Последний мэр

Если бы лет пять назад кто-нибудь предположил, что глава Екатеринбурга Аркадий Чернецкий и губернатор Свердловской области Эдуард Россель могут жить в одном доме и работать в соседних кабинетах, серьезно к такому прогнозу вряд ли бы отнеслись. Два равновеликих политических оппонента вместе не уживались. Между тем все случилось именно так: сейчас Чернецкий и Россель (покинул пост губернатора в 2009 году) работают в одной структуре - Совете Федерации и решают одни задачи - представляют интересы Среднего Урала. Бывший мэр присоединился к бывшему главе региона в ноябре: досрочную отставку (полномочия должны были закончиться в марте 2012 года) одобрила городская дума, еще ранее Заксобрание области утвердило его сенатором, а СФ подтвердил этот статус. Теперь Чернецкий минимум три дня в неделю проводит в Москве: работает в комитете по промышленности (отвечает за машиностроение и металлургию) и комиссии по ЖКХ (в числе прочего отвечает за градостроительство и архитектуру). По его собственному признанию, он намерен привлекать в Екатеринбург инвестиции, чтобы сделать его более комфортным, развитым и статусным: «Если у тебя есть реальные знания об экономике города, бизнесмены сами к тебе придут. Всем им нужен совет: приживется ли бизнес в городе, стоит ли ехать? Раньше я тоже этим занимался, но все вопросы решал в московских гостиницах. Большинство новых проектов Екатеринбурга рождалось в маленьких московских холлах. Сейчас у меня есть официальное место для таких вещей, каждый день я рассматриваю три-четыре проекта касательно нашего города».

С позиций нового статуса Аркадий Чернецкий рассказал «Эксперт-Уралу» о своем видении схем управления муниципалитетом и перспективах города.

- Аркадий Михайлович, ваш уход с должности мэра - это самостоятельное решение или уступка региональной власти, активно внедряющей, следуя федеральному тренду, институт сити-менеджера?

- В обществе родился стереотип, что чиновник цепляется за кресло и его оттуда дустом невозможно вытравить. Мне стало понятно, что я не буду работать следующий срок, а в общем-то, не доработаю и этот, еще в 2008 году, когда я шел на выборы. Как бы это странно ни звучало от человека, 20 лет проработавшего на одном месте, я всегда считал, что людей на руководящих постах нужно менять. У меня по объективным обстоятельствам уйти не получалось. В 2008 году сложилось два таких обстоятельства. Первое - ШОС: уйти, когда многие инвесторы работали под гарантии мэра, было бы неправильно. Второе - прессинг со стороны правоохранительных органов. Я тогда не знал, что после первого дела возникнет второе, затем третье, четвертое, пятое! Нужно было разобраться в этой ситуации до конца. Прессинг был явно заказной, но безрезультатный. Все «дела» впоследствии развалились в судах или были закрыты самими право­охранительными органами. Но уйти до снятия всех обвинений и вопросов я не мог.

Поэтому я не считаю, что это некая уступка. Это мое внутреннее желание. Переход к новой системе управления городом картину несколько смазал, но сказать, что это нововведение я болезненно воспринял, не могу.

Лучше, чем британской королеве

- Но вы ведь сторонник традиционной схемы руководства муниципалитетом...

- Если бы вы меня лет шесть-семь назад спросили, какая модель управления городом самая лучшая, я бы однозначно сказал: та, по которой я работаю! С одной стороны, я имел максимальные полномочия, с другой - максимальную ответственность. Я готов был отвечать, но в руках должны быть все рычаги. Не уверен, что кто-то другой мог подписаться на такую же модель: не факт, что он бы одолел связанные с этим перипетии. Смотрите сами: в Нижнем Новгороде, Омске и Перми с 90-х сменилось пять мэров. Такая ситуация была во всех крупных городах. Исключение - Ростов, там за это время у власти было всего два человека. Некоторые главы не нравились населению, другие не могли наладить отношения с губернаторами, не все сумели защитить себя в этой ситуации. Так система виновата или люди? Может быть, нужно найти какую-то новую форму, чтобы минимизировать риски?

Раньше бы я был против того, чтобы представительная власть доминировала в управлении городом. Сейчас, анализируя ситуацию, понимаю, что разделение полномочий и ответственности - это возможность противостоять, например, неправомерному давлению правоохранительных органов.

- Но по сути мэр становится технической фигурой...

- Это не королева Великобритании, которая ограничена в полномочиях: устав города позволяет его главе «крутить» исполнительной властью как ему захочется. Если бы я оказался на месте руководителя в этом статусе, у меня бы исполнительная власть ходила по струнке. Для этого достаточно полномочий. Но я был категорическим противником того, чтобы главу города выбирали из состава депутатов, даже если он исполняет функции думского начальника. На общественных слушаниях удалось добиться, чтобы в устав был включен пункт о прямых выборах мэра. Он должен отвечать за состояние экономики и социалки перед всеми жителями города.

- В Челябинской области и на Ямале губернаторы, в прошлом главы городов, высказались против двоевластия в муниципалитетах. Возможен ли единый для субъектов РФ подход к схеме управления муниципалитетами?

- Решение этого вопроса отдается в первую очередь на откуп главам регионов, хотя определенные рекомендации от федерального центра тоже есть.

Такая специфика

- Как вы оцениваете управленческие решения нынешнего свердловского губернатора Александра Мишарина. В чем ключевые ошибки сегодняшней команды?

- Не очень корректно заниматься критикой в данной ситуации. Но в целом я скажу, что есть некоторое понимание существующих в области проблем, которое, предположим, отсутствовало раньше. Хотя у меня порой складывается впечатление, что у самого Мишарина есть понимание, а у его команды - не всегда. А это влияет на результаты работы. Тем не менее есть факты, когда понимание проблемы первым лицом, несомненно, сработало в плюс. Например, буквально за полгода была принята программа по развитию детских дошкольных учреждений. Я четыре года не мог выбить ее из предыдущего правительства.

- С экс-губернатором Эдуардом Росселем вы теперь работаете вместе. При этом сами признаете, что у вас специфические отношения.

- Специфические - не значит плохие. На то, что было, нужно смотреть трезво. Отношения были продиктованы существующим законодательством, которое вольно или невольно сталкивало интересы области и города как ее главного кормильца. У нас всегда было понимание, что раз мы, Екатеринбург, главные доноры, значит, нам нужны преференции. А логика губернатора была такая: «Ну вы же не одни! Есть территории, которые вообще ничего не зарабатывают. Что их, бросить на произвол судьбы?». Наверное, и та, и другая логика имеет право на жизнь. Последние годы у нас с Росселем отношения были достаточно спокойные и, на мой взгляд, достаточно уважительные. Теперь некоторые вопросы для области мы решаем совместно.

- Конфронтация между мэром и губернатором несла в себе положительные черты. Но всегда ли она уместна?

- Она уместна лишь в том случае, если городу есть что противопоставить области. Нужно обладать неким ресурсом для отстаивания своей позиции. У Екатеринбурга самостоятельная позиция была, ее подкрепляли кадровый и финансовый ресурсы, плюс качественные взаимоотношения с бизнесом. Конфронтационный тип поведения сыграл нам на пользу: мы смогли доказать свой путь развития. Но, конечно, вся эта ситуация прошла через мои нервы.

- Ситуация противостояния сложилась во многих субъектах РФ: причиной было противоречие между финансовыми ресурсами и полномочиями. Почему его не разрешил 131-й федеральный закон?

- Идея той реформы была прекрасная: давайте разделим полномочия, а под них дадим ресурсы. Но ничего не получилось: полномочия разделили, а деньги нет. Причем изначально позиция Госдумы была такая: давайте изменения в Налоговый, Бюджетный кодексы внесем, а потом будем принимать 131-й закон. Минфин уговорил депутатов Госдумы сделать наоборот. В итоге закон приняли, а поправки в кодексы внести забыли. Реформа ничего не изменила: где были проблемы с доходами, там и остались. Как небольшие муниципалитеты бегали на поклон к губернаторам за деньгами, так и продолжали. У нас полностью отобрали налог на прибыль, отчисления от НДФЛ и без того были минимальны... И мы поняли: ничего сверх того, что нам положено, мы не получим, но этот минимум уже не отберут. Плюнули на все и начали заниматься неналоговыми доходами. Мы их до такого уровня подняли! У нас был самый высокий в стране среди крупных городов неналоговый доход. Благодаря ему и выживали. Ведь все 90-е годы суть взаимоотношений города и области сводилась к тому, что она обрезала наши доходные источники. Обрезают, а мы как итоги подводим - у нас доходы. За счет чего? За счет неналоговых поступлений. На следующий год уже от этой базы обрезают, а мы снова выскользнули. Из налогов у нас был налог на землю и имущество, но собрать его было очень трудно, приходилось эффективно работать.

- Вы говорите о гибкой политике по отношению к плательщикам?

- Мы всегда очень взвешенно подходили к этому вопросу, не перегибая палку, поэтому у нас всегда был очень высокий уровень платежей. У нас за имущество платят практически все. Мы отрегулировали сборы, понимая, с кем имеем дело. Методика взимания этих платежей ориентирована на индивидуальный подход. Колоссальную работу проделали по выявлению налогоплательщиков-землевладельцев. Сегодня мы оперируем десятками тысяч плательщиков, а раньше их было всего несколько сотен.

Ход от безысхода

- Из-за земли у вас были трения с прокуратурой. Надзорные органы отбирали у застройщиков участки под жилищное строительство, которые им выделяла администрация. Это была ошибка мэрии?

- Нет. Все было законно. Это был ход от безысхода. Разработчики Градостроительного кодекса исходили из того, что выделение земли - процесс сиюминутный: написал заявление, пришел к чиновнику, он подписал документ и участок отдал. Успел до 1 октября 2005 года подписать бумагу - земля твоя, пришел 2 октября - иди на аукцион. Такую глупость мог придумать только человек, который вообще не понимает сути процессов, связанных с землеотводами. Это многомесячная работа: фирмы оформляют документы, отселяют с площадки и вкладывают в них деньги.

Когда эти правила были введены, мы не могли сказать: «Подписали вам документы, значит, вы молодцы. Идите, стройте. Не подписали - до свидания!». Хотя бы потому, что уже сотни миллионов рублей были вложены в эти участки. Кто бы эти деньги платил? Государство, которое приняло такой закон? Область, которая не стала вмешиваться в этот процесс? Или город, который был бы крайним в этом вопросе, потому что написал застройщику - извините, но мы на основании закона у вас землю отбираем?

Мы подошли к этому вопросу максимально творчески, хотя понимали, что ничего хорошего нам это не даст. Мы решили, что, если процедура выделения земли началась до 1 октября, мы ее приостанавливать не будем и доведем до конца по старому регламенту. Нюансы обсуждали с учеными и арбитражным судом. А нас обвинили в создании благоприятных условий для застройщиков. Если бы мы хотели дать преференции одной или двум фирмам, тогда все понятно. Но у нас таких фирм оказалось более двухсот.

Три года не было никаких проблем. Потом приходит новый прокурор, хочет себя как-то зарекомендовать. И начинает этот процесс. Землю отобрали. Под удар попали те, кто не успел на выделенных участках начать работы. Из двухсот застройщиков преследованиям подверглись около 30 компаний.

Свою правоту нам отстоять удалось. Разговоры о том, что мы нанесли ущерб бюджету, породили, вы меня извините, неграмотные журналисты. Люди на аукционе заплатили бы гораздо меньше, чем они вложили в эту землю. Мы всю жизнь строили за счет того, что у нас площадки освобождали застройщики. Именно потому мы имеем самые высокие в стране показатели по количеству построенного жилья.

- Екатеринбург строит много, но до областного плана по ежегодному введению 1 квадратного метра на человека недотягивает. Почему?

- Построить не проблема. Но для чего: чтобы стояло или чтобы купили? Насколько сегодня наш рынок готов воспринять такие объемы? Мы строим примерно 0,7 метра на человека. Рынок, с одной стороны, насыщен, а с другой - много жилья пустует. В отличие от нормальных экономик, где нет сбыта - и цена падает, у нас сбыта нет, а цена не меняется. Это происходит по разным причинам, в том числе из-за ограниченного доступа к кредитным ресурсам. Те же аукционы по земле резко увеличили стоимость метра. Не решен вопрос с подводкой инженерных сетей для освоения новых площадок. Зато все рассуждают о стоимости: «Мы можем построить квадратный метр за 20 тыс. рублей». Но это просто коробка без коммуникаций! А туалет-то во дворе будет?! Для каждой новой площадки нужны сети. Почему пошел проект «Академический»? Потому что мы решили комплексно вопрос по сетям вместе с инвестором-застройщиком «Реновой».

Без заторов

- В отличие от жилья метрополитен строится куда медленнее. Почему за столько лет вам не удалось выбить на подземку деньги из федерального бюджета? Может, стоило сэкономить на внутреннем оформлении станций? В Нью-Йорке, например, в метро зайти страшно, но на его функциональности это не сказывается...

- Про деньги: субъектом взаимоотношений с федеральным правительством город не является. Это специфика региона. А Свердловская область в плане получения федеральных инвестиций не уступала разве что территориям Черноземья: такой мощный субъект РФ получал мизерные деньги из казны. Мы вообще федеральных денег практически не видели, да и областных тоже. Строили только за свои. Такого нигде нет: метрострой во всех городах дотируется. А мы самостоятельно доводим такой масштабный проект до логического конца: за это время не потеряли строителей, не затопили станции.

В оформлении действительно имперские замашки присутствуют. Проекты первых станций еще в советское время разрабатывались. Последние более функциональны и менее помпезны. Можно было поменьше мрамора сделать. Хотя в общей стоимости метро оформление - это копейки.

- Что будет с наземными транспортными потоками? Пробки на дорогах увеличиваются сообразно росту парка автомобилей. Как эту проблему решить?

- Все, что нужно было запланировать и зарезервировать, сделано. Теперь сколько денег - столько песен. В 2008 году на все, что было связано с ремонтом дорог, запланировали 1,4 млрд рублей. А в 2009-м знаете, сколько? 425 миллионов! В области сказали: «Вам хватит, у вас доходы избыточные».

- В этом году ситуация лучше...

- За счет того, что получили 1,3 млрд рублей из федерального бюджета. Если бы не эти деньги, ничем она была бы не лучше. То есть сделали бы свои позорные 200 тыс. кв. метров ремонта и сидели бы лапу сосали. А так отремонтировали миллион метров.

- То есть транспортный вопрос будет решаться за счет строительства новых дорог и ремонта старых. А как же внедрение систем регулирования потоков?

- Одно другому не мешает. Малозатратные мероприятия реализуются все время - дополнительные полосы, светофорное регулирование, введение односторонних дорог, парковочные карманы.

- Считается, что решение транспортных вопросов будет способствовать мобильности населения городов-спутников. Какой вам видится судьба Большого Екатеринбурга?

- Этот проект родился в 2002 году. Если бы его можно было реализовать в то время, сегодня мы жили бы совершенно в другом городе, с иными перспективами. Тогда это было невозможно в силу позиции областной власти. Когда мы проект «Большой Екатеринбург» на программном совете обсуждали, я сказал, что его нужно заморозить, потому что в этих условиях он не будет реализован.

- Сегодня города-спутники выступают против слияния с Екатеринбургом. Как их заинтересовать? Или решение об объединении может быть спущено сверху?

- Найти решение, которое при любых обстоятельствах устраивает всех, невозможно. Но если мы смотрим на необходимость глобального развития этой большой зоны, агломерация должна доминировать как некая идея. Кому-то будет немножко лучше, кому-то немножко хуже. Объединение - процесс не быстрый, он должен носить естественный характер. Никакого распоряжения о слиянии, например, с 1 сентября будущего года, быть не может. Как заинтересовать территории? Надо находить взаимовыгодные решения по общим вопросам. Возьмем окраины Екатеринбурга и Верхней Пышмы. Как они застраиваются? Сараями и промзоной. А ведь это роскошная площадка для жилищного строительства. Но некоординированные действия городов этого сделать не позволили. Примеров тьма. Взять ту же дорогу между Березовским и Екатеринбургом. Нам ею заниматься некогда, но мы готовы к какому-либо участию. А Березовскому и 100 метров строительства такой дороги не потянуть.

И вообще, если мы хотим, чтобы у нас действительно территория преобразовалась, нужно проявить волю и не слушать отдельных людей, которые не хотят объединяться из-за сохранения собственной значимости и статуса, не думают о будущем. Объединение в Большой Екатеринбург - это абсолютное благо для всех жителей и нашего мегаполиса, и маленьких городов: Арамиля, Верхней Пышмы, Березовского, Среднеуральска.

Хуже гомосексуалиста

- Вы в прошлом - директор крупного завода. Какими соображениями вы руководствовались, когда в 90-х делали ставку на развитие непромышленного сектора, а не на крупные производства?

- С точки зрения моего прошлого, а я управлял 20-тысячным объединением и вышел из так называемых красных директоров, казалось бы, нужно развивать заводы. Но именно потому, что я знал подноготную этих предприятий, я тогда думал, что они на ближайшие десять лет (а сейчас понимаю, что уже почти навсегда) городу не помощники. Мы сосредоточились на развитии нового бизнеса, который мог дать быстрый эффект, в том числе на торговле. Я помню, как мы организовывали первые оптовые компании, как стали на какой-то момент дистрибьюторским центром от Волги до Новосибирска. И торговцев, которые на ящиках сидели, мы «не душили», несмотря на фразы: «Буржуев тут развели». А потом появились киоски с зарешеченными витринами, которые называли «собачьи будки». Затем павильоны, магазинчики. А рядом рос финансовый рынок, развивалась логистика. На выборах в 1999 году одним из тезисов, которым меня «плющили», был такой: «Россель за промышленность, Чернецкий за торговцев». В постсоветской России «за торговцев» - значило хуже, чем гомосексуалист (смеется)...

Самое главное, чем нам можно гордиться: в городе создана многоплановая конкурентная экономика. Есть города, не будем их называть, которые развиваются за счет федерального ресурса. Такая экономика уязвима: иссякнет этот источник и город загнется. В Екатеринбурге все наоборот. Денег лишних не было никогда, но зато сейчас мы одни из лидеров в торговле, строительстве, связи, на финансовом рынке.

- Финансовый рынок выражал недовольство тем, что мэрия создала свой банк. Насколько эффективным оказался этот шаг, что это дало бюджету?

- Ничего не дало. Муниципальный банк всегда работал в режиме обыкновенного коммерческого банка. Почти уже десять лет у него нет никаких бюджетных ресурсов. Он и не вырос, потому что у него были специфические задачи. Он нам помогал решать проблемы, связанные с расчетами за топливо, с развитием транспорта. Мы не боялись свои деньги в него вкладывать. В 1998 году этот банк был практически единственной финансовой структурой, которая не прекращала платежи. Сегодня там 200 тысяч индивидуальных счетов. Скорее всего, люди подумали: «За этим банком стоит глава города. Наверное, он не допустит, чтобы нас обманули, а то мы его не выберем в следующий раз». Это тоже элемент доверия.

- Как вы оцениваете перспективы развития Екатеринбурга как центра конгрессной деятельности? Насколько востребована сейчас инфраструктура, подготовленная к проведению ШОС?

- Чрезвычайно перспективное направление. Нет ни одного города, обладающего таким ресурсом для проведения крупнейших мероприятий, в том числе международного уровня, как Екатеринбург. Мы принимали съезд «Единой России», ШОС, БРИК, спартакиаду Газпрома, «Петербургский диалог», Иннопром. По гостиницам, особенно среднего класса, у нас лучше ситуация, если брать на душу населения, чем в Москве. В свое время мы смогли заинтересовать инвесторов в строительстве отелей. Были разные ситуации. Я помню первые разговоры с французским концерном Bouygues в 1999 году. Это был неудачный опыт. Они приехали, походили и уехали, ничего строить не стали. А через четыре года уже сами искали меня. Всего за последние семь лет мы построили более 30 новых отелей и гостиниц. И по этому показателю наш город сегодня абсолютный лидер, превосходящий города-миллионники в разы.

Благодаря традиционным объектам интереса (театры, торговые центры) и дополнительным точкам притяжения - Храму-на-Крови, обустройству Ганиной Ямы - удалось увеличить поток туристов в разы. Область в это направление тоже вложилась. Чтобы оно развивалось, нужно приглашать сюда разного рода конгрессы и конференции.

- Какие еще направления экономики могут стать точками роста для Екатеринбурга?

- Перспективны малые предприятия, работающие с инновационным продуктом. Сегодня это направление не развито, но для него есть база в лице оборонного комплекса. Нужно создавать условия для появления не десятков, а тысяч таких производств, они должны развиваться взрывным образом. Тогда мы получим хороший эффект.

Это вам не Москва

- Вы ушли: передела собственности, как в Москве, нам не ждать?

- Никаких оснований для передела нет. Нет фирм Чернецкого. «Атомстройкомплекс» сегодня работает не потому, что это якобы фирма Чернецкого, а потому, что это самый большой застройщик города. Есть определенный критерий оценки монополизации рынка. Так вот, если пять крупнейших компаний на локальном рынке строят более 60% жилья - он монополизирован. У нас пять крупнейших компаний в Екатеринбурге возводят 27 - 28% жилья. Одновременно жилье строят около двухсот фирм.

- О чем вы жалеете?

- Были в идеологическом плане моменты, которые мы плохо отработали: пропустили несколько голов. Эти голы сформировали определенное мнение, не соответствующее тому, что было на самом деле.

Гол первый - точечная застройка. Нет никакой точечной застройки! За эти годы мы выдали 3600 разрешений на строительство. Из них только 1% можно отнести к элементам точечной застройки. Зданий, которые вызвали неоднозначное восприятие у жителей, всего 44. Что это за объекты? Например, здание детского сада на улице Сыромолотова, 416. Или здание физкультурно-оздоровительного комплекса, православная часовня. При чем здесь точечная застройка? Были люди, которые возбуждали население, не пытаясь вникнуть в этот вопрос: «У нас как в Москве стало, кругом точечная застройка». Разве можно сравнивать масштабы Москвы и масштабы Екатеринбурга в этих вопросах? Мы ни на одной улице, ни на один метр не нарушили «красной линии». Сохранили все транспортные коридоры, которые можно было сохранить, исходя из условий 90-х.

Второй гол - не смогли адекватно ответить на инспирированную обвинительную PR-кампанию. Как в том анекдоте: «Ложки-то мы потом нашли, а осадок все равно остался». Все суды против наших сотрудников доказали их полную невиновность, но потоки лжи, дезинформации, вылившиеся на город, нанесли реальный и репутационный ущерб и Екатеринбургу, и моим коллегам. Раньше я считал, что корни этой чернопиаровской заказухи против городской команды - амбиции отдельных местных высокопоставленных силовиков. Но сейчас понимаю, что все гораздо сложнее: это были фактически попытки захватить основные отрасли городского хозяйства (сохраненные нами в муниципальной, кстати, собственности) через расшатывание или даже устранение действующей городской власти.

- Теперь у вас больше свободного времени? Семью чаще видите?

- Вы знаете, семья привыкла. Я вообще за всю жизнь, как пришел с армии мастером на завод, ни дня не работал в нормальном режиме. Если и вдруг появляюсь в пять вечера, жена сразу спрашивает: «Ты заболел?». Она другой аргументации не знает...