Натюрморт со свечой

В мае исполняется год, как у главного екатеринбургского художественного музея сменились и руководитель, и пути развития. О новых управленческих решениях и идеологических компромиссах в работе музея рассказывает директор ЕМИИ Никита Корытин.

- Никита, директор музея, на ваш взгляд, - должность публичная?

- Я много работал с музеями, и никогда у меня не было ощущения, что директор - это публичная фигура. Степень публичности, скорее, зависит от того значения, которое придает музею местное сообщество, и от того, готов ли к этому сам директор. Я понимаю, что быть публичной фигурой необходимо: представления о том, что такое музей, что он должен делать, у разных слоев общества очень разные. Все от музея чего-то ждут. Но музей никому ничего не должен. Он должен идти своим путем, у него есть своя миссия. С ней надо определиться - и жить немного по другим правилам, чем те, которые существуют у нас.

Поцелуй украдкой

- Какую роль музей играет в екатеринбургском пространстве?

- Более интровертированную, чем хотелось бы. Ему не хватает опоры на лояльного посетителя: у нас нет большого сообщества, на которое мы можем опереться в наших ключевых проектах. А когда оно есть, не нужно постоянно тратить огромные усилия, чтобы донести до публики информацию.

К этому стремится любая маркетинговая политика. Да, мы обязаны вести научную жизнь, поддерживать определенный уровень профессионализма, выполнять требования городского управления культуры. Но все эти задачи должны решаться настолько, насколько из этого следует рост числа посетителей, которые покупают билет. Сейчас наш посетитель - случайный. И я вижу мою миссию в превращении его в лояльного.

- Сколько в среднем человек приходит в музей в месяц?

- Более 10 тысяч.

- Зачем?

- Человек такое существо, которое пытается разнообразить свой досуг: интересы же не всегда зависят от выживания. Поэтому мы должны создать возможности для разнообразного времяпрепровождения, ориентироваться на разные ниши. Но музей только тогда поймет, зачем приходят люди, когда будет расти количество посетителей. Взаимодействуя только с узким кругом интеллектуалов, он не решит своих задач. Музей должен сначала сформировать круг лояльных посетителей, чтобы вместе с ними развиваться к взаимному усложнению.

- Не попадаете ли вы в ловушку между интересами посетителя и миссией музея?

- Нужно просто делать свой продукт, отличающийся от всего остального. Музей, например, точно не должен быть цирком. А ловушки не вижу: любая система адаптируется в пространстве, вместе с тем стремится остаться сама собой. Это нормально: зрителю нужно одно, нам - другое, и чтобы взаимодействовать, мы обязаны найти компромисс.

Если музей поместить в контекст того, как люди проводят свободное время, он во многом проиграет ресторанам и кино. Кроме того, он заставляет думать, напрягаться. Мы и так непростой досуг человеку предлагаем, да еще не всегда можем обеспечить комфортные для этого условия. Наша задача - найти приемлемый уровень сервиса и тот вид услуги, который будет понятен разным нишам: кому-то интересен Жак Калло и неинтересны «Великие реалисты», кому-то наоборот.

- А кто ваш идеальный посетитель?

- Взрослые люди с детьми. Для этого мы сделали семейный билет и абонемент: раньше такого не было. Это выгодно, но им пока очень мало людей воспользовались: сознание инертно. Еще хотим создать Центр музейной педагогики: структурно изменили музей, расставили акценты в штатном расписании. Это большая работа, серьезный вызов для нас.

- С кем конкурируете в культурном поле?

- Столь продвинутая экономическая терминология к нашей недоразвитой ситуации не подходит. Есть учреждения, на которые можно ориентироваться: филармония, театр музкомедии, оперный театр - вот они смогли серьезными усилиями развить лояльность потребителя. Они нашли компромисс между своей работой и интересами общества. А нам до него, думаю, годы.

Я вообще не считаю, что конкуренты есть: город немаленький, посещаемость для него не очень низкая, и по ее росту видно, что емкость рынка значительная. И чем больше площадок в пространстве города так или иначе приучают людей к тому, что визуальное восприятие искусства может быть интересно, тем лучше.

Если бы в городе была еще пара выставочных комплексов, которые могли бы принимать такое же количество людей, мы могли бы говорить о конкуренции, в том числе идей. А кто кроме нашего музея в Екатеринбурге может показать выставку «Великие реалисты»?

- Областной краеведческий?

- Это не их материал. Я же не возьмусь бабочек показывать...

- Да, выдерживаете стиль.

- Не имеет смысла продвигать образ музея, когда показываешь одно, другое, третье. Если ты действуешь на благо учреждения, которое будет существовать и завтра, то все попутные проекты работают против репутации. И не важно, есть или нет посетитель. Я считаю, надо придерживаться того, что задано институционально: призвано учреждение заниматься музыкой или изобразительным искусством, пусть им и занимается. Например, продвижение художников Екатеринбурга должно быть задачей не нашей, а галеристов: это их хлеб.

- Задача музея - художественное прошлое?

- И настоящее, про которое точно ясно, что оно станет прошлым. Поэтому у нас была выставка Андрея Антонова и будет выставка Миши Брусиловского. Но в целом работа с местным художественным сообществом пересмотрена. У меня самого раньше отсутствовало понимание, почему в пространстве музея я вижу художника, которому, например, 26 лет, и не вижу другого, который точно заслужил право здесь выставиться хоть раз в жизни. Надеюсь, получится определить компромиссный путь справедливости.

Сватовство майора

- Музей вообще сегодня больше внимания уделяет выставкам.

- Все, кто говорит о музее что-либо, должны понимать, что в основе нашей жизни лежит экономика. Наши посетители реагируют на события: они не готовы ходить на постоянные экспозиции даже раз в год, а на выставки - готовы и раз, и два.

- Что, кстати, планируете в Ночь музеев?

- В здании на Воеводина доведем до разных степеней абсурдности тему великосветского портрета, а на Вайнера будет фестиваль меццо-тинто. Это техника архаичная, но художники современные, поэтому на выставке оркестр BACH будет выступать вместе с диджеем. Вот работы на фестиваль пришли, 28 стран будут участвовать.

- В последние годы в музее степень абсурдности праздничной программы была очень велика.

- Произвольность постараемся свести на нет, чтобы не было просто какого-то представления, которое происходит в музее непонятно почему.

- С меццо-тинто вы рискуете: такие выставки (подробнее см. «Читая картины», «Э-У» № 14 от 13.04.09) требуют очень страстных зрителей, знатоков.

- В данном случае мы можем этим пренебречь. Пока единственная точка для международной репутации - русский авангард: он туда-сюда ездит. Но это не проект музея, просто эксплуатация его коллекции. А моя задача - чтобы у музея возникли свои проекты, развивались и были связаны именно с ним. Как фестиваль меццо-тинто. Такого плана проекты и выводят музей за рамки региона. И здесь нам не важно, много ли придет посетителей - важно, чтобы проект привлек художественное сообщество.

- А кто выставочный план определяет?

- Пока директор: просто я пришел в неудачное время - выставочный план был голый. Сейчас мы создали отдельный коллегиальный орган - выставочную комиссию. Продумали, как это все должно работать, как должны приниматься решения, чтобы не было лоббирования. В ближайшее время ответственность с меня лично снимется: появился заместитель по выставочной работе Юлия Сирина, возник выставочный отдел. Эти восемь человек должны кормить весь музей. Чтобы остальные могли думать, писать статьи, делать постоянные экспозиции, эти люди должны приводить в музей деньги. Без них развития не будет вообще.

- На спонсоров не рассчитываете?

- Очень рассчитываю. И всю мою пре­дыдущую жизнь в выставочных проектах привлекал частные деньги. Но сейчас у меня нет времени этим заниматься, как ни ужасно это звучит. Мне важнее сформировать лояльную аудиторию, чем вести переговоры с финансовым партнером. Потому что образ музея в нашем городе недостаточно весом, чтобы рассмотреть возможность материальной поддержки. Не обладает ЕМИИ таким статусом, чтобы, когда приходишь с бланком и просишь денег на какой-то проект, люди с интересом реагировали. И статус такой возьмется не из работы со спонсором, а как раз из расширения лояльной аудитории. Ради чего спонсор идет? Ради собственного продвижения.

- Неужели все просчитывают экономические эффекты? Может, кто-то просто любит искусство?

- Если бы так просто. Для всего должны быть экономические причины. Музей не может работать так, как «Артефакт» делал проекты для Русской медной компании. Там была другая экономическая подоплека: мы продвигали образ компании, Русская медная звучала как благотворитель. А если замысел выставки исходит от музея, то музей сильно перетягивает одеяло на себя. У нас не привыкли тратиться на такие проекты, хотя хороший опыт есть у филармонии, у театра музкомедии. Так что для начала надо над статусом поработать - чтобы привлекать тем, что у тебя есть свой клиент, который сюда придет.

- Вы начинаете посетителей продавать, как в магазине продают место на полке.

- Рыночные механизмы - это всегда обмен чего-то на что-то. Не может само по себе что-то хорошее возникнуть - кому-то это выгодно. А мне сейчас нечего продавать - нет моей лояльной аудитории.

- То есть будущее музея буквально в руках горожан. При этом отношения описываются языком не ценностей, а экономики.

- Вы зря эти вещи разводите. Не обязательно выбирать тот язык или этот, они должны быть взаимосвязаны. Можно говорить о ценностях, имея в голове экономическую подоплеку. Потому что высокая ценность - это высокий уровень ответственности. А высокий уровень ответственности без экономической подоплеки - это безответственность. Безнравственно ставить перед собой высокие задачи, не имея ресурсов.

- А как же «вещи больше, чем их оценки»? В историях музеев один из любимых сюжетов - создание
музея «по велению сердец», сообществом, которое вдохновляли, например, просветительские цели.

- В нашем городе долго работал наш первый президент, который решил поставить страну на чисто экономические рельсы. И это правильно. Все мы находимся в околошоковом состоянии. Учреждения культуры тоже должны это пережить: слабые умрут, сильные останутся.

- Но музей не может действовать только по рыночным законам: он хранит некое богатство, а распоряжаться им, например продать, не вправе.

- Этим вопросом задается любой директор: почему я должен зарабатывать, когда призван хранить такое, что никто другой хранить не может. Какие-никакие возможности хранить есть: и люди, и структура. Другое дело, что это все надо развивать. А государство мыслит иначе: ты должен сохранить, при этом сам найти для этого средства.

- Цели хранения финансово не обеспечиваются?

- Если честно, недостаточно: чтобы купить оборудование, мы должны заработать.

- Получается, спрос с музеев в некотором роде больше, чем с кафе и заводов, а интерес со стороны общества меньше.

- Спрос больше, ресурсов меньше. В адрес музея как учреждения выдвигается много требований, причем вторичных, потому что помимо хранения, реставрации и т.д. и т.п. возникает вопрос - а где сервис? А мы, конечно, сначала закрываем первичные нужды.

Взятие снежного городка

- Вероятно, одна из самых больших проблем - комплектование фондов?

- Фонд пополняется, вопрос - какими путями. Просто идти и покупать мы не можем. Мы должны сделать выбор: зарплата, коммуналка или фонд. В отношении Виталия Воловича мы такой выбор сделали: приобрели коллекцию его графики, двадцать листов. Группа американских художников передала нам в дар полтора десятка листов меццо-тинто. От частного коллекционера получили большое собрание советской ювелирки 70 - 80-х годов, порядка ста единиц.

- Но это дары. А целенаправленно вести политику формирования фондов не можете?

- Нет, я как раз за то, чтобы мы такую политику вели, а не брали все что дают. Наши приобретения - политические. Если мы планируем делать международный биеннальный проект меццо-тинто, то нам и коллекцию выгодно собрать. Это наш ресурс. Пройдет лет пять-семь, и коллекция станет статусной, попасть в нее будет престижно. Поэтому формирование коллекции - это инструмент формирования имиджа и ресурса.

- Получается, комплектование с целями репрезентации истории искусства вы не соотносите.

- Собрание провинциального музея настолько фрагментарно, что мы можем иметь дело только с историей комплектования. Комплектование региональных музеев сегодня должно решать реальные задачи. Создание новых экспозиций - проблема нереальная, слишком затратная и трудоемкая. Поэтому создание коллекции в таком направлении, которое потребует еще 20 лет, чтобы возникла экспозиция, - провал для директора. Он должен обеспечить, чтобы то, что попадает в музей, работало, причем как можно скорее. Или было стратегическим приобретением.

Черный квадрат

- А каков ваш собственный вкус?

- Первый раз с таким вопросом сталкиваюсь. Я готов смотреть современное искусство, люблю музеи этнографические, самые разные. Пристрастия есть, но они динамично меняются. Я бы дистанцировался от предпочтений. Скорее, есть интересы: японская гравюра, меднолитая пластика, африканское искусство, меццо-тинто. В силу разных обстоятельств мне нравятся отдельные пласты, но я не могу сказать, что я отождествляю с этим свой вкус. Наверное, он еще не сформировался. Ближе к пенсии определюсь.

- Тема вашей диссертации - количественные методы в искусствознании. Написали?

- Не успел: пришел в музей. Материал у меня литературный, но я ушел из классической филологии. Не приемлю классического искусствознания: красота размышлений отдельного искусствоведа мне существенно менее интересна, чем высказывание собственно предмета изучения. Интереснее понять, какие глубинные причины стоят за этим высказыванием, почему существует произведение искусства. Это, наверное, такая мальчишеская проблема: понять, как это работает, почему возникло, что приносит. А просто описывать, систематизировать, складывать красивые картинки - удел филателистов. Классификации, которые дает вся гуманитарная наука, превращаются в сакральное знание, которым владеют пять человек.

- Язык эмпирической эстетики еще более герметичен.

- Его понимает любой ученый, который знает, как делаются исследования, что такое теория эксперимента, как данные описываются и т.д.

- Насколько вы сами рациональны?

- То, что я согласился на пост директора, - проявление в некотором смысле иррационального поведения, даже сумасбродство.

- Не жалеете?

- Пока нет. Объем ответственности, меру сложности я заранее оценить адекватно не мог, поэтому, скажем, что это сильно отличается от того, что изначально было в моей голове. Работа существенно более бодрая, чем я предполагал.

Дополнительные материалы:

Никита Корытин - по образованию филолог, окончил Уральский государственный университет им. А.М. Горького. В 2005 году основал компанию «Артефакт», занимающуюся выставочными и издательскими проектами в области культуры. Обладает опытом сотрудничества с музеями, корпорациями и коллекционерами. Так, «Артефакт» предложил Русской медной компании позиционировать себя в общественном сознании через работу с культурным наследием. В результате при поддержке Русской медной компании изданы книги «Медная монета Екатеринбурга: производство и коллекционирование» (2007) и «Русское медное литье. Избранные памятники в собраниях Урала» (2008). Организованы в Екатеринбурге выставки «Царское село. История императорской резиденции» (2006; ЕМИИ), «Екатеринбургская монета: производство и коллекционирование» (2007; СОКМ), «"Добрый подвиг совершившие..." Образы святых в русском медном литье XII - XX веков» (2007 - 2008, галерея Храма-на-Крови).