Рождение сверхновой

Андрей Яковлев

В

Будущая элита — в регионах

— Младшему поколению советской элиты и интеллигенции, выдвинувшемуся в период перестройки, была свойственна высокая степень цинизма и прагматизма, прикрытого декларациями о демократических и рыночных реформах. В результате в 90-е годы в обществе произошло девальвирование ценностей демократии и свободной конкуренции. Ориентация на реализацию частных интересов выражалась в том числе в коротком горизонте ценностей и целей. Как правило, люди думали о перспективе в несколько месяцев, что послужило значимым фактором для вывода активов из страны. И правительство за все 90-е годы не выдало ни одной программы, превышающей по горизонту полтора года. Классический пример — «500 дней» Явлинского, остальные программы были еще короче.

В этом смысле показательным стал кризис 98-го года. Он дал понять людям, обладающим реальной политической и экономической властью, что они могут ее потерять. Кризис привел к удлинению горизонта интересов, к подвижкам в элите. Некоторые крупные компании, например олигархические банки, в значительной степени существовавшие благодаря рынку ГКО и большой дружбе с правительством, лопнули. Возникла возможность продвижения в первый эшелон компаний второго уровня, не имеющих доступа к бюджетным кормушкам, в силу этого вынужденных вкладываться в собственное развитие и поэтому оказавшихся более эффективными. Аналогичным образом в политике на первые позиции выдвинулись такие люди, как Гер-ман Греф, Алексей Кудрин, Сергей Игнатьев, тот же Владимир Путин, которые в 90-е уже работали заместителями министров или вице-губернаторами. Они входили в состав новой политической и административной элиты, но представляли ее второй эшелон. Сейчас состав федеральной элиты вновь стабилизировался, и при сохранении неконкурентной политической среды ее представители заинтересованы скорее в сохранении своих нынешних позиций. Им не хватает стимулов для того, чтобы двигать страну вперед.

— И это значит, что настала очередь нового поколения элиты? Откуда оно возьмется?

— Предпосылки для формирования новой элиты есть. Во-первых, сохраняется второй эшелон в бизнесе, политике, в бюрократической системе — это более молодые и амбициозные люди. Во-вторых, существует сильное внешнее давление глобального рынка. Оно вынуждает игроков (особенно тех, кто не имеет доступа, например, к нефтяным ресурсам) нащупывать способы повышения конкурентоспособности, более эффективного взаимодействия с государством в целях создания условий для ведения бизнеса в стране. В-третьих, идет процесс обновления региональной элиты.

На федеральном уровне обновление произошло уже в 90-е годы, прежней советской верхушки практически не осталось. В регионах представители старой партийно-хозяйственной элиты во многих случаях смогли удержаться и пересесть в кресла губернаторов. Но сейчас они уходят по возрасту — это необратимый процесс. На их место придут новые люди. Сохранение федеративного устройства неизбежно порождает конкуренцию между регионами, прежде всего за федеральные трансферты. Но опыт некоторых из них показывает: возможна альтернативная модель конкуренции — за привлечение инвестиций, капиталов, более благоприятные условия для ведения бизнеса. Самые продвинутые и прагматические региональные лидеры, особенно приходящие из бизнеса, будут мыслить и действовать в этом направлении.

На федеральном уровне мало что будет происходить, олигархи, ориентированные на власть, думаю, тоже будут очень пассивны. Реальные перемены произойдут в регионах, на стыке интересов новых региональных лидеров и национальных бизнес-групп второго уровня, которые ищут себя на локальных рынках, стараются позиционироваться в глобальном пространстве и понимают, что без партнерских отношений с государством это крайне сложно сделать. Имеется в виду не финансовая, а организационная поддержка. Пока к этому больше готовы региональные власти некоторых субъектов. Но они могут подтолкнуть остальных, особенно на фоне снижающейся эффективности взаимодействия региональных властей с федеральным центром.

Первые ласточки

— На Урале и в Западной Сибири особенной смены региональных элит не происходит: все прежние губернаторы сохранили посты. За исключением главы Пермской области Олега Чиркунова и его предшественника Юрия Трутнева они не имеют предпринимательского опыта. Вы не идеализируете ситуацию?

— Безусловно, то, что я изложил — скорее гипотеза. Но мне хочется верить, что она жизнеспособна. Вы же сами приводите пример Перми и Челябинска. Другой пример — губернатор Тверской области Дмитрий Зеленин. Этот вариант даже более интересен, чем вариант Александра Хлопонина, потому что Хлопонин — представитель классического олигархического бизнеса. Зеленин не связан с такими вещами, как залоговые аукционы, и более свободен. То, что он пытается делать в Твери, используя возможности транспортной магистрали между Москвой и Петербургом, это как раз попытка создать благоприятный климат для капитала и инвестиций. Произошло явное обновление состава чиновников на уровне муниципалитетов: пришли люди с университетским образованием, многие поездили по заграницам и готовы к проектному управлению — было бы оно предложено. В бизнес-элите подвижки происходят раньше, и когда люди такого типа оказываются в политической элите, это уже событие.

— С вашей точки зрения, эти отдельные личности смогут вызвать волну обновления элиты? Или должна накопиться какая-то критическая масса?

— Вопрос о критической массе очень важен, но она возникнет, только когда будет серия позитивных прецедентов, историй успеха на поле взаимодействия бизнеса и власти, когда на примере этих историй удастся убедить действующих игроков в том, что возможно что-то сделать здесь и сейчас.

Соперники и единомышленники президента

— Путин и его немонолитная команда — это, по-вашему, «старая» или «новая» элита?

— В основном это скорее младшее поколение советской бюрократической элиты, советской интеллигенции: те, кто не ушел в бизнес, а остался на госслужбе.

— Значит, путинская элита может быть не заинтересована в усилении следующего поколения элиты, а инструментов, чтобы подавить этот процесс на первоначальной стадии, у нее достаточно.

— Я согласен, что Путину и его ближайшему окружению новая элита не очень нужна, они ее в какой-то мере боятся. И процедура назначения губернаторов — это явный барьер для появления новых непредсказуемых людей, попытка управлять процессом.

Но вот что принципиально. На мой взгляд, всесилие, всевластие Путина — миф. Звучат слова о диктатуре закона, об укреплении государственности. По факту в 90-е — начале 2000-х годов в большей степени укрепилось не государство, а федеральная бюрократия. У этой сильной самостоятельной группы, которая не совпадает с путинским окружением и с бизнес-элитой, есть собственные мощные интересы, к сожалению, в целом не имеющие ничего общего с интересами развития страны. Путин сталкивается с довольно сильным противодействием федеральной бюрократии. Есть много примеров, когда на федеральном уровне его прямые указания просто не исполняются. Наивно думать, что Путин и его окружение все контролируют. И прошлогодняя административная реформа (на деле оказавшаяся неудачной) неслучайна, потому что на высшем политическом уровне есть понимание того, что без изменения системы госуправления, без повышения эффективности госаппарата мы не сможем развиваться.

Проблема Путина, как мне видится, в том, что он сделал ставку на определенные элитные группы, на силовую и бюрократическую элиту. Поэтому неслучайно укрепление армии, ФСБ, МВД, прокуратуры, правительства и ведомств. И вначале бюрократия его серьезно поддерживала, потому что она чувствует себя нормально только в сильном государстве. Но дальше началось расхождение.

Путин и его окружение — это политическая суперэлита (термин введен политологом Алексеем Зудиным ). Суперэлита отличается от других типов элит (военной, бюрократической и так далее) тем, что у нее есть глобальные интересы, которые ставят ее над группой, из которой она вышла, подавляют интересы этой группы ради достижения общенациональных целей.

Бюрократии достаточно просто обладать властью, остальное ее не сильно волнует. А Путину важно обеспечить темпы экономического развития, потому что помимо двух элитных групп (силовиков и бюрократии), другим, причем самым главным его ресурсом является рейтинг, базирующийся на довольно высоких темпах роста жизненного уровня в последние годы. На самом деле они не связаны с политикой Путина, это результат девальвации рубля, расширения экспортных возможностей и так далее. Но избиратель связывает их с приходом к власти Путина. Так что тезисы об ускорении экономического развития, об удвоении ВВП в какой-то мере неизбежны. Иначе рано или поздно рейтинг упадет и инструмента воздействия на административно-бюрократическую элиту не станет. Здесь есть варианты стыковки интересов путинской суперэлиты и новых региональных элит.

— Но продолжается концентрация ресурсов и полномочий в федеральном центре, президент не пользуется возможностью смены региональных элит. Может, ему просто не на кого положиться?

— Концентрацию я объясняю тем, что в головах людей типа Дмитрия Козака (он, впрочем, сделал немало разумного) доминирует схема, под которую надо всех построить, и тогда все будет замечательно. Это опасно для такой страны, как Россия, с разнообразной региональной спецификой.

К сожалению, приходится говорить об отсутствии четкой региональной политики. Пока вместо продуманной стратегии идет конъюнктурный выбор из существующих кандидатур в конкретном месте в конкретное время. Если бы была заявлена политика, сознательно стимулирующая конкуренцию между регионами за создание наиболее благоприятного инвестиционного климата в виде выделения федеральных трансфертов или грантов тем, кто что-то делает, а не всем подряд, это послужило бы более явным сигналом региональным властям (старым и новым) и бизнесу. Тем более что, на мой взгляд, перспективы развития страны в ближайшее время будут сильно зависеть от регионов: возможности развития за счет Москвы, Питера и Тюмени (на территории Тюменской области добывается 90% российского газа и 65% нефти. - Ред .) исчерпаны.

— Путин или «следующий Путин» должен прийти к выборам с обновленными элитами или будущие парламентские и президентские выборы станут только отправной точкой обновления элит?

— У меня есть ощущение, что до того времени реально ничего не произойдет. Парламентские выборы мало что будут значить, поскольку роль партий пока невелика и, думаю, останется таковой еще долго. Какие-то подвижки, возможно, возникнут после 2008 года, в зависимости от того, кто будет преемником Путина (есть, например, вариант того же Козака). Развитие событий зависит и от взаимодействия региональных лидеров с конкретными представителями федеральной элиты, которые могут влиять на процесс.

— Пример: связка Чиркунов — Трутнев?

— Не исключено. Может, связки будут возникать по линии Грефа.

Плотней ряды

— Вы говорили о предательстве прежними и нынешними элитами общенациональных интересов. Есть ли уверенность, что нарождающаяся элита справится с этим пороком?

— Если компания думает о том, что она станет делать в этой стране через 20 лет, она неизбежно вынуждена учитывать интересы населения, регионов, где работает, просчитывать социальные последствия своих инвестиционных проектов. Такие вопросы не возникают, если речь идет о горизонте в три-пять лет, когда можно снять сливки и уйти. На политическом поле — то же. Когда человек планирует длинную карьеру, он вынужден учитывать возможную реакцию избирателей.

Ну и, конечно, если новые представители элиты не станут сознательно заново отстраивать демократические, конкурентные механизмы в политической сфере, не будет и гарантий, о которых вы говорите. Поэтому и в бизнесе, и во власти очень важна кооперация между игроками, которые уже сейчас способны что-то предпринимать и отличаются более длинным горизонтом интересов.

— Но пока не решен принципиальный вопрос о неприкосновенности собственности, о каком удлинении горизонтов можно вообще говорить?

— Вопрос защиты собственности — это вопрос коллективного интереса бизнеса. В течение 90-х годов и последних пяти лет бизнес, особенно крупный, полагал, что может обеспечить себе защиту на уровне индивидуальных контактов и договоренностей с властью. Но дело ЮКОСа показало, что это не так. Власть, устанавливающая правила, сильней. И если не будет консолидации на основе осознания коллективных интересов бизнеса, не будет ни адекватной защиты прав собственности, ни гарантий соблюдения общественных интересов.

— А если верх возьмут силовые и бюрократические элиты?

— В опубликованной полтора года назад статье «Обыкновенная страна» известные американские эксперты Андрей Шляйфер и Дениэл Трейсман доказывают: по всем объективным показателям Россия была и остается в группе стран со средним уровнем доходов, таких как Турции, Бразилия, Боливия. Для этих стран характерны все наши проблемы — инфляция и коррупция, неэффективный рынок и несовершенные государственные институты. На этой основе Шляйфер и Трейсман делают вывод, что ничего страшного у нас в 90-е годы не случилось, но ничего другого ждать тоже не следует. Нефть от нас никуда не денется, цены на нее глобально не упадут, какие-то ресурсы останутся. Значит, будем потихоньку существовать. Короче — обыкновенная страна. Но это не соответствует общим настроениям в России (которая пока еще отличается от Турции и Боливии более высоким качеством человеческого капитала), а также настроениям амбициозных представителей элиты, которые желают чего-то большего.