Протесты. Начало

Они верят, что протестная активность в России хорошо финансируется внешними врагами, и если накрыть каналы финансирования, то она спадет. Они верят, что люди идут за ограниченным количеством лидеров, и если этих лидеров изолировать, то протеста и не будет.
Они верят, что у оппозиции есть хорошо продуманный план по дестабилизации обстановки в стране (и если порыться в ноутбуке Навального, то этот план можно найти). Они верят, что за участие в митингах, за активность в соцсетях, за расклейку листовок людям что-то платят (и бесятся от того, что не могут вскрыть эти платежи - видно, плохо ищут!).

Это - поразительная, иррациональная дичь для любого, кто мало-мальски себе представляет то, чем является и в каком состоянии находится сегодня российская «оппозиция».

Состояние это очень непростое, особенно в регионах. Протестная активность, которая зимой набирала обороты, к весне уменьшилась, а к лету схлынула окончательно.

Это хорошо видно по Екатеринбургу, региональной столице протестов. Последним «маршем отчаяния» здесь стало несанкционированное шествие 5 марта. Нескольким тысячам протестующих удалось самоорганизоваться, дойти до Дома правительства и в течение часа скандировать антипутинские лозунги.

Да, это было мощно, пришло неожиданно много народу. Но шествие ничем не закончилось. Мы не успели сформулировать каких-либо требований, да и не знали, какими они должны быть. Нам не хватило энергии в декабре 2011-го, чтобы не допустить президентских выборов в той форме, в которой они случились в марте. Путин победил, предъявить что-то избиркомам мы не могли. У меня лично, да и ни у кого не было понимания, а что делать дальше? По революционной логике, мы должны были снести жалкое оцепление в несколько десятков полицейских и войти в Белый дом. У меня в голове такие мысли, может, и были, но у людей, находящихся рядом со мной, эмоциональный настрой был совершенно другим. По сути, это была символическая акция, махание кулаками после драки, мы показали, что нас все-таки много и в долгосрочной перспективе мы победим. Но с такой эмоцией голодовки не устраиваются и правительственные здания не захватываются.
Причин резкого уменьшения активности несколько. Первая и самая главная - «слив» мартовского протеста в Москве. Тогда Рыжков в одностороннем порядке договорился со столичной мэрией о переносе митинга на Пушкинскую площадь. В итоге по всей стране акции не были согласованы, а в Москве из-за уступок оппозиции митинг получил легальный статус. Надо четко понимать, что вся активность в регионах - это поддержка столичного протеста. И если бы там случился какой-то «замес» (что произошло потом, 10 мая), то в Екатеринбурге были бы совершенно другие настроения, произошла бы радикализация протеста.
Вторая причина - отсутствие плана Б.

У региональной оппозиции не было «дорожной карты», разработанных сценариев действий после мартовских выборов. В основном ее лидеры (я тоже не был этому чужд) жили иллюзиями, мол, «Единая Россия» на госдумовских набрала реально 32 - 34%, тогда нам не хватило наблюдателей, а теперь их десятки тысяч по всей стране, и мы удержим Путина на уровне 40%. Мы не учитывали или не хотели учитывать, что протестное голосование по персоналиям резко отличается от голосования за партии. И 4 марта мы не могли использовать красивую идею «голосуй за любую партию, кроме жуликов и воров».

Третья причина спада - отсутствие новых людей. В Екатеринбурге есть максимум пять-семь оппозиционеров-лидеров мнений. Естественно, они постепенно приедаются.

И последняя причина - отсутствие в регионах заинтересованных в федеральной повестке людей. Поэтому самыми эпичными в Екатеринбурге стали протестные выступления против строительства храма и введения поста сити-менеджера в 2010-м.

Сегодня регионы находятся на самом начальном этапе развития гражданской активности. Нет критической массы неравнодушных людей, волонтеров, жертвователей и т.д. Формула зрелого протеста, в общем-то, известна: это «три десятки». На 10 жителей приходится один сочувствующий, на 10 сочувствующих один волонтер, на 10 волонтеров приходится один, готовый финансировать какие-либо кампании. Россия пока очень далека от этих параметров. На РосПил скинулись пара-тройка тысяч человек, на мою облдумовскую кампанию - 400 человек. У нас много сочувствующих, но в политическую протестную активность любых форм мы это конвертировать пока не умеем, пока мы недостаточно эффективны.

Что делать дальше? Наша ближайшая цель - выборы в Екатеринбургскую городскую думу в 2013 году. Сейчас я могу назвать человек пять от оппозиции, которые имеют шансы в нее попасть. А надо 20.

Все эти люди должны идти на выборы с единой платформой. В принципе ее основа понятна - увеличение степени партисипативности, участия граждан в жизни города. Ее можно расписать в конкретных мероприятиях - увеличение количества депутатов гордумы, увеличение дробности округов, создание общественных экспертных советов по разной тематике - инвалидам, транспорту, градостроительству и т.д.

Однако это не означает, что протестная активность полностью перейдет в русло борьбы за депутатские кресла. Будут поводы для уличных акций

- устроим уличные акции, будут поводы для политик малых дел - будем заниматься малыми делами. Пропаганды тоже никто не отменял. Добрая машина правды Навального - это очень правильная затея.

Смена власти - всегда был забег на длинную дистанцию, очень жаль, что декабрь у кого-то создал иллюзию, что это не так.