Реструктуризация желаний

Прошло то время, когда люди образованные, обретя независимость от прежней, советской, власти, свободу эту ценили превыше всего и к контактам с новой властью не стремились, реализуя себя в индивидуальных жизненных проектах. Сегодня, когда интеллектуалы все больше чувствуют ответственность за то, что происходит в стране, эта свобода ощущается часто как невостребованность. О том, как выстраивается диалог власти и интеллектуальной элиты в других странах и можем ли мы воспользоваться этим опытом, рассуждает доктор философских наук, декан факультета искусствоведения и культурологии Уральского государственного университета Сергей Кропотов.

Истоки культурных войн

Сергей Кропотов

— В американском обществе на разных стадиях, которые оно проходило (аграрной, индустриальной и постиндустриальной), диалог выстраивался по-разному. На первой это были идеологические послания отцов-просветителей, адресованные всему правящему классу тогдашней аграрной, почти без всякой промышленности Америки. Просветители, Джефферсон в частности, задали некую планку стандарта, как бы послание, мотивированное опорой на законы разума, на Господа Бога плюс природу. И уже тогда Джефферсон говорил: ему страшно подумать, насколько жизнь все это извращает, не призовут ли общество к ответу некие высшие силы. То есть элиты, выражая стратегические интересы тогдашнего правящего класса — плантаторов, торговой буржуазии и т.д., — в силу молодости страны были не совсем готовы к этому. Одно из посланий звучало так: демократическая школа как основа создания демократически мыслящих элит. Это было свежо для Соединенных Штатов начала XIX века. В каждой культуре диалог ведется, в том числе пулями, — я перехожу ко второму этапу, периоду Линкольна. Там тоже было послание, тоже очень утопическое — вера в то, что «все люди рождены равными» и «правительство из народа, волей народа и ради народа» возможно. Часть элит ответила на него гражданской войной.

Сегодняшняя Америка находится в очень динамичном состоянии. То, что там происходит (вспомним, в частности, недавние дебаты между Керри и Бушем), описывается важным термином, который внедрился в американское интеллектуальное сообщество — внутрикультурные войны. Это борьба не за экономические интересы, это борьба разных культурных платформ. Америка середины XIX века, как описывал ее  Алексис де Токвиль в книге «Демократия в Америке», однородная и незыблемая платформа культурного бэкграунда, в то время как на поверхности, в политической жизни, — бесконечные склоки, войны и всякая неразбериха. Сегодня все наоборот: политический истеблишмент однороден, незыблем, не колеблем ничем, а вот то, что было незыблемо ранее, культурный бэкграунд, раздирают конфликты между разными группами населения. Интеллектуалы — это те, кто пытается каким-то образом реагировать на эти вызовы. Иногда они оказываются востребованы, как, например, после событий 11 сентября 2001 года.

Американская администрация — что бы ни говорили о ней мы или многие американцы, ведя борьбу против Буша именно с позиций межкультурных войн, — тогда отреагировала мгновенно. Была сразу проведена диагностика (мы, к слову, не провели такую ни после одного из наших терактов), заявлено и позднее повторено: одна из главных причин поражения Америки перед новым вызовом терроризма — поражение воображения. Поэтому срочно, еще до расследования, до публикации доклада комиссии Конгресса Соединенных Штатов, буквально в считанные дни после 11 сентября, были срочно приглашены голливудские криэйтеры и посажены писать сценарии воображаемых атак (мы можем критиковать массовое американское кино, но делают его достаточно тонкие люди). Потому что есть специальные люди, которые отвечают за воображение, — интеллектуалы.

Доклад комиссии Конгресса стал результатом тщательной аналитической работы с экспертами, с представителями Конгресса: список фамилий опубликован на титульном листе. Этот доклад у меня есть, думаю, не у меня одного, поскольку его можно найти в интернете. Он включен в книгу размером в 450 с чем-то страниц, изданную большим тиражом в чрезвычайно доступном формате, в бумажной обложке. Она стоит 8 долларов, дешевле в Америке не бывает. На плакате, рекламирующем эту книгу для популярнейшей и в то же время престижной сети магазинов Barns and Noble, раскинутой по всей стране, такая картинка: книжные полки, между ними сидит подросток и читает эту книгу. То есть послание аналитиков, которые сделали эту работу, состоит в следующем: эту книгу должен знать даже ребенок. О чем она?

Она тщательно калькулирует все слабости, которые обнаружила американская система, и причины, которые позволили противникам воспользоваться этими слабостями. Бесполезно возмущаться противниками, — это не аналитика. Бесполезно обвинять прессу, как это было сделано после событий в Беслане, — это тоже не аналитика. Аналитика состоит в том, чтобы тщательно проанализировать. Что и сделали американские интеллектуалы, представители общества, и американские политики, как и везде, не идеальные. Но они сделали эту работу, сделали качественно. И снова сформулирована главная причина — поражение воображения. Целый раздел посвящен тому, как общество не сработало по части овладения воображением потенциального противника, в смысле его калькуляции и переработки, какие недостатки воображения оказались у американских менеджеров, которые и представить себе такого не могли.

Как возделывать мозги

— Качество интеллектуалов, потенциал их востребованности обществом зависит от образовательной системы страны. В чем различие российской и американской образовательных традиций?

 — Российское образование, российский менеджмент в сущности остались в традициях XIX века, в традиции оппозиции романтиков, людей «вне системы» — с одной стороны, и людей практических, в систему встроенных, — с другой. Эта оппозиция рухнула, как все оппозиции XIX века. Американцы в последнее десятилетие уже понимают, что воображение капитализировано: его выращивают, воспитывают людей с воображением.

Недавно выступала Гаятри Шакраворти Спивак, индуска по происхождению, идеолог американского феминизма, Cultural Studies (не совсем то же, что культурология, хотя и созвучно) и постколониальных исследований, профессор Колумбийского университета. Она дала определение образования и, соответственно, определение миссии интеллектуалов в Америке: «Гуманитарное образование — это ненавязчивая реструктуризация желаний». То есть желание (с сексуальными коннотациями этого слова и не только) играет в воображении важную роль, и образование трансформирует его таким путем, чтобы люди выбирали другой способ реализации, нежели врезаться на самолетах в небоскребы. Иначе говоря, образование — это переработка первичного натурального «сырого» желания. У образованных людей оно становится более возделанным. Мозги становятся более возделанными.

Особенность американской системы в том, что менеджер, стоящий у вершин государственной власти, может быть не столь высоко образованным, но у него всегда есть эксперты — люди, которые знают тонкие технологии манипулирования воображением. Подобные вещи отрабатываются в Японии: один из секретов японского менеджмента и качества японских товаров состоит в великолепно развитой со школы системе художественно-эстетического воспитания. Я слышал это в докладе одного из специалистов по эстетическому воспитанию Стенфордского университета профессора Элиота Эйснера: кто-то из президентов (кажется, Рейган или его предшественник) отправил всех губернаторов США в Японию, чтобы изучать японскую систему эстетического образования. То есть американцы учатся на своих ошибках, анализируя их, и помогают учиться им эксперты.

— Жесткие расколы, характерные для обществ, находящихся в стадии реструктурирования, приводят к культурным войнам. Есть ли альтернатива?

 — Культурные войны — это попытка отстоять незыблемость и аксиоматичность тех ценностей, которые изменение структуры общества в условиях экономической постиндустриальной цивилизации ставит под вопрос. Вот за эту незыблемость и бьются люди, как предпринимающие теракты в Чечне или в Ираке, так и бомбящие иракцев такие же фундаменталисты из консервативной части американской администрации. Естественно, диалог переходит в другие — экстремальные формы. Те, кому это не нравится, предлагают стратегию, которая называется «культурная политика», ставят вопросы и пытаются расшатать то, что кажется незыблемым для первых. С этой точки зрения получается, что представители культурной политики оказываются агрессорами и покушаются на некие святыни, предположим, русской духовности. Или чеченского единства. Или американских ценностей. Не случайно Буш — представитель Техаса, американской глубинки. Техасец в американских анекдотах — почти что чукча в русских; Техас — это такой полиэтничный, очень отсталый штат, хотя там есть и мощные островки современной экономики. Буш не победил в штатах северо-востока с давней традицией интеллектуализма и образования; он победил в штатах консервативных, «пенсионерских», и победил, как оказалось, с очень маленьким перевесом.

Таким образом, диалог в Америке между интеллектуалами и властью может на сегодняшний день приобретать форму культурных войн. Это не хорошо и не плохо, это констатация. К интеллектуалам прибегают, когда власти становится плохо. Во времена Рузвельта, например, к интеллектуалам обратились, когда понадобилось создать систему стратегий, выводящих страну из кризиса. Так обстоят дела во всех странах мира, в том числе и в России. Хотя в целом правящий класс Америки, конечно, гораздо более образован, чем наш.

Розы для крестьян Андалусии

— По каким критериям вы оцениваете уровень образованности американского и российского правящих классов?

 — По их желаниям в первую очередь, поскольку образование, как вы поняли, правильно определяет, чего желать. По умению адекватно реагировать на вызовы современности, по самой возможности представить и осознать их именно как вызовы. О таком философе, как Жак Деррида, о таких вещах, как деконструкция и прочее, в США слышал любой — от президента (хотя, может быть, Буш и не слышал, но его советник по национальной безопасности Кондолиза Райз слышала точно) — до менеджера закусочной, потому что это преподают в любом, даже самом простом колледже. Но представителям российских властей имена большинства философов, наиболее авторитетных для ХХ века, мало что говорят. А ведь именно эти люди выступали диагностами проблем от имени горизонтов эпохи, говорили о том, чего хотеть, о чем мечтать, куда воображение вести и как решать проблемы и закусочной, и страны. Вот Буш — необразованный человек. Но американская система столь хорошо устроена, что может себе позволить роскошь иметь во власти и такого неуча.

Вернемся к расколам в обществе. В любых странах, где мы наблюдаем диалог с властью, есть свои расколы, свои проблемы. И где бы это ни происходило, власти обращаются к интеллектуалам для того, чтобы те выстраивали мифологии и за неимением реального общества — манипулятивные стратегии, инсценировки общества. Например, послефранкистская Испания 25 лет назад была очень отсталой страной, испанские крестьяне и сегодня живут немногим лучше, чем российские. Поэтому разрабатываются специальные технологии, чтобы эти люди не чувствовали себя изгоями: их возят в город, на туристические прогулки, позволяют хлебнуть городской жизни, им дарят цветы во время этих поездок, просто за то, что они крестьяне. Ибо жизнь крестьянина тяжела, будь то в Таборах (населенный пункт в Свердловской области. - Ред .) или в Андалусии. Есть много технологий, это только одна из них. Отчасти наши власти тоже их используют: они ведь свозили чеченских болельщиков в Москву. Расколы общества — испанского, американского, российского — очень сильны сегодня, и эти расколы нужно учиться снимать не только танками и бомбами, но и технологическими новациями, которыми располагают как раз интеллектуалы всех мастей и народов.

Между Москвой и Таборами

— Что можно сказать о таком диалоге в России? Есть он или нет?

 — По моим наблюдениям, власти выбирают собеседников для диалога себе под стать. Попытаюсь объяснить. Войны, с которыми сталкиваются российские элиты, проводят своеобразный мониторинг, аудит — интеллектуальный, управленческий, стратегический — на предмет того, адекватны или неадекватны элиты тем вызовам, которые возникают в этих войнах. Когда сами элиты не делают такого аудита и обижаются на тех, кто его делает, они расшибают лоб во второй, в третий, в сто первый раз. И сегодняшняя фрустрация российского общества и властей говорит о том, что по большому счету мы не готовы к вызову, связанному с международным терроризмом.

А вызов этот возникает не только на окраинах империи. Власти считают, что наше будущее — есть наше прошлое. За неимением способности вообразить другое будущее они упорно вытаскивают все, что связано с имперским прошлым и говорят: ребята, теперь будет снова, как сто лет назад. Такого типа эксцессы, как теракты и культурные войны, — это современные формы проявления борьбы и протеста против неравенства.

Понятно, что консерваторы в Америке или, допустим, экстремисты здесь, в разных фундаменталистских движениях, сопротивляются тому, что происходит в центре. Они сопротивляются различию, образованному тем, что центр монопольно обладает современными технологиями, которые и не снились жителям пресловутых Таборов или техасской глубинки. А за счет владения этими технологиями и концентрации современных форм капитала центр получает определенные преимущества, привилегии, присваивает дополнительную стоимость. Разница в уровне жизни, ментальности и технологиях сегодня такова, что невозможно даже помыслить, что общего есть между Таборами или, допустим, горными районами Чечни — и Москвой. Москва живет в другой цивилизации. Большинство москвичей даже не знают, где Урал находится, они говорят: Сибирь. И процессы сопротивления, прежде чем вылиться в теракты и культурные войны, идут в головах людей. Недостатки и дефициты — в головах.

Западная культура давно научилась работать с этими тонкими слоями, с причинами, комплексами и бедами во внутреннем мире человека, с его субъективной реакцией, расколотой и фрустрированной бесконечными изменениями. Русские же по-прежнему не очень задумываются над реальностями, которые американцы называют «человеческий капитал». Кто или что является человеческим капиталом для нынешних российских властей? Раньше это называлось «лагерная пыль»… Тем не менее в России, как и в Америке, вырастают силы, которые капитализируют свои головы, свои знания, пытаются доводить их до соответствия мировому уровню. И эти люди либо будут востребованы в диалоге с властью, используют свои технологические преимущества (знания — это тоже технологии), либо уедут в Москву или дальше, на Запад.