Вскрышные работы
Инвестиции уральских промышленников выходят за пределы больших городов в поисках новых источников сырья.Аналитический центр «Эксперт-Урал» подготовил очередное исследование инвестиционной активности на территории Большого Урала. Инвестиционными проектами в промышленности и поддерживающей инфраструктуре (транспорт, логистика, энергосети и т.п.) мы начали заниматься в середине первой декады 2000-х, когда бурный экономический рост в стране уже набрал силу, но понимание необходимости системных инвестиций только приходило в коллективное сознание предпринимательского сообщества (см. «Флюгер инвестора» , «Э-У» № 20 от 30.05.2005). С тех пор мы видели разное: невероятный размах инвестиционных инициатив, последствия реформирования госмонополий, кризисный обвал, постепенную реанимацию свежезамороженных начинаний. Ситуацию этого года можно коротко назвать «прожиточным минимумом».
Традиционно в мониторинге инвестиционного процесса мы больше внимания уделяем уральской части нашего региона, чуть меньше — западносибирской (Югре и ЯНАО). Причина ясна: нас интересует развитие предпринимательской инициативы, а экономика «стратегических» для страны нефте- и газоносных северов отражает скорее государственные приоритеты, нежели потребности рыночной среды.
Фон
Всего по итогам нашего мониторинга в 2012 — 2013 годах на Большом Урале было заявлено немногим менее двух сотен инвестиционных начинаний. Если считать «по головам», то это количество ничуть не уступает интенсивности поступления заявлений в докризисный период. Но совокупная масса проектов ощутимо сжалась. 104 проекта из свежезаявленных (общая сумма — около 10 млрд долларов) можно считать более вероятными к реализации: по ним есть понимание сроков и объемов необходимого финансирования. В докризисные годы совокупные объемы заявляемых проектов на той же территории исчислялись десятками миллиардов: в середине 2008-го мы считали, что объем более-менее реальных вложений составляет около 55 млрд долларов, из которых 22 миллиардам сулили более или менее длительное замораживание (см. «Чересполосица» , «Э-У» № 41 от 20.10.2008).Вслед за объемами ожидаемо поменялись и горизонты вложений. В первых волнах исследования мы в основном имели дело с проектами, которые компании собирались реализовывать за три-четыре года. Под конец периода тучных лет в информационном пространстве Урала все чаще стало звучать словцо «мегапроект», а средний срок реализации растянулся до пяти с лишним лет. Многим из таких проектов по понятным причинам не суждено было сбыться. Заявляемые сроки реализации, которые мы посчитали в нынешнюю волну исследования, самые краткие — в среднем 2,8 года. Еще момент: в этот раз нам даже не удалось рассчитать средние сроки окупаемости новоучреждаемых проектов. Во-первых, большинство компаний просто отказываются их сообщать. Во-вторых (во многом это наша квалифицированная догадка), проекты по этому показателю неоднородны и распадаются на две четкие группы. Первая — основная масса начинаний, где сроки окупаемости едва дотягивают до четырех-пяти лет. Вторая — это долгоиграющие вложения больших холдингов. Однако они гораздо скромнее прежних квазиидей и имеют четкие и прозрачные хозяйственные задачи.
Таблица. Крупнейшие промышленные стройки Большого Урала, заявленные в период умеренного экономического роста
| Наименование проекта | Компания (холдинг), реализующая проект | Отрасль, в которой реализуется проект | Регион | Сумма, млн долл | Начало, год | Окончание, год |
| Строительство четвертого парогазового блока 800 МВТ на Пермской ГРЭС | Интер РАО ЕЭС | Электроэнергетика | Пермский край | 950,9 | 2013 | 2015 |
| Строительство мощностей по выпуску карбамида и аммиака | Метафракс | Химическая и нефтехимическая промышленность | Пермский край | 907,4 | 2013 | н.д. |
| Строительство горно-обогатительного комбината на Михеевском медно-порфировом месторождении* | ЗАО «Русская медная компания» | Горнодобыча | Челябинская область | 824,1 | 2012 | 2013 |
| Строительство парогазовой электростанции на Нижнетуринской ГРЭС | Кэс-Холдинг | Электроэнергетика | Свердловская область | 687,8 | 2012 | 2015 |
| Строительство парогазового блока №12 мощностью 420 МВТ на Верхнетагильской ГРЭС | Интер РАО ЕЭС | Электроэнергетика | Свердловская область | 633,9 | 2013 | 2014 |
| Строительство комплекса по производству акриловой кислоты и акрилатов | Газпром Нефтехим Салават | Химическая и нефтехимическая промышленность | Башкортостан | 475,4 | 2012 | 2015 |
| Реконструкция и техническое перевооружение производства для серийного изготовления агрегатов двигателя РД-191 для ракет-носителей "Ангара" | ОАО "Протон-ПМ" | Машиностроение | Пермский край | 348,7 | 2011 | 2017 |
| Строительство молочного комплекса | Дамате | Пищевая промышленность и АПК | Тюменская область | 272,6 | 2013 | 2015 |
| Строительство предприятия по деревообработке и производству строительных материалов | Kronospan Holdings East Ltd | Лесная, деревообрабатывающая и целлюлозно-бумажная промышленность | Башкортостан | 259,3 | 2012 | 2014 |
| Строительство молочно-товарного комплекса | Дамате | Пищевая промышленность и АПК | Башкортостан | 253,6 | 2013 | 2017 |
| Строительство 4 электростанций на солнечной энергии мощностью не менее 5 мВт | Авелар солар технолоджи | Электроэнергетика | Башкортостан | 253,6 | 2014 | 2017 |
| Строительство завода по производству ДСП | Свеза | Лесная, деревообрабатывающая и целлюлозно-бумажная промышленность | Свердловская область | 190,2 | 2013 | 2016 |
| Строительство свинокомплекса | ЗАО «Сибирская аграрная группа» | Пищевая промышленность и АПК | Тюменская область | 158,5 | 2014 | 2017 |
| Создание центра технологической компетенции по алюминевом и титановому литью на базе Уфимского мотостроительного производственного объединения | Объединенная двигателестроительная корпорация | Металлургия | Башкортостан | 158,5 | 2012 | н.д. |
| Организация площадки по производству самолетов малой вместительности | Diamond Aircraft Industries (Австрия), Уральский завод гражданской авиации | Машиностроение | Свердловская область | 129,6 | н.д. | 2014 |
| Строительство тепличного агрокомплекса | "Чурилово" | Пищевая промышленность и АПК | Челябинская область | 126,8 | н.д. | 2014 |
| Производство пиломатериалов,ДСП, топливных гранул, древесного угля | Эколес | Лесная, деревообрабатывающая и целлюлозно-бумажная промышленность | Свердловская область | 126,8 | 2012 | н.д. |
| Завод по глубокой переработке пшеницы и производству лизина | Агрохолдинг «Юбилейный» | Пищевая промышленность и АПК | Тюменская область | 120,4 | н.д. | 2014 |
| Производство и переработка мяса индейки, 2-3 очередь** | Невьянская птицфабрика | Пищевая промышленность и АПК | Свердловская область | 110,9 | н.д. | 2015 |
| Строительство завода по производству гипсокартона, карьера по добыче гипса планируется | Saint-Gobain (Франция) | Промышленность строительных материалов | Башкортостан | 101,4 | 2011 | 2015 |
** Заявленный объем строительства и финансирования с высокой степень вероятности будет сокращен
В территориальном аспекте, если набрасывать на регион понятийную сеть с ячейкой величиной в субъект федерации, больших изменений в инвестиционной активности на Урале мы не заметили. Разве что стало звучать меньше заявлений из Тюменской области. Однако есть движение на муниципальном уровне. В докризисные годы мы отмечали, что больше трети заявляемых проектов предполагалось реализовывать на территории губернских столиц и их агломераций. Понятно почему: наши областные центры — миллионники с увесистым советским наследием промышленных площадок в городской черте. Добавьте к этому все плюсы большого города. Тогда мы горячо обсуждали проблему размещения новых промплощадок: региональные столицы задыхаются, а в малых городах нет ни инфраструктуры, ни рабочих рук. Исследование нынешнего года явно показало: вес административных центров как территорий локализации промышленных начинаний на Урале неуклонно снижается. И ведь у компаний вовсе не прибавилось средств, чтобы строить недостающую инфраструктуру в малых городах. Значит, основа этого процесса глубже. Значит, мы все-таки Европа, и постиндустриальности нам не избежать.
Отраслевая структура рассматриваемых в нынешнем году проектов отражает как заложенные ранее тенденции, так и новые экономические веяния на Урале. Из прежнего: во-первых, в лидерах по объемам инвестиций стабильно держатся энергетики — процесс строительства и модернизации, начатый в рамках реформирования РАО ЕЭС, продолжается. Во-вторых, объяснимо падает доля металлургов, нефтехимиков и нефтепереработчиков — в этих отраслях инвестиционно-модернизационная волна успешно завершена. Теперь новое. Во-первых, победоносное шествие агропромышленников и пищевки. Отрасль, вообще говоря, очень разрозненная, координация игроков в ней слабая, сложностей с госрегулированием хватает, угрозы со стороны вступления ВТО самые ощутимые. И тем не менее — успешное развитие. Немалую помощь оказал неэластичный местный спрос: в кризис производители продуктов питания чувствовали себя стабильно. Во-вторых, неплохой результат машиностроителей — успехи в отрасли в основном демонстрируют оборонка, космос и авиация (см., например, «Угроза арабской весны» , «Э-У» № 38 от 23.09.2013 и «Корпорация кооперации» , «Э-У» № 39 от 30.09.2013). В-третьих — пробуждение традиционной на Урале отрасли — горных работ.
Тенденция
В минувшем сентябре в EVRAZ объявили, что окончательно подписали сделку о продаже Высокогорского ГОКа компании НПРО «Урал». Ресурсная база ГОКа выработана: в народе его давно называют Глубокоямским. Это хорошая иллюстрация состояния обеспеченности уральских (да и большинства российских) металлургических предприятий сырьем: прежние месторождения (как правило, с богатыми и удобно залегающими рудами) выработаны, необходим поиск новых источников сырья.Тон в этом процессе задают производители меди. В числе крупнейших проектов последних лет — Михеевский ГОК (см. таблицу): среди степей Челябинской области на месторождении меднопорфировых руд Русская медная компания развернула строительство с нуля крупнейшего на территории постсоветского пространства обогатительного комбината. Проектные мощности Михеевского позволят в год перерабатывать до 18 млн тонн руды с содержанием меди, золота, серебра и других металлов. За мощью проекта скрывается главная проблема отрасли — крайне низкое содержание меди в руде (в среднем 0,4%, что требует больших объемов переработки). Для сравнения: еще 10 — 20 лет назад в отработку вовлекались руды с содержанием 2 — 3,5% меди. Проекты, осуществляемые сегодня, характеризуются содержанием меди не выше 1,5%, а металлурги осваивают новые технологии переработки руд, где меди — не более 1% (см. «Море меди из капли» , «Э-У» № 1 от 24.12.2012).
Территориальное распределение инвестиционных проектов
Активно в последние годы разрабатывает ресурсную базу и старший конкурент РМК — Уральская горно-металлургическая компания. Так, в 2010 году УГМК начала добычу руды на Шемурском месторождении (Ивдель, Свердловская область). Будет разрабатываться и находящееся рядом Ново-Шемурское месторождение. Кроме того, УГМК инвестирует в разработку месторождений в Башкортостане, ведет много работ за пределами Большого Урала.
А буквально нынешней осенью Роснедра повторно разыграли лицензию на разработку Тарутинского месторождения в Челябинской области (руды там тоже небогатые — содержание меди в среднем 1,1%): борьбу за доступ к сырью развернули РМК и «Полиметалл» (выиграл последний, однако РМК будет оспаривать результаты в суде, подробнее см. «Медью намазано» , «Э-У» № 39 от 30.09.2013).
Положение черных металлургов не лучше: легкообогатимые магнетитовые и гематитовые месторождения давно на исходе. Так, старые сложности с сырьем у Магнитогорского металлургического комбината: он работает на привозном сырье (в основном с Соколовско-Сарбайского месторождения) и вынужден перерабатывать лом. Говорят, в скором времени Магнитка примется за разработку Суроямского месторождения на Южном Урале. Что непросто: Суроям — это титаномагнетиты, в которых мало железа, зато много вредного при плавке титана. Тенденцию, отчетливо выраженную в состоянии уральской металлургии, можно понимать расширительно — она характерна для всего инвестиционного процесса в нашем регионе на последнем этапе экономического развития. Строительство карбамидной и аммиачной линий «Метафракса» (также в числе крупнейших проектов последних лет на Урале) — не что иное, как организация собственного производства исходников для основной продукции. А уж у птице- и свиноводов организация собственной кормовой базы в последние годы стала и вовсе необходимым условием для выживания (см. «Птичку жалко» , «Э-У» № 33 от 19.08.2013). К рассматриваемой тенденции можно отнести и инвестиции в развитие собственной генерации. Некогда одними из первых в этом процессе были уральские калийщики, теперь он более масштабен, и тон в нем задает УГМК, возводя мини-ТЭЦ на Среднеуральском медеплавильном заводе и планируя подобные энергообъекты на «Святогоре» и других своих предприятиях.
Причины повышенного внимания уральских промышленников к собственной ресурсной базе в нынешних условиях понятны. В целом мы считаем это движение гораздо более продуманным и привязанным к региональной ситуации, чем, например, безудержное расширение и диверсификация на волне бурного экономического роста. Кроме того, мы считаем эту тенденцию более основательной, чем привычная прежде вертикальная интеграция, когда холдинги не занимались собственным строительством или разработкой, а просто скупали существующие предприятия, выстраивая свою производственную цепочку.
Дополнительная информация.
Перерезали ренточку
России необходимо повышать привлекательность разработки новых месторождений полезных ископаемых, считает полный профессор университета Индианы (Блумингтон, США) Михаил Алексеев.— Михаил Валентинович, вы занимались изучением влияния ресурсной обеспеченности на экономический рост российских регионов. Как обнаруженные вами зависимости влияют инвестиционный процесс?
— Российская налоговая система такова, что центральное правительство забирает себе фактически всю ресурсную ренту, по крайней мере, с 2002 года, когда был введен налог на добычу полезных ископаемых (НДПИ). С тех пор гораздо больше денег уходит в центр и совсем немного остается регионам и компаниям. По регионам не видно, чтобы подъем мировых цен на тот или иной вид полезных ископаемых оказывал значительное влияние на их развитие. Хотя очевидно, что рост цен на ископаемые имеет серьезное влияние на экономический рост страны в целом. В основном это касается нефтегазовой ренты, но и ренты от других природных ресурсов тоже, в том числе от добычи металлических руд.
Я пытался оценить влияние обеспеченности природными ресурсами на значение индекса инвестиционного климата в регионах. Есть теория, утверждающая, что высокая обеспеченность отрицательно сказывается на качестве институтов на территории. Но я не заметил в российских регионах такого влияния. Региональный экономический рост с 2002 года не зависит от сырьевой ренты. Однако здесь мы говорим именно о росте: ведь явно видно, что более ресурсообеспеченные регионы богаче и в смысле подушевого ВРП, и в смысле зарплаты.
Если судить отвлеченно, то нельзя сразу сказать, хорошо это или плохо. Рента от природных ресурсов, по идее, принадлежит стране в целом, а не конкретным регионам. Так что даже самыми общими соображениями можно оправдать то, что центр эту ренту изымает и как бы перераспределяет. Но на практике очень важно, что российское федеральное правительство берет с территории и от производителя больше ресурсной ренты, чем в какой бы то ни было другой стране. По крайней мере, в виде налогов. Если смотреть период докризисного роста, то, например, почти 90% стоимости барреля нефти изымалось федеральной властью при помощи НДПИ и экспортной пошлины. И это, естественно, снижает стимулы для ресурсных компаний вкладывать инвестиции.
— Почему?
— Разработка нового месторождения — всегда очень рисковые вложения. И если вы знаете, что у вас будут изымать до 90% стоимости барреля, то это не очень стимулирует к активному расширению деятельности.
Вообще российский подход к освоению новых месторождений мне кажется неправильным. В России объявляются налоговые каникулы на десять лет для компаний, осваивающих новые месторождения. Но ведь в первые десять лет у добывающей компании, как правило, нет никакой прибыли. То же с НДПИ: скорее всего, большая часть добычи будет приходиться не на первые десять лет, а на следующий период. И потом, этими налоговыми каникулами вы стимулируете выбрать как можно больше ресурса в первые десять лет, возможно, даже в ущерб дальнейшей разработке. Так что этот подход чреват разными проблемами.
На мой взгляд, стоило бы установить в принципе иную структуру налогообложения месторождений в зависимости от их жизненного цикла. Например, применять понижающие коэффициенты к ставке налога для тех месторождений, которые почти отработаны: такая практика широко используется в мире. При этом НДПИ обнулять ни в коем случае не надо (как это практикуется в России сейчас), это фундаментально неверно. По сути НДПИ — это не налог, это роялти, то есть плата владельцу за использование ресурсов. Владелец ресурсов — государство. Эта плата не должна быть нулевой ни при каких обстоятельствах, потому что никто не должен использовать факторы производства бесплатно. Поэтому НДПИ надо дифференцировать в зависимости от ценности ресурсов. Мне кажется, что схемы такого типа хорошо бы работали и для освоения новых месторождений; это лучше, чем просто включить период налоговых каникул.
А вот налог на прибыль не надо трогать. Раз у вас есть прибыль — значит, у вас все хорошо, платите, пожалуйста.
— На Урале в добывающих сферах очень мало иностранных инвестиций.
— В некоторых отраслях, которые считаются «стратегическими», ставятся препоны иностранным инвестициям в Россию. В последние лет десять все меньше иностранных компаний допускалось в добывающую сферу. С экономической точки зрения у меня этим действиям нет объяснения. Возможно, здесь есть какая-то политическая подоплека, но она мне тоже плохо понятна. Потому что в случае каких-то политических конфликтов государство всегда может снова утвердить свою власть над природными ресурсами в стране, отрезав иностранцев от добычи. Тем более я совершенно не уверен, что отечественные инвесторы в России бережнее и внимательнее относятся к разработке ресурсов, чем иностранцы. Они все одного поля ягоды — капиталисты, у них единая цель — получение прибыли.
Понятно, что в такой ситуации российским компаниям становится выгоднее работать внутри, потому что иностранцы им создают все меньше конкуренции в покупке лицензий, участии в аукционах и т.п. Но это снижает совокупную выгоду для российского государства. Я сильно подозреваю, что это делается по коррупционным соображениям: с местными инвесторами проще договориться, а местным инвесторам выгоднее, чтобы не было иностранной конкуренции.
— Коррупция как метод борьбы отечественных компаний с иностранными конкурентами?
— В теории рассматривают разнонаправленные действия коррупции. С одной стороны, коррупция — это плохо; но с другой — с помощью коррупционных схем вы можете обойти правила и нормы, которые могут помешать инвестициям. Также важно понимать, что больше вредит не столько коррупция сама по себе, сколько то, как она усиливает неопределенность. Ведь если коррупция устоялась, то для компании это как налоги — заплатил и спокоен. Но если неизвестно, кому и сколько дать, и не потребует ли еще кто-нибудь дополнительной взятки, тогда коррупция сильно препятствует инвестициям, потому что инвесторам становится намного труднее просчитывать риски. Так что нельзя однозначно сказать, что коррупция всегда негативно влияет на инвестиции в целом.
А вот иностранным инвестициям коррумпированность вредит всегда: есть такие исследования. Потому что местные компании, зная внутренний контекст, могут более-менее нормально реализовать свои планы, а вот инвесторам со стороны приходится труднее. К тому же иностранные инвесторы могут быть сильно ограничены законами своих стран. В тех же США есть закон, который запрещает участие в коррупционных схемах своим компаниям во всем мире. То есть американские фирмы можно преследовать в Америке за дачу взяток в другой стране.