Ветер, солнце, интеллект

Банковские стратегии

Эпоха углеводородов завершается, мировая экономика находится на пороге глобальных перемен. Принять новый порядок непросто, придется избавляться от стереотипов, фантомов и собственного страха, говорит директор по исследованиям и аналитике Промсвязьбанка Николай Кащеев

Переписывание прогнозов социально-экономического развития для федеральных ведомств перешло в разряд национальной забавы. Цена нефти имеет ключевое значение для определения темпов сокращения расходов бюджета, все время подчеркивают чиновники. Между тем в научном и экспертном сообществе закат эпохи господства углеводородов пророчат с неизбежностью. 

— Следить сейчас за скачками цен на нефть в ожидании чуда — значит терять драгоценное время. А мы его и так достаточно упустили. Пока мы уповаем на этот фантом, в мире происходят очень серьезные вещи. Идет дискуссия на предмет поиска глобальных стратегических решений. Лично у меня нет абсолютно никаких сомнений в том, что мировую экономику и общество ждут глубокие перемены. Процесс будет серьезным и затронет не только государство и крупных участников экономического процесса, но и все предпринимательство, а также население, — заявил на форуме в Екатеринбурге «Экономические тренды 2016 года» директор по исследованиям и аналитике Промсвязьбанка Николай Кащеев.

Мы попросили эксперта обосновать позицию в интервью нашему изданию.

Не заводится

— Николай Игоревич, мы вроде уже привыкли за последние 10 — 20 лет к тому, что кризисы имеют обыкновение заканчиваться. Но, судя по вашему выступлению, на этот раз все пойдет как-то не так…

— Вне глобального контекста на эту тему рассуждать бесполезно. Именно эту мысль я и пытался донести до аудитории форума. Давайте вспомним кризис 2008 года, который мы с вами уже почти забыли, стали воспринимать его как некое случайное событие далеко на горизонте. Тогда у нас была сильная реакция на произошедшее — на обрушение нефти с 140 долларов до ниже 30 долларов, причем за очень короткое время. Но через такое же очень короткое время нефть восстановилась. Снова начался экономический подъем, медленный, неспешный. Неуверенный. Мы расслабились и не заметили многие очень серьезные вещи, например, что это была только первая волна. Вторая волна мирового кризиса началась в 2012 году, когда перекредитованные государства юга Европы — Греция, Испания, Италия — испытали большие трудности с рефинансированием своего огромного долга. Новый полноценный кризис все же удалось остановить, причем — в основном репликами главы Европейского ЦБ, который тогда просто все время заявлял: мы поможем. И этого оказалось достаточно, чтобы погасить пожар. Но все еще не было ответа на вопрос о том, что будет дальше. Все почувствовали хрупкость равновесия мировой экономики. Надежда много лет возлагалась на развивающиеся страны, но она не оправдалась в полной мере. БРИКС уже практически не существует. Мы с Бразилией примерно в равных условиях находимся, теперь — в рецессии. В Китае, вы знаете, торможение… Мировые финансовые власти, напуганные, стараются предотвратить новый спад с помощью колоссальных эмиссий. Этой стимулирующей политикой центральные банки всего мира пытаются удержать, по сути, небольшой рост. Представьте себе: в течение восьми лет на рынке экономически крупнейших стран мира сохраняются нулевые ставки. Притом больше всех денег в процессе такого многолетнего стимулирования печатал Народный банк Китая. Но год за годом оказывается, что эти беспрецедентные усилия не очень успешны.

Революция мысли

— Почему эти меры не дают эффекта?

— Ну не хочет мир развиваться по прежним лекалам! Поэтому и возникают новые вопросы, например: какие технологические изменения ожидают нас, и в связи с этим — какой бизнес находится под угрозой в мировом масштабе, а в какой стоит инвестировать, и много. Что происходит с валютно-финансовой системой? Останется доллар валютой номер один в мире или нет? Я очень коротко перескажу направления мировых дискуссий в этом отношении.

Начнем с технологий, которые, вероятно, будут господствующими в течение следующих 10 — 15 лет. Считается, что нас ждет новая индустриальная революция. Она имеет три составляющие. Первая — это альтернативная энергетика, вторая — так называемая распределенная экономика, третья — искусственный интеллект. Серьезные книжки в большом количестве, к сожалению, на английском языке, пишутся по поводу этих процессов. Лаборатории всего мира, не покладая рук, трудятся над третьей (или четвертой — кто как считает) промышленной революцией. И, как правильно сказали на энергетической сессии нынешнего гайдаровского форума в Москве, для того, чтобы произошла какая-то технологическая революция, она должна прежде всего произойти в головах. Решения, принятые сегодня в мире по программе перехода к альтернативной энергетике, говорят, что это уже случилось. Китай, например, уверен, что к 2040 году почти половина его энергетики будет основана на возобновляемых ресурсах, включая биологические. США — уже признанный лидер по инновациям в области генерации и использования электричества. Больших успехов добилась в этом деле Германия. Корейцы активно работают в этом направлении. Так что решение о переходе к альтернативной энергетике в головах на сегодня уже с очевидностью устоялось. За шесть лет цены на солнечные батареи упали в десять раз. Подсчитано: внедрение электрических автомобилей в течение десяти лет высвободит с рынка 2 млн баррелей нефти. А ведь 70% мировой нефти уходит сейчас на то, чтобы обеспечить потребности транспорта. Влияние на экономику от этого сокращения спроса будет значительное. И, наверное, все это будет происходить еще быстрее, чем предполагалось, в том числе с помощью Китая, у которого проблема экологии стоит очень остро, а Китай умеет хорошо перевыполнять свои пятилетние планы.

Второй аспект индустриальной революции заключается в появлении нового типа предпринимателей, которые являются одновременно и производителями, и потребителями.

Картина будет выглядеть примерно так. Индивидуальный предприниматель производит продукцию в рамках своего маленького городка. Например, электроэнергию. Он продает электроэнергию, когда на крышу его дома светит солнце, и покупает ее из сети, когда этого солнца нет. Он печатает для себя какие-то вещи на принтере, снимая таким образом часть нагрузки с заводов, к которым мы привыкли. А отходы производства и потребления перерабатываются почти полностью на месте — в этом же городке. Это называется распределенная и «циркулирующая» экономика, circular economy. И у этого процесса есть дополнительные позитивные моменты, потому что таким образом открываются дополнительные возможности для индивидуального предпринимательства. А вопрос встанет остро: высвобождение рабочей силы из-за автоматизации производства будет набирать силу. Например, более 40% рабочих мест США находятся под среднесрочной (несколько лет) угрозой полной ликвидации из-за роботизации.

Мы проспали тот самый момент, когда надо было всерьез задуматься и что-то начать делать — в плане реструктуризации экономики

При новой экономике требуется минимум внешних ресурсов, которые необходимы для ее функционирования, одновременно снижается роль центра, центрального правительства. Это объективно диктует размывание границ и снижение уровня влияния государства с точки зрения регулирования бизнеса, потому что бизнес с легкостью имеет возможность отказаться от централизованных структур, организуя свои сетевые структуры и т.д. Это новая ситуация, которая затрагивает и экономику, и социальную сферу. Она непривычна для нас.

— В современной экономической модели банки занимают важное место. Они вышли далеко за пределы функций накопления и кредитования. Что они будут делать при новой конструкции?

— Финансовую систему также ждут изменения. Не только у банковской системы появится жесткий конкурент в виде «распределенных» финансов, но у самих центробанков и национальных валют — в виде виртуальных валют. Тут мы получаем всего-навсего лишь логическое развитие плавающих, так называемых «необеспеченных» валют. Опыт совсем новый, он только нарабатывается. Но уже на этой основе создаются новые технологии, которые открывают перед крупнейшими мировыми банками возможность резко снизить издержки и риски операций. Что это такое, что за технология?

Если говорить упрощенно, это такая большая база данных о торгуемых активах, которая позволяет с одной стороны избежать регулирования из какого-то центрального места, поскольку она — как облака, в компьютерном смысле слова. Но с другой стороны любой участник или владелец того или иного актива может получить доступ к такой базе, проконтролировать корректность сделки, что позволяет осуществлять сделки между участниками, владельцами активов без посредников. Вы можете купить дом у человека, которого в глаза не видели. Вы можете продать машину человеку, которого никогда не увидите. А он с помощью электронного ключа, не встречаясь с вами, просто забирает машину в каком-то месте, на которое вы ему указали. Говорят, что Goldman Sachs провел оценку улучшения эффективности банковской деятельности с помощью вот такого рода механизмов, убирающих посредников: это ведет к удешевлению кредита на 0,5 процентного пункта. Нам с нашими ставками на рынке это, возможно, сейчас даже смешно. Но в мире низких ставок — более чем серьезно. Я думаю, что однажды мы присоединимся к этому сообществу, это тоже произойдет достаточно быстро. Пока эта штука распространяется на компьютерных гиков и наиболее продвинутых людей в области бизнеса. Однако лиха беда начало. Это те самые механизмы, структура для финансовых операций, которые позволяют в конечном итоге прийти к децентрализованной, неконтролируемой центральными банками валютной системе во всем мире. Фантастика на сегодня? Возможно, да. Но направление движения от золотого обеспечения через плавающие валюты к наднациональным валютам, на мой взгляд, достаточно прозрачно, если посмотреть на эту ситуацию с высоты нескольких лет.

Придется поверить

— Как мы можем реагировать на эти сигналы к переменам?

— Боюсь, что мы с вами опять проспали тот самый момент, когда надо было всерьез задуматься над этим и что-то начать делать — в плане реструктуризации экономики. На самом деле, отвечать на эти вызовы надо было бы самое позднее с 2013 года, когда у нас еще не началась рецессия. Уже тогда ВВП практически не рос, хотя нефть была 110 долларов за баррель. Этот момент, когда звонил колокол, когда необходимо было принять срочные меры, чтобы возобновить падающее инвестирование в основной капитал, но этого сделано не было.

На сегодня мы имеем и структурную рецессию, и падение инвестиций в основной капитал, и антикризисную программу лишь для латания дыр. Это что угодно, но не стратегия. Попытка повторить меры кризиса 2008 года, чтобы попытаться экономике не дать снижаться дальше, — вот и все.

— Давайте вернемся к вопросу изменений энергетических балансов. Дискуссии на эти темы тоже шли на российских площадках давно. Но реакция аудитории, которую мне доводилось наблюдать, была примерно такова: «Все это фантазии больных на голову европейцев, куда они без нашей нефти». Когда до наших правящих элит дойдет, что это уже далеко не фантазии?

— Когда наши элиты сменятся. Начать мыслить новыми категориями, да еще в долгосрочной перспективе, всегда сложно. Особенно когда проблемы стоят сейчас… У меня до встречи с предпринимателями в Екатеринбурге был завтрак с представителями прессы, и я два часа рассказывал примерно то, что сейчас говорю вам: что происходит с нашим миром, что происходит с Россией в глобальном контексте. Но журналисты через некоторое время все равно начали задавать вопросы — а что же ожидает нас завтра и как жить в этом бурном мире, который меняется буквально в течение недели…

— Я тоже не могу справиться с искушением задать вам те же вопросы: например до какого уровня может падать нефть?

— Ну, десять долларов нефть, конечно, стоить не будет, хотя бы потому, что есть элементарные вопросы себестоимости, и прямо завтра мир полностью отказываться от потребления нефти и металла тоже не будет. Просто они будут стоить гораздо меньше, чем до 2014 года. 50 — 60 долларов — это предельный уровень нефти, который мы увидим в ближайший год. И даже это, возможно, будет похоже на так называемый «отскок дохлой кошки». То есть когда актив, который приговорен к тому, чтобы быть низким в цене, в один из моментов возрастает на короткое время, чтобы потом уже существенно не вырасти.

— Как вы оцениваете действия нашего регулятора в этот кризис в целом?

— Сейчас модно обвинять ЦБ РФ даже в том, что у нас недиверсифицированная экономика. Но ЦБ сделал очень много правильных вещей. Например, в период самого жесткого развития ситуации помог банковской системе ликвидностью. Не допустил ситуации кредитного обрушения, как в 1998 или 2008 годах.

Основа бизнеса одинакова во всем мире: это наличие стратегического мышления

Еще одна претензия к ЦБ — ужесточение политики по отношению к банковским институтам. Здесь регулятора тоже можно понять: ЦБ не хочет, чтобы экономика оказалась под дополнительным риском из-за того, что у банков возникают серьезные проблемы.

Если же говорить о высокой ставке, то тут есть вопросы. Но есть и опасения Центробанка, что инфляция вернется из-за разовых факторов.

Инвестиция в инициативу

— Если мы соглашаемся с тезисом, что через 20 лет наша нефть не будет нужна миру, какие элементы долгосрочной стратегии сейчас должны быть заложены в программные документы?

— Для этого надо понять, а что больше всего будет цениться в изменившемся обществе. На мой взгляд, это инновация, творчество, человеческий капитал. Таковы должны быть сейчас и наши инвестиции. Да, наша проблема в том, что наша среда до сих пор неблагоприятна для широкого развития бизнеса. Но надо понимать: конкуренция на рынках в будущем будет только возрастать. Причем конкуренция со стороны нетрадиционных участников экономики, нетрадиционных экономических субъектов.

Второе, что мы должны сделать сейчас, — это открыться как можно шире миру, мы достаточно сильно отличаемся от маленьких экономик, чтобы закрываться

— То есть концепцию экономической самостоятельности вы не поддерживаете?

— Имеете в виду так называемое импортозамещение? В общем случае это консервация отсталости, путь в тупик. Я не понимаю, что такое «импортозамещение», зато я понимаю, что такое конкуренция. Если вы считаете своей целью повышение уровня жизни ваших граждан, а не какие-то заоблачные непрактичные идеи, то совершенно не обязательно все производить самим, можно и нужно включаться в сложные глобальные производственные цепочки. Приобретается технологический опыт, люди получают хорошую работу и т.д. Надо искать.

— А что мы можем экспортировать в будущем, если не нефть?

— Мы можем искусственно придумывать разные вещи, вычислять какие-то отрасли, которые являются, на наш персональный взгляд, конкурентоспособными с мировой точки зрения, как уже были попытки с теми же нанотехнологиями. С нашей точки зрения, это такой же риск, как и у любого другого бизнеса — попасть не в ту нишу, потому что это решение субъективное. Поэтому я исхожу из того, что рынок должен сам определить точки конкурентоспособности, а мы должны, обнаружив такие точки, их поддержать. Я сторонник того, чтобы в принципе поощрялось развитие инициативы, формирование рыночной личности. Образование и просвещение должны быть направлены на то, чтобы люди были в курсе современных трендов, умели трезво оценивать эти тренды, анализировать более-менее ситуацию и быть готовыми к конкуренции в любых областях. Вот такие навыки надо развивать, а также навыки к формированию горизонтальных связей, то есть способность договариваться. Знаете, как во многих западных школах дают главный начальный навык — это умение общаться со сверстниками. Это неспроста делается, это очень хороший опыт, потому что это потребуется в новой экономике.

Вот что нам нужно, так это всякое стимулирование предпринимательства, инициативы вообще. А рынок сам найдет такие отрасли, где мы можем что-то делать. И обнаружить такие точки конкурентоспособности можно абсолютно в любой отрасли.

— Но что делать сейчас нынешним предпринимателям? Как им строить бизнес в эпоху готовящихся перемен, которые вы описали?

— Мне очень нравится выражение Рузвельта: «Единственное, чего нам нужно бояться, так это собственного страха». В конечном итоге мир не первый раз переживает глобальные изменения, и предприниматели всегда находили выход из сложных ситуаций за счет нестандартных идей и решений. Для этого достаточно изучить уроки Великой депрессии. Я собирал истории, как ее переживали средние и малые предприятия. Это были очень-очень тяжелые времена — огромный рост безработицы, падение, потом некий рост экономики, но снова глубокое падение — серьезнейший удар по экономике США с последствиями для бизнеса, с последствиями для множества людей. Вот, к примеру, компания Cornell Iron Works была основана в 1828 году, выпускала двери для промышленных помещений. Во время Великой депрессии ей пришлось сократить расходы на 75%, владельцы вынуждены были продавать имущество ради спасения бизнеса. Но она выжила, и только потому, что нашла новую идею, стала заниматься более широкой деятельностью: заказами по производству дверей для автомобилей и сейфовых дверей, например, для музея Metropolitan в Нью-Йорке. Другой пример — пивоваренная компания D.G. Yuengling & Son: во время депрессии она открыла молочную ферму, начала делать мороженое и инвестировать в шоу-бизнес. Bixler's — старейшая ювелирная компания США ведет историю с 1785 года. В Великую депрессию открыла «библиотеку драгоценностей», выдавая свои изделия напрокат.

Этими компаниями, а они существуют на рынке до сих пор, управляли люди, которые смогли выйти из чрезвычайно тяжелой экономической ситуации: буквально несколько десятков лет сильнейшей волатильности, глубокого падения экономики. Я думаю, это достаточно специфические уроки, но и они говорят нам о том, что лидеры бизнеса потому и лидеры, что обладают находчивостью. Понятно, вы скажете, что это совершенно другая бизнес-среда. Согласен, но основа бизнеса одинакова во всем мире: это наличие стратегического мышления.

Если сейчас предприниматель принял для себя решение строить свой бизнес дальше, развивать его, его интересы не должны ограничиваться текущим курсом рубля. Именно это я пытался донести до предпринимателей в Екатеринбурге.