Господа Хаоса

Фото - Андрей Порубов

— Чтобы обозначить направление беседы, сразу отмечу: современный «космос людей» перестает восприниматься как строго расчерченная на клеточки шахматная доска. Завоевывает признание взгляд на планетарное сообщество как на субстанцию чрезвычайно подвижную, подчас турбулентную. Утверждается принцип самоорганизованной критичности, согласно которому поведение сложной и сверхсложной системы (например, погоды, финансов или общества) связано с ее предельными состояниями: вероятность событий и их масштаб плохо предсказуемы, поскольку даже небольшое изменение отдельного параметра может вызвать грандиозные последствия. Происходит радикальное повышение «роли личности в истории». «Господин воздуха», человек-предприятие (manterpriser), становится в наши дни все более влиятельным игроком как в роли созидателя, так и разрушителя. Если коротко, речь идет о развитии возможностей управления сложными системами в условиях, приближенных к хаосу. В подобных обстоятельствах сверхгибкие антропологические системы оказываются более конкурентоспособными по отношению к привычным социоструктурам. Наконец, инновационные технологии управления тесно связаны с судьбой институтов, которые их создают.

Укрощение будущего

— Вы говорите о знаменитых «фабриках мысли»?

— «Фабрики мысли» (thinktanks) — один из этапов развития научных институтов в прошлом столетии. В ХХ веке начался период активной индустриализации науки, развития ее прикладной и технологической ипостаси. Возникает новый тип исследовательского заведения — военнопромышленная лаборатория (в России — КБ, «шарашки», «закрытые города»). В США процесс шел в русле проектного подхода, яркий пример — «Манхэттенский проект». Наконец, следующее поколение интеллектуальных предприятий — упомянутые вами «фабрики мысли». К революционному рубежу 60 — 70х годов количество подобных интеллектуальных фабрик в Америке исчислялось сотнями.

— В чем особенность «интеллектуальных фабрик» как научных институтов?

— Главный объект исследовательской деятельности здесь — алгоритм практического решения комплексной проблемы (на основе отработанной в годы войны технологии исследования операций). Основная особенность этих предприятий — прямая связь исследовательского цикла с процессом принятия решений в сфере политики, военного планирования, бизнеса или крупных социальных инициатив, а подчас решение задач семантического (смыслового) прикрытия или интеллектуального программирования.

— «Фабрики мысли» и есть фундамент для «нового класса»?

— В какой-то степени — да. Интеллектуальные корпорации прямо сливаются с инфраструктурой влиятельных советов и закрытых клубов. В середине 60х годов, во многом под влиянием развития термоядерного оружия, возникает социальный проект — то, что при заметном упрощении ситуации сейчас именуется «глобализацией» (отдавая дань основателю Римского клуба Аурелио Печчеи, его порою называют также «Проект-69»). Реализация новой концепции началась с провозглашения президентом Джонсоном в октябре 1966 года идеи строительства моста между Западом и Востоком. Это породило некоторые международные организации, занимавшиеся глобальной проблематикой с акцентом на активном представлении будущего. 

— Глобализация — спланированный процесс?

— Дело в том, что к 70м годам прошлого века накопился большой опыт работы над масштабными и долгосрочными проектами (в частности военными и космическими). Это дало уверенность в том, что проект будущего можно сформулировать в виде конкретной плановой задачи с позиций общей теории систем. Все это привело к формированию нового вида прогнозирования — нормативного: сначала определяется желаемый облик будущего, а затем осуществляется гибкое и целенаправленное изменение реальности.

Для России-СССР идея нормативного прогнозирования слишком привычна и понятна, здесь она была обычной практикой. Но с 60х годов огромный интерес к данной теме возникает на Западе. Белый дом и влиятельнейший Совет по международным отношениям инициировали серию дискуссий по новой дальней границе американской и мировой истории. В те же годы Збигнев Бжезинский формулирует тезис о стратегической цели Запада — создании системы глобального планирования и долгосрочного перераспределения мировых ресурсов. В основе ее лежит три принципа: замена демократии господством элиты; формирование наднациональной власти на путях сплочения ведущих индустриально развитых стран; образование элитарного клуба ведущих государств мира. В 1973 году на свет появляется Трехсторонняя комиссия, объединившая влиятельных лиц и ведущих интеллектуалов США, Европы, Японии. А в 75м возникает новый мировой регулирующий орган — G7 (на тот момент G6). Таким образом, современная глобализация есть в определенной мере продукт высоких социогуманитарных технологий и институтов проектирования будущего.

Укрощение хаоса

— В целом логика развития интеллектуальных центров, создающих новые технологии управления, понятна. Давайте вернемся к самим технологиям, которые часто обозначают как «технологии управления хаосом».

— Наиболее яркий пример — концепция самоорганизованной критичности (selforganized criticality, SOC), созданная в процессе исследования сложных и сверхсложных систем, который в свою очередь есть развитие идей новой рациональности.

В границы «науки о хаосе», возникшей в 60е годы прошлого столетия, входит довольно широкий спектр направлений, развивавшихся в рамках наук о природе. Примерно с 80х годов эти знания стали применяться в военной сфере, бизнесе и политике: теория катастроф, неравновесная самоорганизация, синергетика и другие.

Суть нового подхода в том, что, вопервых, основным его объектом оказывалась не статика, не объект, а динамика, процесс. И определяется он через посредство таких понятий, как, скажем, периодичность или непериодичность системы, сечение фазового пространства, фрактал, бифуркация, аттрактор. Во-вторых, сложные динамичные системы естественным образом эволюционируют до критической стадии, в которой незначительное событие вызывает цепную реакцию, способную затронуть многие элементы системы. В одном случае даже небольшое воздействие на систему способно привести к ее обвалу. Простой пример — куча песка, которая заваливается после того, как принимает последнюю щепотку песчинок. В обратном случае столь же небольшое воздействие может привести к установлению железного порядка, жесткой структуризации системы. При этом как обвал, так и структуризация происходят весьма быстро. Эти два состояния системы нельзя назвать ни хорошими, ни плохими. Все зависит от ситуации: когда-то системе лучше быть в «возбужденном» состоянии, когда-то — в «окаменелом». Технологии управления хаосом претендуют на сознательное достижение подобных состояний и управление ими.

Центром развития теории SOC стал американский Институт Санта Фе, созданный в 1984 году для изучения динамики сложных систем и проблем. В его научный фундамент положены идеи Ильи Пригожина, Эдварда Лоренца, Бенуа Мандельбро, Пера Бака, Стивена Левина и других светил в области науки о хаосе и критической сложности. Со временем появляются другие образования, в частности Группа по изучению действий в условиях неопределенности при Пентагоне.

Яркий пример прикладного использования подобных технологий — «оранжевые революции». Революция есть состояние общества, близкое к хаосу. Искусство управления революционным хаосом заключается в следующем: вопервых, подвести систему к неравновесному состоянию; вовторых, в нужное время и в нужном месте вбросить фактор, приводящий старый порядок вещей к обвалу (хаотизация организации); в-третьих, ввести аттрактор, структурирующий систему в новом, желательном направлении. Все настолько технологизировано, что, скажем, в инструкциях можно встретить рекомендацию надевать на демонстрации белые кофточки. Зачем? Представьте крупный телевизионный план — плачущую девушку в заляпанной кровью белоснежной блузке, и вы поймете, что такое «незначительные воздействия», производимые в рамках современных «революционных технологий».

— И всем этим занимаются «люди Санта Фе»?

— Нет, этим занимаются те, кто использует новую методологию социального проектирования на практике. А также те, кто объединен модным термином «кризисменеджмент», причем совсем не обязательно в применении к управлению только политическими или экономическими процессами: обширное поле деятельности представляют военные или, скажем, дипломатические операции. Так, постулаты нелинейной динамики и теории критической сложности были взяты на вооружение Корпусом морских пехотинцев США еще 12 лет назад. А в знаменитом ЛосАламосе еще раньше был учрежден Центр нелинейных исследований для координации работ по изучению хаоса и сопряженных проблем. Принципиальных различий тут нет. Военные начинают отрабатывать формулы действия, прописанные им гражданскими. Высокие геоэкономические технологии впитывают идеи управления кризисами и практику использования силы, в том числе военной. «Люди Санта Фе» разрабатывают преимущественно теоретическую часть технологий.

— Но на полках с управленческой литературой мы видим либо мемуары отставных боссов, либо вольные «рассуждения на тему» очередного гуру. Почему то, о чем вы говорите, не преподают в программах МВА?

— Параллельно с развитием «интеллектуальных фабрик» все явственнее деградирует принцип публичности знания. Наука стремительно движется к «новому эзотеризму», анонимности, а порой к прямому сокрытию отдельных достижений и даже целых направлений исследований. Более того, искусственно создается своеобразный «виртуальный» двойник действительности. Путем заведомой деформации образа реальности, гипертрофии одних составляющих и подавления других создается система устойчивых мифов. Подобные тенденции вполне ощутимы в сфере социальных наук. Тем, кто жил при советской власти, понять это нетрудно.

Свобода в бизнессетях

— Какие еще принципиально новые технологии управления развиваются в мире?

— Можно говорить не только о каком-то новом семействе технологий, но скорее о целой культуре, которую часто именуют сетевой. Традиционная форма организации: учреждение — бюрократичнономенклатурный динозавр. Любое действие движется здесь по штатным векторам на основе некоего, подчас не вполне ясного регламента. И практически никто (ну, может быть, за исключением руководителя, да и то далеко не всегда) ничем в сущности не рискует. Инициативы и действия базируются на формальной иерархии, на устойчивых ролевых функциях, на стереотипных процедурах решений. При этом уровень разделения рисков внутри самой организации минимален.

Сетевая же организация основывается не на штатной структуре, а на проектном принципе деятельности, неформальном лидерстве. Она объединена концептуальным единством, системным аутсорсингом, персональной ответственностью за реализацию уже не ролевой функции (должности), но конкретного субпроекта. Здесь соединяются высокая степень вертикальной мобильности (причем в обоих направлениях) с отчетливым, персональным разделением рисков и нелинейной динамикой.

Идеал подобного организма — в объединении соборной миссии с энергиями амбициозных личностей. В сущности это прообраз мира трансэкономических элитных структур, «корпораций» в полузабытом значении термина, в пределе представляющих собой не организации, но связки функций, соединяющих разноформатные проекты и реализующих их людей. Новая культура, подобно вирусам, может соприсутствовать во плоти прежних социальных организмов, инициируя мощный конфликт между централизованной иерархией и сетевой культурой, между администратором и творцом.

— Практически все крупнейшие корпорации мира движутся в направлении сетевой организации. Так, IBM продала производство компьютеров, сосредоточившись на управлении брендом, НИОКР и сетью независимых поставщиков…

— Да, статус изделия, «вещи» в современном мире резко понизился. «Продается продукт, покупается бренд» — это лозунг стратегического планирования крупных корпораций. Корпорация организует продукт, продумывает сложную маршрутизацию его продаж. Само же традиционное промышленное производство нередко передается контрагентам на аутсорсинг. А во главе процесса оказывается своеобразный «высокотехнологичный Версаче» — производство бренда, генеральной политики, ключевых решений, технологий и «лекал».

— При анализе феномена сетевой организации вспоминается одна из упомянутых в начале нашей беседы основ новых технологий управления — возросшая роль антропологического фактора…

— Поделюсь поучительной байкой.

В свое время Дэвид Паккард, один из создателей компании Hewlett Pakkard, и Джон Гейдж, основатель компании Sun Microsystems, приняли участие в семинаре деловой и политической элиты. По его ходу Дэвид задает вопрос: «Джон, сколько человек тебе нужно для организации предприятия?» Джон, задумавшись секунд на 15, отвечает: «Шесть, может быть, восемь». Тогда ведущий дискуссию обостряет ситуацию: «Джон, а сколько людей реально работает в корпорации?». На что следует мгновенный ответ: «Шестнадцать тысяч, но они в основном являются ресурсом для рационализации».

Это пример известной схемы «семерых самураев»: если у корпорации имеются эти критические шесть-восемь сотрудников, у нее есть будущее. Если таковых нет, ее будущее проблематично. Сейчас гений, вылезший, фигурально выражаясь, из глиняной хижины, может занять видное место в крупной фирме — раньше подобная карьера была маловероятна. В наши дни не так уж редки ситуации, когда в организацию с пиететом приглашают человека, не имеющего копейки за душой, но обладающего специфическим образованием или даром. Если же дар окажется к тому же уникальным, то и будущность компании тесно увязывается с носителем этого дара.

Так что в современном мире массового потребительского общества личность, обладающая творческой потенцией, резервами духа, владеет отнюдь не медным грошиком. И «охотники за головами» ищут сегодня не только людей образованных, энергичных и творческих, но своего рода поводырей в будущее. Ибо существуют особые пространства, невидимые для затуманенных обыденностью глаз, для функционального зрения, но которые современные провидцы каким-то образом ощущают и опознают.

— Если вспомнить, что нам говорят о человеке наука и практика управления персоналом, наплодившие сотни различных противоречивых теорий и технологий, можно уверенно сказать: о самом главном в бизнесе — о личности — мы знаем очень мало…

— Состояние науки о человеке незавидно, но она быстро развивается. Появляются такие перспективные направления, как, к примеру, синергийная антропология.

И это имеет прямое отношение к обсуждаемой теме. Мы говорили о радикально возросшей роли личности с одной стороны, и беспомощности механистичных теорий управления событиями и персоналом с другой. Проблема здесь не только в тех ученых, которые неспособны создать эффективную методологию действия, идеально подходящую к серьезно изменившейся среде обитания. Все куда серьезнее: мы стоим на пороге изменения фундаментальных представлений о человеке. Это исключительно важная, но опять же большая и отдельная тема…