Концерт для партии с правительством
Фото - Андрей Порубов |
В колосистые советские времена этот материал пошел бы в рубрике «Навстречу съезду». Да и теперь он, считайте, занимает передовицу. Как ни иронизируй над старомодностью лексики, но от решений VII съезда партии «Единая Россия», который состоится в Екатеринбурге в начале декабря и будет посвящен государственной промышленной политике, во многом зависит, насколько современной, жизнеспособной будет наша экономика. «Единая Россия» как наиболее могущественная сегодня партия имеет шанс проявить себя реальной политической силой и, повлияв на деятельность федерального правительства, организовать национальный прорыв. Но может, как это часто у нас случается, и заболтать проблему, ограничиться предвыборной пропагандистской трескотней.
Дабы
процесс не разворачивался по второму сценарию, принимающая сторона,
местная власть, организовала накануне съезда несколько дискуссионных
площадок. В их числе — слушания в палате представителей областного
законодательного собрания (точка зрения председателя палаты Юрия
Осинцева представлена в рубрике «Позиция»), заседание регионального
отделения Клуба политического действия «4 ноября» (под руководством
того же г-на Осинцева), а также конференция «Промышленная политика в
Германии и России: опыт и перспективы».
Кто виноват
После весеннего послания президента Федеральному собранию, объявившего приоритетами национальной промышленности энергомаш, авиакосмос, судостроение и автопром, в элитах, кажется, наступило долгожданное единодушие: сырьевая экономика не отвечает (да что вы говорите!) интересам государственного суверенитета, надо восстанавливать обрабатывающий сектор. Для директората — это живительный бальзам на израненные в схватках с «сырьевой бюрократией» сердца.
На предсъездовских «посиделках» то и дело рокотало апокалиптическое: промполитики как не было, так и нет; в федеральном правительстве разговаривать не с кем; ресурсы для развития исчерпаны.
Анатолий Павлов, корпорация «Финпромко»:
— В машиностроении чудовищный моральный и физический износ оборудования: 20 — 30 лет работы не предел. При этом не то что оборудование — инструментальную сталь привозим изза рубежа. Но если покупаешь станок за границей, выплачиваешь на пошлинах и налогах 35% его стоимости. Хорошего станочника не найдешь. Средний возраст рабочих 50 лет, молодежи ждать неоткуда. 90% подготовленных в ГПТУ ребят уходят на свободный рынок труда в поисках лучшей жизни.
Николай Малых, «Уралвагонзавод»:
— Машиностроение прессуется тарифной политикой государства и естественных монополий. Рентабельность отрасли — всего 2 — 3%. Наиболее интеллектуальная подотрасль, станкостроение, уже угроблена.
Виталий Недельский, Уральский турбинный завод:
— Если в России обновление фондов в машиностроении происходит темпами 1,5% в год, в США, Германии, Японии — до 20%.
Алексей Дегай, Северский трубный завод:
— Заказы на модернизацию металлургического оборудования размещать негде. Западные производители загружены на пятилетку вперед, а наши не дают необходимого качества. В России практически не осталось технологов.
Владимир Кальсин, Свердловэнерго:
— Износ энергосистемы Свердловской области — 80%, транзит электроэнергии ненадежен.
Через два года достигнем предельного физического износа мощностей. Дальнейшее продление ресурса региональной энергосистемы будет невозможным. Свердловская область станет энергодефицитной.
Владимир Фролов, банк «Северная казна»:
— 18% НДС — это заградительная ставка для роста экономики. Процветает воровство экспортеров на возврате НДС, образуются целые коррупционные группы. Прибавьте к этому льготы для сельского хозяйства, производства детских товаров и т.д. На деле в бюджет поступает не 18, а 10%. Кроме того, возврат НДС стимулирует экспортеров сырья и низкопередельной продукции, перенося нагрузку на перерабатывающие отрасли. Нужно снижать НДС до 10 — 11%, одновременно отменить все возвраты и льготы. Бюджет будет получать столько же, зато дадим вздохнуть машиностроению.
Резюме — требования в адрес государства. В их числе протекционизм (через таможенную, сертификационную политику, стимулирование СП) и поддержка экспорта; снижение НДС и ЕСН для предприятий, модернизирующих производство; отмена таможенных пошлин на высокотехнологичные импортные средства производства; освобождение от налога на прибыль затрат на обучение персонала; ограничение роста тарифов на услуги монополистов; инвестиции в промышленную инфраструктуру (транспортную систему, энергетику, связь, жилье); предоставление госгарантий под кредиты российских и зарубежных банков.
Что делать
Что обещает государство? Рассказывает Валерий Язев, председатель комитета Госдумы по энергетике, транспорту и связи:
— В работе над федеральным бюджетом следующего года удалось существенно подкрепить финансами отдельные направления промышленной политики. Общий объем госинвестиций по ФЦП составит более 290 млрд рублей: это в 1,4 раза больше, чем в 2006 году. Только по программе развития атомного энергопромышленного комплекса в 2007 году выделяется 18 млрд рублей, в том числе на работы над реактором на быстрых нейтронах БН800 на Белоярской АЭС, включая создание элементов промышленной технологии замкнутого топливного цикла. Почти на треть возрастут затраты федерального бюджета на строительство и содержание автомобильных дорог. Для организаций-экспортеров наукоемкой продукции предусматриваются средства на госгарантии и субсидирование процентных ставок по кредитам, получаемым под экспортные контракты. Правительство приняло решение по освобождению от таможенных пошлин около тысячи видов технологического оборудования, аналоги которого не производятся в России. Необходимо завершить разработку и внести в Госдуму закон об участии иностранных акционеров в капитале российских стратегических организаций. Кроме того, на повестке дня гармонизация российских стандартов с международными: в России их 25 тысяч, средний уровень гармонизации — около 40%. Зачастую это служит препятствием к участию наших предприятий в тендерах на поставки продукции за рубеж.
А зампред экспертного совета при комитете по промышленности РСПП Сергей Афонцев напоминает об инфраструктурных начинаниях: накачан Инвестиционный фонд, предназначенный для финансирования проектов инфраструктурного развития (164 млрд рублей); формируется Венчурный фонд для инвестирования на паритетных паях с бизнесом (500 млн долларов бюджетных средств); на базе Внеш-экономбанка, Российского банка развития и Росэксимбанка планируется создание Государственной корпорации развития с уставным капиталом 2,5 млрд долларов, рассчитанной на участие в долгосрочных программах, в том числе экспортной направленности; возникают особые экономические зоны (одной из крупнейших обещает стать «Титановая долина» в Верхней Салде Свердловской области), на создание технопарков в следующем году из федерального бюджета выделяется 2 млрд рублей.
Тонкий дохнет, толстый — сохнет
Таким образом, государство на волне благоприятной внешнеэкономической
конъюнктуры, казалось бы, использует инструменты как «жесткой», так и
«мягкой» промполитики (яркий пример первой — отечественный авиапром,
см. «И себе, и людям»). Но все не так безоблачно.
Во-первых, применяя и «жесткий», и «мягкий» подход, представители
правительства демонстрируют не гибкость, а скорее неспособность
договориться между собой. Минпромэнерго строит национальные
«чемпионские» холдинги (в том же авиапроме, автопроме, судостроении).
МЭРТ увлечен особыми экономическими зонами, а Минфин неустанно твердит,
что это — способ ухода от налогов и опорожнения бюджета. «Лебедь, рак и
щука», — вспоминали многие участники уральских конференций.
Во-вторых, следствием этого становится незначительный масштаб поддержки
инновационной сферы. Сергей Афонцев настаивает: «55,7 млрд рублей на
четырехлетнее финансирование технико-внедренческих зон в Питере, Дубне,
Зеленограде и Томске — капля в море. Проекты создания технопарков,
наукоградов и бизнесинкубаторов часто напоминают малобюджетные варианты
“инновационных гетто”, которые по определению не могут оказать
системного воздействия на экономику».
Об «эффекте обманутого ожидания» можно говорить и относительно
гармонизации российских и зарубежных стандартов. Заместитель
руководителя комитета по техническому регулированию и стандартизации
РСПП Андрей Лоцманов утверждает: «Требуют пересмотра 90 законодательных
актов, 800 постановлений правительства, более 120 тыс. отраслевых
нормативов. При этом предлагается попрежнему регулировать, например,
технику безопасности. Таким образом, количество необходимых регламентов
возрастет до 400 — 500. Госдуме, чтоб успеть к запланированному сроку,
2010 году, придется принимать по одному техническому регламенту в три
дня. Это нереально».
Втретьих, правительство все не решится сделать ставку на промышленно
развитые, каркасные регионы. Одним из них, разумеется, был бы
УралоЗападносибирский с его колоссальной программой инфраструктурного и
промышленного освоения недр Полярного и Приполярного Урала (подробнее о
ней см. «Округ стратегического назначения», «Э-У» № 38 от 16.10.06). Но
тенденция к концентрации и дальнейшему размазыванию по всей стране
налоговых поступлений не ослабевает. Если бы это давало «удочку для
ловли рыбы» слабым…
Об экономическом самоуправлении на местах, особенно на уровне
старопромышленных муниципий, даже не заикаются. «За три года общие
налоговые отчисления Северского трубного завода увеличились вдвое. Но
по городу Полевскому, где располагается предприятие, они упали в пять
раз. Рабочий здорово ощущает снижение жизненного уровня: ухудшаются
дороги, не хватает детсадов», — свидетельствует Алексей Дегай. «Рабочие
поселки разрушаются, оттуда бежит интеллигенция. 20 — 30% налогов,
которые выплачивает градообразующее предприятие, должны оставаться на
месте», — вторит ему владелец Ключевского ферросплавного завода Сергей
Гильварг. Неравенство возрастает — рабочая сила перетекает в наиболее
конкурентоспособные, промышленно развитые города (в основном с сырьевой
и низкопередельной продуктовой спецификацией). Но ресурс их развития,
повторяем, ограничен. Это западня.
У «Единой России», чья политическая влиятельность во многом держится на
аппаратном усердии региональных элит, есть возможность благотворно
повлиять на смену экономического курса. Надеемся, она ею воспользуется.
Дополнительные материалы:
Старое-новое, жесткое-мягкое
На протяжении 90х годов в мире произошла смена промышленной политики. На смену традиционной, «жесткой», пришла новая, «мягкая»
Для «жесткой» были характерны методы прямого государственного вмешательства в экономические процессы:
— определение «приоритетных отраслей» на основе аргументов, часто
опирающихся не на анализ факторов конкурентоспособности, а на вопросы
национальной безопасности;
— вмешательство в рыночную структуру отрасли с целью «назначения»
компанийчемпионов, которыми оказывались компании со значительным
участием государства в собственности;
— опора на бюджетное субсидирование и кредитование предприятий приоритетных отраслей;
— развитые механизмы косвенного субсидирования компаний за счет
манипуляций с валютным курсом, регулирования цен на сырье и энергию,
тарифов естественных монополий;
— протекционистский путь во внешней торговле, направленный на создание
«тепличных» условий для национальных производителей и привлечение
прямых иностранных инвестиций.
Новая промполитика предполагает:
— создание базовых «правил игры» и конкурентных условий, содействующих
реализации предпринимательской инициативы и рыночному выявлению
отраслейлидеров;
— поддержку инфраструктурных и инновационных проектов, позитивный
эффект которых распространяется не только на компанииинвесторы, но и на
компании, выступающие в роли их поставщиков, клиентов, а иногда и
конкурентов.
По материалам зампреда экспертного совета при комитете по промышленности РСПП Сергея Афонцева
Ум — хорошо, а завод — лучше
Президент института труда и техники Научного центра земли Северный
Рейн — Вестфалия Франц Ленер свидетельствует: на одной экономике
знаний, без индустриального производства, не выехать
Франц Ленер Фото - Андрей Порубов |
30 лет назад индустриальные районы Германии, в том числе горно-металлургический Северный Рейн — Вестфалия, начали входить в кризис. Рабочие места перетекали на территории с более низким благосостоянием населения. В нашем регионе уровень безработицы достиг 20%. Одновременно обострялась экологическая проблема. Тогдашний канцлер Вилли Брандт заявил: небо над Руром снова должно стать голубым. И оно стало. А в Рейне снова появилась рыба. Земля взялась за размещение новых отраслей, например, автомобилестроения, за НИОКР в области биотехнологий, новых материалов, медицинской техники. Однако они повторили судьбу горнорудной промышленности. Сегодня это не то, что обеспечивает прорыв.
Во-первых, Рур до сих пор остается заложником индустриальной
истории. Еще в 60х годах здесь не было сильных университетов.
Во-вторых, за последние 15 лет время от разработки нового продукта до
продаж сократилось до 5 — 7 лет, но период от открытия до создания
продукта и восприятия его рынком прежний — 30 лет. Пример — проект
Airbus: начавшись в 60е годы, он увенчался успехом только через 30 лет.
Или знаменитый Массачусетский технологический университет. Это мировой
научный лидер в области биотеха, но он не создает бизнесов, рабочих
мест. Сегодня знаний больше, чем требуется. А возможностей и
способностей претворить их в экономический эффект — гораздо меньше. И
Европа, в том числе Германия, пока не демонстрирует здесь особых
успехов. Мобильный телефон, факс, сердечный стимулятор были созданы в
Германии. Но соответствующий бизнес, рынок, а вместе с ним рабочие
места, возникли в США и Японии.
Втретьих, важен и субъективный фактор. Поскольку горизонт превращения
изобретения в товар — несколько десятков лет, люди, от которых зависит
судьба инноваций, зачастую не заинтересованы в их продвижении.
Например, в 60е годы в Северном Рейне — Вестфалии Союз угля и стали
противился внедрению инноваций: уходили рабочие руки.
Есть примеры, когда с функцией продвижения инноваций удачно справлялось
государство. В Японии министерство экономики и труда выступало
посредником между наукой и промышленностью, мониторило запросы и
возможности. На стыке этих интересов в университеты пошли значительные
инвестиции. В результате Япония сделала потрясающий прорыв в области
химпрома, автопрома, электроники. Сегодня по тому же пути идет Китай.
Но объединенная Европа демонстрирует другие примеры. Остро встала
проблема рассогласованности. Еще совсем недавно одновременно
действовали 72 программы по развитию Рура, Германии, ЕС. Они не были
согласованы, противоречили друг другу. Концепции сменяли одна другую.
Уйма денег была потрачена впустую. Так, в соседних городах зачем-то
возвели несколько технопарков.
Тогда, столкнувшись с проблемами в высокотехнологичном производстве, в
Северном Рейне — Вестфалии задумались: почему бы не сделать ставку на
развитие услуг? Скажем, в Дортмунде соединили возможности ИТ и
страхового бизнеса. Но теперь становится ясно: инновации проистекают из
промышленности, услуги — лишь рынок их применения. Другими словами, без
промышленности прогресс невозможен.
Подготовил Александр Задорожный
Чисто, но пусто
Гунтер Келлерман Фото - Андрей Порубов |
По мнению Гунтера Келлермана из Объединения химической
промышленности, жесткие экологические требования к индустрии
дестабилизируют экономику
— К 1990 году стало понятно, что национальная промышленная политика,
основанная на субсидировании отраслей, протекционизме, не увенчалась
успехом. Ставка была сделана на снижение бюрократической
зарегулированности экономики и пограничных барьеров, на интенсификацию
обмена товарами, технологиями и рабочей силой, на развитие общерыночной
инфраструктуры (например, путем совершенствования связи и
телекоммуникаций, защиты интеллектуальной собственности), слияние
компаний, создание крупных игроков — «национальных чемпионов». ЕС
поставил задачу к 2010 году стать самым конкурентоспособным
экономическим пространством в мире. При этом особый упор сделан на
подготовку научных кадров: к 2010 году доля НИОКР в ВНП, по планам,
должна вырасти до 3%.
В 2003 году главы правительств Великобритании, Франции, Германии
призвали к сокращению индустриального производства, к переходу на
производство услуг. Это было вызвано как экономическими, так и
экологическими причинами. Соответственно, если в 1990 — 1997 годах на
европейском пространстве было принято 22 законодательных акта,
регулирующих химическое производство, то в 1998 — 2005м — уже 750, в
основном в сфере защиты окружающей среды. Бюрократизация чрезмерна.
Например, дорожает процедура регистрации новых веществ, и мы начинаем
отставать от США в области биотехнологий, нанотехнологий. Их
производство вместе с рабочими местами переносится за границу, ученые
уезжают в Америку. То же можно сказать о рынке товаров для здоровья. Он
настолько забюрократизирован, что технологии, продукты продвигаются
очень медленно. Это также стоит нам тысяч рабочих мест. Но надо
понимать, что новые услуги не возникают на пустом месте, они зависят от
материального производства.
Подготовил Александр Задорожный
И себе, и людям
Сергей Колпаков Фото - Андрей Порубов |
Первый заместитель генерального директора Межведомственного
аналитического центра Сергей Колпаков считает: интегрируясь в
международные производственные цепочки и одновременно применяя
протекционистские меры, Россия реанимирует собственный авиапром
— Ранее малый объем финансирования авиапрома распределялся по большому
количеству программ. Сейчас на фоне их резкого сокращения происходит
такое же резкое увеличение финансирования. Пример — создание нового
регионального самолета Су — Russian Regional Get (RRG). этот проект
осуществляется на основе государственных гарантий. Под них
Внешэкономбанк и Внешторгбанк выделили 100 млн долларов на девять лет
под 9% годовых.
Программу RRG консультирует Boeing (американское правительство
запретило поставки агрегатов для «Сухого»), в проекте участвует сотня
зарубежных поставщиков. Вообще приходится признать: установка импортных
комплектующих повышает конкурентоспособность продукции. Приведу в
пример двигатель «Пермских моторов» ПС90А: по шумности он не отвечает
европейским требованиям, которые вводятся со следующего года, его нужно
доводить до ума. Через два-три года появится двигатель ПС90А2, над
которым «Пермские моторы» работают вместе с Pratt & Whitney, он
будет соответствовать европейским требованиям. (Правда, в связи с
участием американцев возникают проблемы с установкой этого двигателя на
военные самолеты.)
В RRG, например, почти все агрегаты — импортные. Оговорюсь: RRG больше
рассчитан на заграничные рынки. Инфраструктура наших аэропортов пока не
готова его принять: двигатели самолета располагаются в 80 см от
взлетно-посадочной полосы и как пылесос всасывают камушки и мусор.
Поэтому в дополнение к этому мы участвуем вместе с украинскими
партнерами в проекте самолета Ан-148. ;
Однако благодаря RRG мы входим в мировые технологические цепочки.
(Профессор университета Геттингена Петер Шульце не исключил возможности
организации в России сборки самолетов Airbus. — Ред.) Это позволит нам
переоснастить авиапром, подготовить современные кадры, реанимировать
отраслевую науку, создать новые материалы, двигатели и т.д. Это,
естественно, скажется и на состоянии национальной безопасности. Поэтому
мы выступаем за снижение таможенных пошлин на зарубежные комплектующие
и оборудование.
Другое направление государственной промполитики — поддержка лизинга
гражданской авиатехники путем наполнения уставных капиталов двух
компаний, «Ильюшин финанс компани» и Финансовой лизинговой. С 2003 года
туда закачано 440 млн долларов государственных средств. Это позволило
компаниям привлечь дополнительные кредиты и разметить заказы. Сегодня,
например, портфель заказов «Ильюшин финанс компани» — 28 самолетов.
Всего до 2010 года на внутренний рынок будет поставлено 90 самолетов.
В том же русле субсидирование лизинговых платежей авиакомпаний под
покупку российских самолетов. С 2003 по 2008 год по этой программе
будет направлено 60 млн долларов государственных средств.
При этом, скорее всего, будут сохранены 20процентные импортные пошлины
на все иностранные самолеты. С учетом НДС они на 40% дороже
отечественных.
Таким образом, по умереннооптимистическому прогнозу, к 2010 году Россия
ежегодно будет выпускать до 80 гражданских самолетов (показатель 2006го
—10 самолетов). Доход составит 2,5 млрд долларов, а с учетом поставок
на внутренний и внешний рынки военной техники — 10 — 15 млрд долларов.
Подготовил Александр Задорожный
Госгарантии от ненастья
Петер Шульце Фото - Андрей Порубов |
Профессор университета Геттингена (Германия) Петер Шульце
подчеркивает: российская государственная политика в области авиапрома
сильно напоминает историю создания европейского международного концерна
Airbus
В 60-х годах европейский авиапром находился в застое. Европа, обеспечивая до четверти мировых пассажирских перевозок, производила лишь 10% авиапарка, 85% держали США. Штаты, недавние освободители Европы, умело экспортирующие привлекательные образы «американской мечты», пользовались особым расположением потребителей. Отдавая себе отчет в том, что авиастроение — мощный двигатель высоких технологий, стратегически важная отрасль, правительства Великобритании, Франции и Германии приняли решение о выделении 100процентных гарантий под НИОКР для нового международного авиаконцерна — Airbus. Госгарантии не были решающим условием, но они сыграли роль «зонтика в ненастную погоду», когда в середине 70-х плохо раскупались первые самолеты концерна.
Первые десять самолетов закупили Таиландские авиалинии, потом американцы. Так произошел прорыв. Сегодня Airbus — лидер высоких технологий в Европе, обеспечивающий 55 тыс. рабочих мест. Правда, в последнее время, в отличие от Boeing, он не столько разрабатывает новые технологии, сколько использует прежние. Boeing-757 сдвинул конкурента с лидирующих позиций в мире. Возможно, Airbus снова потребуются государственные гарантии.
Подготовил Александр Задорожный