Между нормативом и биткойном
Банковский сектор
Реформа надзора, низкая инфляция и финтех — эти элементы будут определять конфигурацию банковской системы в новой фазе экономического развития
Cочинский банковский форум «Банки России — XXI век», традиционно открывающий осенний деловой сезон, на этот раз прошел по необычному сценарию. Накануне первого рабочего дня общее собрание организатора форума, Ассоциации «Россия», приняло решение о проведение ребрендинга и изменении руководящего состава. Ассоциация региональных банков России переименована в Ассоциацию банков России, ее президентом избран бывший зампред ЦБ Георгий Лунтовский. Возглавлявший с 2006 года Ассоциацию председатель комитета Госдумы по финансовому рынку Анатолий Аксаков стал председателем совета вместо Александра Мурычева. Таким образом в Сочи разрешен конфликт, начавшийся летом этого года после скандального выхода Альфа-банка из второй лоббистской банковской организации — Ассоциации российских банков (АРБ). Вслед за ним из АРБ вышли ряд крупнейших банков — Сбербанк, ВТБ, Газпромбанк, Россельхозбанк. Затем Сбербанк подал заявление о вступлении в Ассоциацию «Россия».
Несколько последних лет главная интрига сочинского форума звучала так — что скажет Сухов? (бывший зампред ЦБ, отвечавший за надзор, ушел с поста в октябре 2016 года). На этот раз главной медиафигурой стала председатель Банка России Эльвира Набиуллина, открывшая форум детальным докладом.
Наконец, третья особенность: дискуссия о системных проблемах отрасли складывалась под влиянием двух горячих кейсов года — отзыва лицензии у банка «Югра» и санации холдинга «Открытие». С их анализа и начала выступление Эльвира Набиуллина.
Уроки и «открытия»
Оценка регулятором причин громких провалов сама по себе имеет информационную ценность. Вердикт в отношении банка «Югра» однозначен: «Этот кейс — один из крайне неприятных в череде отзывов из-за безответственного поведения собственников, которые создали “карманный” банк для финансирования прежде всего своих проектов, но при этом активно, а в случае “Югры” — крайне агрессивно обходили ограничения регулятора, привлекая средства вкладчиков. Банковский бизнес должен быть именно банковским, а не инвестиционным. Если собственники банков хотят заниматься иным бизнесом, пусть его финансируют не из средств вкладчиков своих же банков. Иначе получается асимметричное распределение вершков и корешков: если бизнес успешен — богатеют владельцы, а если нет, то страховое возмещение вкладчикам должно выплачивать АСВ».
Истоки проблем «Открытия» несколько сложнее, и Эльвира Набиуллина попросила собственников банков извлечь из этой истории уроки. По мнению главы ЦБ, глубинная причина — слишком рисковая, базирующаяся на постоянной экспансии и крупномасштабных операциях бизнес-модель при отсутствии должного внимания управлению рисками:
— Санация банка «Траст» стала серьезным, сложным проектом. Среди рисковых проектов отмечу также покупку Росгосстраха. В своих действиях банк часто ориентировался на краткосрочные выгоды без понимания долгосрочных последствий. Такое поведение было и заметно в широко обсуждавшейся сделке приобретения еврооблигаций Russia-30 для участия в аукционах валютного репо с Банком России. В целом эта операция не привела к ухудшению финансовых показателей «Открытия». Увидев концентрацию таких бумаг на балансе у одного участника, мы в 2015 году снизили лимиты и повысили ставки. На балансе «Открытия» эти бумаги стояли по завышенной цене, что позволяло приукрашивать финансовое состояние банка. Это должно являться уроком для всего банковского сектора.
Учитывая масштаб «Открытия», ЦБ принял решение о восстановлении его финансовой устойчивости с помощью нового механизма — прямого вхождения в капитал банка Фонда консолидации банковского сектора. Не успели отгреметь фанфары коктейльного приема в Сочи, как ЦБ применил этот механизм и в отношении Бинбанка. Видимо, предвидя такой сценарий, глава ЦБ заранее ответила на вопрос о возможном огосударствлении банковского сектора:
— Мы планируем достаточно быстро приводить в порядок финансовые институты, которые получают средства от Фонда консолидации банков, и при необходимости реструктурировать такие банки, в том числе объединять и выводить на рынок путем как поиска стратегического инвестора, так и продажи по частям или проведением IPO. У нас нет задачи увеличить долю государства в банковском секторе. Наоборот, наша задача состоит в том, чтобы на российском рынке работали здоровые и успешные частные банки, имеющие жизнеспособную и прибыльную бизнес-модель.
Надзор на опережение
Как последствия этих историй отразятся на политике надзора — так можно было сформулировать ключевой вопрос повестки. До сих пор ЦБ использовал преимущественно один метод повышения качественных параметров банковской системы — «чистку рядов». Эльвира Наибуллина дала понять, что процесс продолжится, несмотря на претензии в части ухудшения качества конкурентной среды. На эти элементы обычно указывает ФАС. Заместитель руководителя этого ведомства Андрей Кашеваров:
— Количество кредитных организаций за последние шесть лет сократилось на 43%, рынок покинули 436 организаций, 47 из которых — в 2017 году. При том что банковские активы выросли в 2,39 раза, произошло их значительное перераспределение в сторону крупнейших банков. Если раньше львиную долю активов (80%) делили между собой 50 кредитных организаций, то сейчас число «избранных» сократилось до 20.
По словам Андрея Кашеварова, падает доступность банковских услуг: количество филиалов кредитных организаций в последнее время убывает в среднем на 14,7% в год. С 2011 года в стране стало почти на 2 тыс. банковских офисов меньше, а количество банкоматов и платежных терминалов сократилось более чем на 35 тысяч (в том числе на 5,5 тысячи в 2017 году).
Однако ЦБ не видит причин для беспокойства. По словам Эльвиры Набиуллиной, Банк России провел свое исследование, показавшее, что очищение банковского сектора не влечет снижения конкуренции: «Вывод с рынка слабых и недобросовестных игроков приводит к тому, что увеличивается число участников рынка, которые обладают рыночной властью. Это также приводит к устранению тех бизнес-моделей, конкурировать с которыми законопослушный бизнес не в состоянии, что создает предпосылки в целом для привлечения качественного капитала в банковский сектор».
Проблема только в том, что политика выдавливания недобросовестных игроков слишком дорого обходится банковскому сообществу, вынужденному содержать фонд страхования. Очевидно, чтобы уменьшить давление, регулятор начинает цикл упреждающих действий. До 1 ноября этого года все банки с активами более 500 млрд рублей должны сдать в Центральный банк специальную отчетность о системах управления рисками и процедурах оценки достаточности капитала. До конца текущего года Банк России проведет полную оценку качества систем управления рисками и оценки достаточности капитала крупнейших кредитных организаций. Суть этого элемента надзора глава ЦБ сформулировала следующим образом:
— Если мы выявим, что объем капитала банка недостаточен для покрытия принятых рисков или уровень и качество процедур риск-менеджмента низки, и в перспективе банк может столкнуться с нехваткой капитала, то для таких организаций будут устанавливаться индивидуальные повышенные требования к достаточности капитала. Надзорные требования будут предъявляться не постфактум (после обнаружения проверкой фактических нарушений, например, требований к резервам), а превентивно.
Банк России может применить и другие серьезные меры надзорного реагирования. Например, ограничение и запрет на осуществление отдельных операций при нарушении кредитной организацией индивидуально установленных повышенных нормативов. На первом этапе — в отношении крупнейших банков, а с 2018 года модель распространится на всех.
После завершения очищения банковской системы глава ЦБ пообещала перейти к разработке модели поведенческого надзора. Речь идет о создании условий, в которых участники финансового рынка будут вынуждены предоставлять потребителю исчерпывающую информацию о приобретаемом продукте.
Реформа надзора строится с учетом как внутренних проблемы российской индустрии, так и мировых тенденций. К последним относится продолжение внедрения самых сложных пакетов Базель III. Для этого ЦБ начал проводить водораздел между банками с капиталом более 1 млрд рублей, в отношении которых целесообразно продолжать внедрение принципов Базеля (универсальная лицензия), и всеми остальными (базовая лицензия). В этом и состоит смысл реализации модели пропорционального регулирования банковской системы.
На 1 сентября 2017 года капитал менее 1 млрд рублей имели 222 банка. По словам Эльвиры Набиуллиной, практически у всех объем операций, не предусмотренных законом для банков с базовой лицензией, не превышал 10% активов, лишь у восьми на такие операции приходилось более 30% активов. Значит, переход к пропорциональному регулированию будет плавным, без слома бизнес-моделей банков, заверила глава ЦБ:
— По нашим оценкам, капитал основной части банков, которые могут перейти в категорию банков с базовой лицензией, находится в диапазоне 300 — 500 млн рублей, из банков с капиталом менее 1 млрд рублей таких более 60%. У 13,5% банков этот показатель превышает 700 млн рублей. Эти банки вполне смогут избрать стратегию наращивания капитала до уровня универсальной лицензии.
Вызовы и драйверы
Основной источник наращивания капитала — прибыль. Как и на чем зарабатывать — еще одна важнейшая часть повестки сочинского форума.
Статистически картинка выглядит неплохо. По расчетам Банка России, за восемь месяцев этого года активы сектора увеличились на 4,5%, совокупная прибыль составила 997 млрд рублей, превысив результат 2016 года в целом.
Однако ключевое направление банковской деятельности — кредиты предприятиям — выглядит достаточно скромно (+2,3%). По мнению Анатолия Аксакова, это связано с тем, что вечная проблема российских банков — отсутствие длинных пассивов — не решена: банки держат 80% активов в российской финансовой системе, при этом их доля инвестиций в основной капитал составляет всего 10%.
Экономические ведомства выход видят в использовании возможностей институтов развития. С этого года правительство запускает новый инструмент — фабрику проектного финансирования ВЭБ 2.0. Его на форуме анонсировал первый заместитель руководителя Внешэкономбанка Дмитрий Курдюмов. Модель основана на принципе синдикации. ВЭБ будет привлекать средства из различных источников, используя в том числе механизм госгарантий и субсидирования процентных ставок. Инициаторы надеются, что в первые годы после запуска объем финансирования проектов превысит 1 трлн рублей.
Идея заслуживает внимания, считает Данил Абрамов генеральный директор «Инвест-Бюро Данила Абрамова»: «Сейчас большинство проектов Внешэкономбанка сосредоточены в инфраструктурном сегменте (аэропорты, дороги, мосты, строительство морского транспорта, логистических терминалов и портов). В версии ВЭБ 2.0 предлагается расширить этот перечень и включить в него развитие инновационных производств и сервисов, уникальные крупнейшие проекты по несырьевому экспорту, промышленность высоких переделов, перевод ОПК на гражданскую продукцию». Однако, по мнению аналитика, предложенный механизм имеет немало серьезных изъянов (подробнее см. «Модель для избранных», с. 14).
На краткосрочном горизонте банки, судя по всему, могут больше рассчитывать на розничный сегмент, демонстрирующий самые высокие темпы — 7%. Этот рост, кроме вернувшейся уверенности потребителей, сделали государственные программы поддержки через стимулирование спроса жилищного строительства и автомобильной промышленности. Механизм субсидирования ставок по ипотеке и автокредитам, примененный в этот кризис, оказался весьма эффективным. Так, по оценкам PWC, в первом полугодии-2017 продажи новых легковых автомобилей в России достигли 665 тыс. штук, увеличившись на 7% по сравнению с аналогичным периодом прошлого года (623 тысячи), по итогам года прогнозируется рост 7 — 11%.
Восстановительный этап кредитной розницы протекал неплохо, но, как показывают наши собственные наблюдения за кризисами, выход на прежние мощности дается непросто. Так, в кризис 2009 года портфель кредитов достиг предкризисного максимума только к апрелю 2010-го, а портфель кредитов индивидуальным предпринимателям — и вовсе лишь к июлю 2011-го. На этот раз дорога к докризисным пикам будет еще длиннее. Старший управляющий директор и главный аналитик Сбербанка Михаил Матовников связывает это с долгосрочным трендом выхода на низкие темпы инфляции:
— В предыдущие кризисы резкое падение показателей сменялось такой же бурной коррекцией на фоне постоянно растущего рынка. В условиях низкой инфляции новые кредиты уже не способны компенсировать предыдущие «плохие» долги, а значит, восстановление кредитного портфеля до приемлемого качества займет куда больше времени. Доходность традиционных сегментов банковского бизнеса будет падать.
И это первый вызов, с которым столкнется банковское сообщество в новой фазе развития экономики.
Вместе с тем низкая инфляция создает основу для появления новых драйверов розничного бизнеса. К ним Михаил Матовников относит ипотеку: «Мы наблюдаем высокую эластичность спроса — достаточно вспомнить, как покупали ипотеку в начале года, после нескольких этапов снижения ставок спрос на нее вырос на 40%». Через десять лет вклад ипотеки в ВВП увеличится, по мнению аналитика, с нынешних 5% до 15%.
Вопрос: кто воспользуется открывшимися возможностями?
Развитие сценариев во многом будет зависть от характера конкурентной среды. В последние годы в банковской системе за счет преференций заметно выросли позиции государственных банков, и частные банки усматривают в этом нарушение правил рыночной конкуренции. Эту тему в очередной раз на форуме поднял заместитель председателя правления Альфа-банка Владимир Сенин:
— Банки с государственным участием — это коммерческие организации, нацеленные исключительно на получение прибыли, но по факту они превращаются в экономические костыли. Госбанки нарастили свою долю на рынке за счет доступа к дешевому фондированию. В итоге прибыль Сбербанка, Группы ВТБ и банков Группы Газпром превышает прибыль всех остальных кредитных организаций страны вместе взятых. Возникает вопрос — кто они: институты развития или банки?
ФАС видит проблему иначе. Андрея Кашеварова беспокоит усиление позиций крупных игроков: в России действует более 50 федеральных нормативных правовых актов, которые создают необоснованные преимущества крупным банкам за счет установления требований, например, к размеру собственных средств. Эти преимущества позволяют крупным банкам снижать процентные ставки по вкладам населения (в среднем примерно 5 — 6% против 7,5% у других игроков), при этом они сохраняют относительно высокие ставки по кредитам — 15 — 21%.
Между тем история «Югры» и «Открытия» показала — размер не имеет значения. Похоже, экономические ведомства готовы пересмотреть подходы. По словам заместителя министра финансов РФ Алексея Моисеева, Минфин и Банк России будут отбирать банки в части размещения госсредств, предоставления гарантий и производства госзакупок не по уровню капитала, а на основе рейтингов российских агентств, аккредитованных ЦБ РФ: «Конечно, маленькому банку будет сложно получить высокий рейтинг, но если он очень надежен, почему нет». Пока взята планка не ниже BBB-.
Пока банки разных типов спорят о правилах конкуренции, их клиента уводит инвестиционная индустрия: участники фондового рынка в силу низкой инфляции получили шанс расширить клиентскую базу за счет предложения более доходных продуктов управления ресурсами. На этот вызов обращает внимание Михаил Матовников. По его мнению, сервисы по управлению активами, пенсионными деньгами, накопительное страхование будут набирать обороты: «Эти рынки сегодня не развиваются из-за того, что банки были краеугольными элементами в росте экономики. Завтра нас ждет угасание доминирования банков и переход к созданию более разнообразного финансового рынка».
Страхи, мании и самоочищение
Год-два назад на сочинском форуме банки просчитывали угрозы со стороны финтеха. Теперь индустрия и регулятор сошлись во мнениях: технологии — уже не вызов, а данность.
— Это возможность снижения издержек на обработку информации, каналы продаж, повышение удовлетворенности клиентов и выход на новые рынки. Рыночные преимущества получат банки с развитыми технологическими платформами и бизнес-моделями, ориентированными на использование элементов искусственного интеллекта, высокую степень роботизации в бизнес-процессах, на дистанционное обслуживание клиентов. Опоздавшие рискуют потерять клиентов и, как следствие, доход, — уверена Эльвира Набиуллина.
— Более 60% российских банков связывают свою стратегию с развитием финтеха, — продолжает заместитель председателя Центрального банка Василий Поздышев. — Те, кто не связывают, — рискуют остаться аутсайдерами. Пока еще финтех — это нишевые игроки, а традиционный банкинг — основное поле игры. Через пять лет все будет наоборот.
Будущую экосистему будут выстраивать специалисты, имеющие опыт в электронной коммерции, специалисты из телекоммуникационной отрасли и некоторые передовые банкиры, считает председатель правления «Тинькофф Банк» Оливер Хьюз: «Только за счет такой синергии можно получить бизнес-модель, которую реально масштабировать — то есть снижать цены без снижения качества клиентского сервиса».
При всей очевидности наступления технологий, дискуссия о путях трансформации моделей показывает, что процесс простым не будет. По мнению партнера EY Хью Харпера, несмотря на всеобщую моду на новые технологии, жизнь на них реагирует гораздо медленнее: «Перед банкирами, как и прежде, стоит задача погружения в нужды и ожидания клиентов. Не все то, что придумано математиками, может быть реализовано на практике».
Пока банки и финтех настойчиво ищут точки взаимной выгоды. Заместитель председателя правления группы компаний ЦФТ Андрей Фомичев уверен, что ИТ-индустрия поможет банкам справиться с постоянно растущими расходами на подготовку отчетности для регулирующих органов через передачу этого вида деятельности на аутсорсинг. По подсчетам эксперта, переход на частичный аутсорсинг позволит сократить издержки как минимум в 2,5 раза. Менеджер дирекции информационной безопасности банка «Киви» Кирилл Ермаков отправляет на аутсорсинг функцию общения с клиентом: «У финтех-компаний это получается лучше, чем у традиционных банков».
Гораздо меньше определенности в отношении нашествия криптовалют. Анатолий Аксаков призвал как можно быстрее «загнать» этот рынок в правовое пространство: «Необходимо дать определение, что такое криптовалюта, определить площадки, ввести реестр майнеров, в том числе вовлекая их в налоговый оборот». Эльвира Набиуллина торопиться не хочет:
— Криптомания опасна, и мы видим риски при введении в легальные обороты криптовалют, потому что это может дополнительно поддержать интерес к их использованию. Мы категорически против того, чтобы вводить криптовалюты в качестве платежного средства. Мы против приравнивания их к иностранным валютам. Во многом сейчас нынешние механизмы использования криптовалюты имеют признаки пирамиды. И, конечно, большой вопрос, нужно ли их легализовать или предупреждать инвесторов о высоких рисках.
Значительной частью вопросов, которые вошли в повестку нынешнего форума, придется заниматься и банковскому сообществу: пожалуй, впервые тема ответственности банковских объединений за будущее системы прозвучала в выступлении главы ЦБ настолько отчетливо: «Сейчас в банковском секторе, в отличие от других секторов финансового рынка, нет практики саморегулирования. Перспективы его развития и внедрения нам предстоит обсудить. И мы рассчитываем, что Ассоциация возьмет на себя обязательства по формированию стандартов деятельности в банковском секторе, как это делают саморегулируемые организации».
В теории институт саморегулирования служит действенным инструментом для выдавливания с любого рынка недобросовестных игроков. Как нам представляется, российский регулятор попытается использовать эту модель для усиления эффективности курса на расчистку банковского рынка. С этой точки зрения организационные изменения в Ассоциации «Россия» имеют под собой фундаментальную основу.
Дополнительные материалы:
Модель для избранных Фабрика проектного финансирования способна выполнять локальные задачи, но вопросы реализации инвестиционных проектов в стране в целом она не решит — считает Данил Абрамов, генеральный директор Инвест-Бюро Данила Абрамова — Внешэкономбанк верно сформулировал свободную на рынке нишу — финансирование долгосрочных инвестпроектов. Хорошо, что тема отсутствия в стране длинных инвестиционных средств поднята в очередной раз. Но у предложенного механизма есть несколько изъянов, которые либо изменят реальность до неузнаваемости, либо не дадут идее развиться. Для утверждения проектов предлагается создать проектный комитет, который будет состоять из сотрудников ВЭБ, представителей Российского фонда прямых инвестиций, других банков (каких именно — не сообщается). Особо подчеркнуто, что чиновников в этом комитете не будет, хотя сотрудников ВЭБ назвать коммерческими банкирами тоже нельзя: собственник их банка — государство. Вся процедура от начала рассмотрения вопроса до выдачи денег должна занять около девяти месяцев, но еще есть срок подготовки документов для начала этой процедуры. Таким образом, путь от идеи до денег займет более года. В современных реалиях рынка, когда за год технологии устаревают и появляются новые, это неприемлемый срок. Проект должен реализоваться за счет объединения средств следующих участников: инициатор проекта, Внешэкономбанк, институциональный инвестор (банк, негосударственный пенсионный фонд, страховые компании), государство, предоставляющее субсидии и гарантии по проекту. Предполагается, что финансирование проектов будет состоять из двух блоков — вложения в капитал проектной компании (20% всего объема проектного финансирования) и заемное финансирование (80%). Проектная компания должна быть акционерным обществом. Следовательно, вхождение в капитал будет предполагать первичный выкуп акций общества: 1/3 капитала выкупит Внешэкономбанк, 2/3 в каких-то долях — инициатор проекта и институциональный инвестор. Это один из самых спорных моментов. Для любого коммерческого банка покупка неторгуемых акций компании с нулевой экономикой — слишком большой риск. Во-первых, потому, что эта компания будет учитываться в консолидированной отчетности банка (формируя группу), во-вторых, эти вложения должны производиться строго за счет собственного капитала банка. Аналогично дело обстоит с НПФ и страховыми компаниями. Заемный капитал в свою очередь будет состоять из двух частей. Предполагается, что транш А будут выкупать те же банки, НПФ и страховые компании. Думаю, это возможно только в том случае, если процентный доход по нему будет выплачиваться хотя бы ежеквартально, и если доходность для инвестора будет выше доходности по ОФЗ (на сегодня около 8,5% годовых). В итоге получаем стоимость транша А для проекта примерно 10% годовых. Немаловажно, чтобы упомянутые инвесторы могли не начислять резервы по этим активам, иначе это сделает невозможным их вложения в такой проект. Транш Б — также либо кредиты, либо облигации. Целевой рынок инвесторов тот же. Но по этим траншам гарантий государства не предполагается. Следовательно, кредиторы должны пойти на риск хоть и большого и необходимого, но стартапа. Для них это неприемлемо в принципе, так как их пассивы и инвестиционный профиль не позволяют совершать рискованные вложения. Банки смогут пойти на такие инвестиции только в том случае, если проектной компанией (заемщиком) будет выступать мощная корпорация с устойчивым денежным потоком и финансовым результатом. В этом случае участие банка превратится в классическое кредитование, которым он занимается каждый день, но длинных денег в проект это не принесет. Транш В — вложения самого ВЭБ. Ставка предполагается на уровне 10% годовых. В базовом варианте эти три транша в равных пропорциях делят 80% заемного капитала проекта, то есть примерно по 26% от общей суммы проекта каждый. Итоговая структура вложений получается такая: инициатор проекта (6,6%), институциональный инвестор (58,6%; большая часть — прямое венчурное финансирование, часть — под гарантии государства), ВЭБ (34,8%). При этом доли в капитале компании у них равные — по 33%. Главная проблема в том, что создаваемый механизм никак не решает вопросов инфраструктуры для финансирования инвестиционных проектов в стране в целом. Он локально создает работу для ВЭБ и его дочерних структур, концентрирует принятие решений в столице, ограничивает количество проектов несколькими сотнями, что для экономики России капля в море. На мой взгляд, такой институт развития, как Внешэкономбанк, должен лоббировать создание системы, которая способствовала бы притоку длинных денег НПФ и страховых компаний в инвестиционные проекты в целом по стране, например, через предоставление госгарантий и обязанность вкладывать определенный процент накопленных фондов в этот инструмент. В хорошей системе риски и принятие решений должны быть распределены по участникам рынка. Например, можно задействовать банки, предоставив им бесплатное рефинансирование ЦБ против вложений в подобные инвестиционные проекты. И после этого уже банки будут конкурировать за клиентов, которые подходят под критерии данной программы, начнет формироваться рынок подобных услуг. Коммерческие банки (и не только топ-50) можно использовать и для экспертизы проектов в целях вложений в них страховых и пенсионных фондов. Система должна задействовать все механизмы, существующие в стране по всей ее территории, а не сдавливать узкое горлышко денежного потока до одного финансового института, пусть даже очень уважаемого. Предложенная схема не породит регулирование рыночными механизмами — кто эффективнее, тот и победил. Скорее, она будет защищать интересы мощных лоббистских групп, которые начнут использовать ее как ключик к государственным гарантиям и деньгам. Кроме того, на мой взгляд, ВЭБ выбрал неподходящих попутчиков. Банки, НПФ и страховые компании не станут вкладывать средства в рискованные стартапы, пусть даже крупные и структурированные Внешэкономбанком. Поэтому источник на 33% финансирования проекта как минимум подвисает в воздухе. Скорее всего, эту нишу заполнят реальные интересанты данной программы — крупные корпорации. Они смогут использовать программу как источник дополнительных средств для своих внутренних инвестиционных проектов, обеспечив свое участие в проекте на уровне 40%, получив деньги ВЭБ на 35% и предложив банкам вложиться под гарантии государства на оставшиеся 25%. Но даже эти корпорации не пойдут в финансирование инфраструктурного проекта, не понимая способов монетизации прибыли. Мост, дорога или порт тоже должны приносить прибыль, и только в этом случае они станут интересны для инвестиций. По ним должны быть обеспечены гарантии неизменности тарифной политики и законодательного окружения в долгосрочной перспективе. Ну и последнее: 80% фондирования проекта будет стоить его организаторам около 10% годовых в рублях. Это неприемлемо для проекта с нуля. Тем более масштабного. Простая математика — от начала вложений до устойчивого денежного потока может пройти до двух лет. За два года на заемные средства накопятся проценты в сумме, почти равной капиталу компании. От капитала останется только его пятая часть. Кроме ухудшения структуры баланса проектной компании это приведет к недостаточности собственных средств для покрытия операционных затрат на инвестиционной фазе проекта. В результате к моменту продаж компания будет иметь отрицательный капитал. Налоговая инспекция может предложить ей прекратить деятельность. Почему государство не может запустить в эту схему средства со стоимостью около нуля? Ведь в данном случае ВЭБ это не более чем проводник и контролер для государственных средств. Очевидно, что его операционные расходы можно было бы покрывать не за счет прибыли (то есть за счет клиентов), а за счет государства. А государство получит мультипликационный эффект в виде увеличения деловой активности, рабочих мест и налоговых поступлений. Эта мера, наравне с распределением системы принятия решения, запуском рыночных механизмов для привлечения фондов, радикальным уменьшением среднего чека и увеличением количества проектов, могла бы изменить ситуацию с инвестиционным финансированием в стране. |