Главная проблема промстроя — не санкции
Гендиректор Уралэнергостроя Виктор Суруда определил болевые точки сектора промышленного строительства
— Виктор Борисович, вы, похоже, не испытываете никаких проблем в связи с замедлением роста экономики. В 2013-ом выручка УК приросла на 36%, чистая прибыль увеличилась в пять раз. С чем связаны такие результаты?
— В прошлом году мы вышли на финальную стадию строительства четвертого энергоблока Белоярской АЭС и ввели парогазовую установку на Пермской ТЭЦ-9. Мы выполняли очень большой объем относительно дорогих работ (например, на БАЭС мы в месяц укладывали по 500 — 600 км кабеля, для России это прецедент).
В 2014-ом мы еще нарастим выручку, но потом, очевидно, нас ждет небольшой спад. БН-800 будет сдан, основными проектами станут Академическая ТЭЦ и реактор на быстрых нейтронах в Димитровграде. Думаю, что 16 — 17 млрд в 2015 году мы сделаем.
Но наш потенциал куда больше. Сформированная нами структура управления позволяет одновременно вести несколько масштабных строек. Потому сейчас мы очень заинтересованы в попадании в проект по строительству завода под Томском. Выиграем конкурс — будем на коне.
Есть у нас надежды и на строительство БН-1200 на БАЭС и в Челябинской области. Но пока Росатом отмашки не дал. И даже если это случится в ближайшее время, проектирование реактора займет в лучшем случае два года.
Очень хотелось бы попасть на объекты за границей. Сегодня Россия участвует в модернизации энергокомплекса Турции и Аргентины. Думаю, что будут и другие проекты.
Хорошие Советы
— Вы сказали, что ваш потенциал обеспечен структурой управления. Что в ней особенного?
— По сути, мы выступаем в роли генподрядчика, внутри которого накоплены компетенции по инженерной подготовке проекта и по его управлению. Вокруг УК — пул субподрядчиков как аффилированных с нам, так и независимых. В первой группе находятся компании, которые занимаются, например, подачей электрической и тепловой энергии, проектной организацией строительства, механизацией, подачей бетона, контролем качества, расселением рабочих, обеспечением техники безопасности. Всего их около 30, многие из них в «прошлой жизни» были отделами внутри Уралэнергостроя. Вторая группа состоит примерно из сотни предприятий.
В экономическом плане такое дробление дает максимальную устойчивость всей структуры. Даже субподрядчики, которыми мы владеем, живут как самостоятельные предприятия, УК для них — один из заказчиков.
Правильность этой модели от обратного доказало строительство объектов для сочинской Олимпиады. После ее окончания российский стройкомплекс пережил череду банкротств. В небытие ушли и очень мощные игроки вроде омского «Мостовика» или Инжтрансстроя, которые в сумме получили контракты на 129 млрд рублей. На мой взгляд, причиной их гибели стала советская система управления, которая предполагает сохранение всех компетенций внутри одного предприятия. Компания, которой работают 5 — 10 тыс. человек априори не может быть гибкой, не умеет быстро приспосабливаться к изменившимся условиям.
БН-800 выйдет на полную мощность в 2015-ом
— То, о чем вы говорите, принято называть словом инжиниринг. Но вам, я так понимаю, ближе понятие генподрядчик…
— Да, нас в полной мере можно назвать инжиниринговой компанией. Но здесь есть один тонкий момент: мы не снимали кальку с Запада, как это сделали некоторые компании, а привнесли в инжиниринг советско-российский опыт. Его основной постулат — сила генподрядчика в его субподрядчиках. С последними мало вести себя честно, нужно заботиться о них, заниматься их обучением. Субподрядчики пользуются плодами нашей инженерной подготовки. Она сокращает их издержки, повышает производительность труда и, в конечном счете, делает работу безубыточной.
А что делают компании, скопировавшие иностранный опыт? Уничтожают институт субподряда. Нанимают первые попавшиеся компании и зарабатывают на том, что, подчас под надуманным предлогом, недоплачивают им. Это называют капитализмом. На мой взгляд, такие фирмы дискредитируют саму идею инжиниринга, потому что не понимают производственного процесса. Эта модель в России не приживется и рано или поздно с рынка уйдет.
Плохие Советы
— Не так давно мы выпустили рейтинг строительных компаний Урала и Западной Сибири. По сотне крупнейших участников видно, что прибыльность бизнеса неуклонно снижается. Можно ли переломить этот тренд?
— Рентабельность по чистой прибыли в нашей отрасли действительно очень низкая. По энергообъектам она находится на уровне 3 — 5%. Все дело в ценообразовании, которое до сих пор основано на советских лекалах. Стоимость контракта, которую определяет заказчик, зачастую не имеет ничего общего с реальностью. А нам для выигрыша в тендере нужно еще ее снизить. Чтобы получить прибыль генподрядчику приходится каждый раз применять не только инженерные технологии, но и инженерную смекалку.
Я убежден, что в ценообразовании нужно переходить на ресурсный подход. Сколько стоит щебень, песок или металл, всем хорошо известно. И именно эти данные должны быть заложены в стоимость контракта.
И еще один момент — торги на генподряд необходимо организовывать сразу после стадии П, чтобы мы могли руководить стадией РД. Нам это позволит снизить издержки и нарастить прибыльность, заказчику — уменьшить стоимость объекта.
— Продолжая разговор о торгах, не могу не спросить, почувствовали ли вы какие-либо позитивные изменения в связи с началом функционирования Федеральной контрактной системы? Стали ли заказчики присматриваться к квалификации подрядчика, или цена по-прежнему имеет определяющее значение?
— Глобально ничего не изменилось. Возьмем последний пример — реактор в Димитровграде. Если бы мы не опустились по цене ниже наших конкурентов, то не смогли бы победить. Хотя в конкурсной документации нестоимостные характеристики занимали 40%, они как будто не учитывались. Один из наших соперников ни разу в жизни не строил реакторы с металлическим теплоносителем, другой — реакторы вообще. Однако за квалификацию все получили максимальный балл. Это даже обидно.
В контракте по строительству завода под Томском вес цены — 90 баллов. Квалификационные требования в этом заказе — простая формальность, которая, тем не менее, может послужить поводом выкинуть компанию из конкурса.
— Могут ли отразиться на вашей отрасли санкции со стороны западных государств?
— Атомщиков они затронут не должны. Да и мы не слишком сильно зависим от Запада в этом сегменте. При строительстве БН-800 почти все материалы и оборудование были закуплены в России.
Санкции могут оказать влияние разве что на тепловой сегмент: основные поставщики газовых турбин и технологий их производства — иностранные компании. Но особых опасений я не испытываю. Во-первых, программа
реализации договоров предоставления мощности (ДПМ), обеспечивающая ввод новых энергообъектов, почти завершена. Во-вторых, Россия взяла курс на локализация производства турбин (один из ярких примеров — СП Siemens и ленинградского завода «Силовые машины»).
Главная проблема промстроя — не санкции, а слабость проектировщиков и неэффективность и некомпетентность заказчика из негосударственных компаний. Зачем содержать тысячные офисы? Мы по нескольку месяцев ждем, чтобы в бумажке расписались все «нужные люди». В прежние времена все решало гораздо меньшее количество людей. Вредная бюрократия тормозит начало и реализацию проектов.
Трест «Уралэнергострой» был образован в 1938 году. Он объединил организации, занимавшиеся возведением энегообъектов. За три довоенных года УЭС ввел в эксплуатацию 11 турбин общей мощностью 250 МВт, а также 69 котлов суммарной производительностью 2,3 тыс. тонн пара в час. С 1941-го по 1945-ый Уралэнергострой ввел в строй 57 турбин (суммарная мощность — 873 МВт, 147 котлов (6,45 тыс. тонн пара в час), 1122 км ЛЭП. Во второй половине 40-ых — начале 50-ых УЭС одну за другой возвел Нижнетуринскую, Серовскую, Южно-Уральскую, Верхнетагильскую и Кармановскую ГРЭС. Две последний стали первыми на Урале гигаваттными станциями (их мощность — 1,6 и 1,8 ГВт соответственно). ЗАтем были введены Сургутская и Пермская ГРЭС, а также на тот момент крупнейшая в Европе пылеугольная Рефтинская ГРЭС (ее мощность — 3,8 ГВт). В середине 50-ых УЭС начал строительство Белоярской АЭС. В 1964 был возведен первый блок мощностью 100 МВт, а в 1967-ом — второй (он включал в себя атомный реактор и два турбогенератора по 100 МВт, в настоящее время оба блока законсервированы). В 1980-ом на БАЭС был запущен реактор на быстрых нейтронах БН-600. Изначально предполагалось, что он прослужит 30 лет. Но при помощи реконструкции жизнь блока продлили до 2025 года. В сумме Уралэнергострой возвел три десятка различных по масштабу энергообъектов и около 4,5 млн кв. метров жилья (по сути, благодаря тресту в Свердловской области возникли Верхний Тагил, Заречный, Среднеуральск и поселок Рефтинский, в Пермской крае — Добрянка и Яйва. В 1992-ом трест был преобразован в ОАО, которое в 2003-ем превратилось в ООО «УК “Уралэнергострой”». В том же году компания выиграла конкурс и стала генподрялчиком строительства четвертого энергоблока Белоярской АЭС с реактором на быстрых нейтронах с натриевым теплоносителем БН-800 (начнет работу на номинальном уровне мощности — 880 МВт — в 2015 году). |