстве Башкортостана говорят, что знаменательный указ президента республики вызван в первую очередь давлением на него Кремля в условиях междоусобицы и борьбы за влияние башкирских кланов.

В силу политических причин главным претендентом на покупку башкирской нефтепереработки и нефтехимии называют Газпром, который сейчас проводит слияние с Роснефтью. Декларируется, что после объединения активов газовый концерн будет активно развивать нефтяное подразделение — Газпромнефтедобычу. Серьезный фактор, снижающий позиции новой нефтяной компании в конкуренции с другими вертикально-интегрированными компаниями, — отсутствие у Газпромнефтедобычи нефтеперерабатывающих производств. Поэтому башкирские предприятия были бы весьма кстати.

Нефтехимические крылья

Мировой опыт подсказывает: необходимо углублять вертикальную интеграцию нефтегазовых компаний. Зарубежные производители (Shell, Total, BP) усиленно развивают и укрепляют нефтехимические секторы. И это понятно: цена некоторых продуктов нефтехимии в сто раз превышает цену сырой нефти. Немаловажно и то, что нефтехимические подразделения нефтегазовых компаний не испытывают проблем с поставками сырья.

Вслед за западными коллегами (но с опозданием на несколько лет) российские нефтяники также попытались создать нефтехимические подразделения в своих структурах. Так, ЛУКойл-Нефтехим объединяет российские и зарубежные активы: Ставролен (Буденновск), Саратоворгсинтез (Саратов), Лукар (Калуш, Украина), Нафтохим (Бургас, Болгария), Петролул (Плоешти, Румыния). В совокупности эти предприятия производят до 3 млн тонн разнообразных базовых нефтехимических полупродуктов, нефтехимикатов и синтетических полимеров. А Сургутнефтегаз на принадлежащем ему Киришском нефтеперерабатывающем заводе (Ленинградская область) выпускает стирол, полистирольные пластики и полупродукты для производства синтетических моющих средств.

Обе компании в свое время вынашивали серьезные планы расширения нефтехимического крыла и засматривались на белорусские предприятия отрасли «Полимер», «Нафтан», «Азот» и «Гродненское химволокно». Но президент Белоруссии Александр Лукашенко выставил неприемлемые для покупателей условия. Во-первых, потенциальным инвесторам не предлагали контрольные пакеты акций заводов. Во-вторых, цена была явно завышена. Так, стартовая цена 43% акций НПЗ «Нафтан» (мощность — около 12 млн тонн нефти в год) летом 2003 года составила 476 млн долларов. Наиболее вероятным претендентом на покупку акций «Нафтана» считался Сургутнефтегаз: он поставляет сырье на завод, к тому же больше других российских компаний испытывает дефицит в перерабатывающих мощностях. Однако гендиректор компании Владимир Богданов сообщил, что Сургутнефтегаз не будет принимать участие в торгах: за цену, запрошенную властями республики, можно построить новый завод.

Впоследствии Сургутнефтегаз неоднократно заявлял о намерениях построить собственное полиэтиленовое производство в Сургуте, сырье на которое поставлял бы принадлежащий нефтяникам Сургутский ГПЗ. Но дальше деклараций дело не пошло. Среди причин называют дороговизну (600 — 800 млн долларов) и длительную окупаемость проекта, а также неблагоприятное географическое положение завода, ориентированного на экспорт (далеко от потенциальных потребителей Европы).

Дайте стимул

В последние полтора года вертикально-интегрированные компании и вовсе перестали говорить о нефтехимических проектах: расширении технологической цепочки, создании новых высокотехнологичных производств или покупке тех или иных активов. В России покупать больше нечего. Однако и новость о башкирской деприватизации особого интереса у потенциальных претендентов на активы — Сургутнефтегаза, ЛУКойла, ТНК-ВР —; не вызвала. Представитель одной из этих компаний сказал: «Башкирия — регион сам по себе специфический. Плюс к этому нефтепереработка и нефтехимия там специфичны: они строились под высокосернистую низкокачественную башкирскую нефть и представляют собой замкнутый цикл. Тут надо либо покупать весь комплекс целиком, на что потребуются значительные инвестиции, либо не замахиваться вообще».

Отраслевые эксперты (см. интервью с аналитиком «Антанта-Капитал» Александром Блохиным) считают, что одна из причин охлаждения нефтяников к нефтехимии — высокие цены на сырую нефть: осенью прошлого года цена за баррель перевалила за 50 долларов, а сейчас варьируется в диапазоне 40 долларов. В такой ситуации нефтяники предпочитают гнать нефть на экспорт. Кроме того, нефтехимия характеризуется высокой капиталоемкостью и большими сроками окупаемости проектов, а нефтедобыча значительных инвестиций не требует.

Вторая и главная причина — отсутствие эффективных мер поддержки оте-чественной нефтехимии. Нефтехимики-практики указывают на большие трудности с выходом на конечного потребителя, на необходимость инвестирования значительных средств при пуске нового производства и высокие пошлины на ввоз импортного оборудования, а также на длительность процесса получения международных сертификатов (ЛУКойл-Нефтехим, например, потратил три года, чтобы оформить документы на поставку в Роттердам полиэтилена высокой плотности для труб).

— Россия, лидируя в добыче и экспорте сырьевых ресурсов, по совокупному выпуску химической продукции находится в конце первой двадцатки стран, а крупнейшая отечественная газонефтехимическая компания СИБУР замыкает шестой десяток химических компаний мира, — говорит старший вице-президент СИБУРа Владимир Разумов. — В США на душу населения выпускается химической продукции на 1300 долларов, в Европе — на 1000, в России — лишь на 80 долларов. Цифры говорят сами за себя. А на что мы надеялись, если отрасль не имеет даже концепции развития, которая неоднократно обсуждалась, но до сих пор не принята? Если при неоднократных реорганизациях правительства мы потеряли квалифицированных специалистов, а с ними и понимание места химии в экономике страны?..

Концепция развития химической и нефтехимической промышленности России, разработанная в Минпромнауки (оно после прошлогодней реорганизации вошло в Минпромэнерго), затерялась под сукном в кабинете министров. Между тем, говорят в нефтехимических компаниях, в документе содержится ряд принципиально важных для развития отрасли моментов. В частности, в нем прописана необходимость принятия законодательных актов, которые ввели бы систему стимулов для предприятий, модернизирующих производство, выпускающих востребованную рынком продукцию, развивающих транспортную инфраструктуру с оптимальными маршрутами продвижения отечественной продукции на мировые рынки, а также отменили бы вывозные таможенные пошлины на ряд химпродуктов.

Кроме того, серьезной помощью со стороны государства могут стать гарантии при привлечении кредитов: реализация крупномасштабных проектов сопряжена с привлечением значительных средств на длительный срок. «Существующие в России инвестиционные проекты предполагают строительство предприятий с проектными мощностями 150 — 200 тыс. тонн, что уже уступает по масштабу зарубежным проектам в 2 — 2,5 раза. Но и при этом срок окупаемости проектов составляет 5 — 7 лет, а стоимость достигает 200 млн долларов», — говорит Владимир Разумов. По его словам, российские банки крайне неохотно дают кредиты на длительные сроки, а получение долгосрочных кредитов в иностранных банках зачастую невозможно из-за высоких страновых рисков.

— Выходом из создавшейся ситуации и возможностью к обновлению производственных активов российской химии и нефтехимии может быть предоставление государственных гарантий по кредитам. Сейчас, когда запасы Центрального Банка практически достигли 100 млрд долларов и непрерывно растут, это вполне реально. Да и ресурсы стабилизационного фонда после достижения отметки в 500 млрд рублей не должны только конвертироваться в американские ценные бумаги и укреплять финансовую систему США, их надо использовать для стабилизации положения в перерабатывающих отраслях", — считает топ-менеджер СИБУРа Владимир Разумов.

От государства ждут как минимум создания в стране благоприятного инвестиционного климата и условий для переориентации банковской системы на долгосрочное кредитование предприятий реального сектора экономики. Как минимум лет пять — ждут.

Дополнительные материалы:

Нефтехимия в загоне

Россия останется сырьевым донором Запада, если государство не разработает комплекс мер для поддержки высокотехнологичных нефтехимических производств, считает аналитик по нефти, газу, химии и нефтехимии ИК «Антанта Капитал» Александр Блохин

Александр Блохин

— Насколько интенсивно развивается нефтехимическая промышленность? Каковы перспективы отрасли?

— Развитие нефтехимической промышленности в России, на первый взгляд, не вызывает опасений. Темпы увеличения объемов производства достаточно стабильны, по большинству позиций в прошлом году достигнут рост на уровне 5, а то и 10%. По данным Росстата, эта тенденция сохранилась и в январе текущего года, когда в целом по химической промышленности РФ индекс производства продукции составил по сравнению с тем же периодом предыдущего года 104,2%.

Вместе с тем очевидно: увеличение производства идет через силу — за счет все более полного использования имеющихся мощностей. Уже в ближайшие год-два многие предприятия отрасли не смогут наращивать производство, так как достигнут предела технических возможностей. Плюс к этому износ производственных фондов на предприятиях нефтехимии составляет сегодня порядка 60%.

Выход один — вводить в эксплуатацию новые линии и цеха. Тем более это должно способствовать повышению технического уровня российских предприятий, а также позволить им наладить выпуск продукции, отвечающей требованиям современных потребителей. Нельзя сказать, что такая работа не идет, стоит только обратить внимание на текущие и перспективные планы развития таких крупнейших компаний, как Нижнекамскнефтехим, Салаватнефтеоргсинтез, некоторые предприятия СИБУРа.

— Если взять данные по физическому объему экспорта, то вполне. Однако это касается только продукции невысокого передела, которая служит сырьем для потребителей за рубежом: этилена, пропилена, бензола, стирола и т.д. При этом известно, что продукция, изготовленная из нашего нефтехимического сырья, потом к нам же и возвращается, но уже с высокой добавленной стоимостью: пластмассы — в виде изделий, каучук — в виде высококлассных шин и резинотехнической продукции, синтетические нити и волокна — в виде тканей и ковров.

— Практика показывает, что так. Даже ЮКОС, который в свои лучшие годы пытался создать собственное нефтехимическое подразделение на базе Ангарской нефтехимической компании, отказался от этой идеи. Не реализовала готовившийся «полиэтиленовый» проект на базе Сургутского ГПЗ и другая компания — Сургутнефтегаз. Только ЛУКойл пытается развивать нефтехимическое производство в рамках подразделения ЛУКойл-Нефтехим, и то с ограниченным успехом.

Проблема не только в том, что внешние цены на нефть делают ее экспорт более привлекательным, чем развитие нефтехимических производств. Дело в существующей налоговой системе, вернее, в отсутствии со стороны государства комплекса мер, которые стимулировали бы «богатые» нефтяные компании вкладывать средства в развитие нефтехимии. До сих пор, например, существуют экспортные пошлины на нефтехимическую продукцию (на большинство продуктов нефтехимии они составляют 57 долларов за тонну), что осложняет конкуренцию с западными производителями. В таких условиях наши нефтяники воздерживаются даже от того, чтобы существенно вкладываться в развитие первичной нефтепереработки, не говоря уже о высокотехнологичных химических производствах.

России с ее богатыми ресурсами углеводородного сырья и огромными незанятыми пространствами, как говорится, сам Бог велел заниматься нефтехимией. Это может быть нашей естественной нишей на международном рынке разделения труда. Однако она в загоне, как и многие отрасли, где у нас все еще сохраняются надежды на некий прорыв — взять хотя бы авиастроение. При изменении политики государства те же вертикально-интегрированные компании могут стать серьезными игроками на рынке нефтехимии. Пытается же это делать Газпром через свою дочку СИБУР.

— Газпром уже заявил, что к 2011 году капитализация новой нефтегазохимической компании, которая создается на активах СИБУРа, должна составить около 3 млрд долларов. Посмотрим, как газовый концерн реализует эти планы. На примере СИБУРа будет четко видно, насколько серьезно власти относятся к развитию нефтехимии. Если даже у Газпрома с его финансовым и административным ресурсом ничего не получится, что тут делать остальным. Есть, однако, надежда, что именно мощь Газпрома поможет протолкнуть через Госдуму и правительство законы и постановления, поощряющие развитие нефтехимии в России. Мерами господдержки отрасли могли бы стать снижение тарифов естественных монополий и пошлин на ввоз импортного оборудования, а также сокращение сроков возврата НДС при экспорте продукции.

Схема: Типология продукции и предприятия-производители в нефтегазохимической промышленности