Оппозиция крякнула

Митинги

Митинги

Команде Навального удалось вывести на несанкционированные акции против коррупции тысячи человек, но повестку многие из них определяли самостоятельно

Митинги, организованные в рамках федеральной акции Фонда по борьбе с коррупцией (ФБК), прошли в 80 — 90 российских городах (власти согласовали только 24 мероприятия). Общее количество участников оценивается в 50 — 60 тысяч, из них около 8 тысяч (официальные данные, оппозиция увеличивает эту цифру в 2 — 3 раза) — вышли на московские улицы. Символами протестного движения стали кроссовки и желтые резиновые уточки, которые фигурировали в фильме-расследовании ФБК «Он вам не Димон», опубликованном в сети в начале марта. Его авторы обвиняют в коррупции российского премьера. Отсутствие реакции на это видео якобы и спровоцировало масштабные демонстрации. Отсюда и приготовленные заранее плакаты — «Если денег нет, откуда особняки», «Коррупция ворует будущее», «Кря-кря-кря, воруешь зря», «Требуем ответа», которые вместе с утками раздавали желающим (встречались и домашние заготовки).

На Урале и в Западной Сибири отметились региональные столицы — Екатеринбург, Челябинск, Тюмень, Пермь, Уфа, Курган, где шествия поддержали от 1 до 3 тыс. человек. Акции прошли и во «вторых» городах, правда, малочисленные. Например, в Нижнем Тагиле собралось всего около 200 человек, из них более десяти задержано. Причина — плакаты и лозунги, призывающие к смене власти. А в Перми, где площадку для митинга власти согласовали, обошлось без стычек с правоохранителями, более того, организаторы поблагодарили врио пермского губернатора Максима Решетникова за готовность к конструктивному диалогу. По такому же сценарию (с согласованием места проведения) прошли акции в Уфе и Тюмени: антикоррупционная риторика велась без нарушений, полицейские скучали в стороне. На несанкционированных митингах в Екатеринбурге и Челябинске задержания были. По словам свидетелей, как правило, нарушителей общественного порядка отпускали после составления административных протоколов. В Челябинске митингующие шествовали по улице Кирова, в Екатеринбурге — от площади Труда до Ельцин-центра и обратно.

Политологи говорят, что 26 марта в России состоялась самая масштабная протестная акция за последние пять лет. Но в отличие от событий 2011 — 2012 годов (митинги начались после выборов в Госдуму, самый известный — на Болотной площади), не было лидеров — политиков и общественных деятелей, а среди демонстрантов стало существенно больше молодежи. Общие итоги — около 600 задержанных, уголовные дела по пяти статьям, работа ФБК приостановлена, Навальный оштрафован на 20 тыс. рублей и арестован на 15 суток. Кремль обвинил организаторов в том, что «они ввели в заблуждение людей, в том числе и несовершеннолетних, спровоцировав их принять участие в незаконном мероприятии». Пресс-секретарь президента РФ Дмитрий Песков заявил, что в Кремле трезво анализируют масштабы акции, не склонны их ни приуменьшать, ни преувеличивать, а предложения и критика, высказанные участниками согласованных массовых акций в ряде городов РФ в воскресенье, будут приняты властями во внимание.

Новая политическая реальность требует серьезного анализа. Какие выводы можно сделать из воскресных акций?

Не upper middle class, а крупные города

Начнем с причин. Их много — от социально-экономических до банального запрета (там, где он был) на проведение пикетов: ах, не пускаете, тогда точно пойдем. Не последнее место занимает тема коррупции во власти. За несколько дней до акций Левада-Центр провел опрос, чтобы выяснить отношение населения к этой проблеме. «22% россиян сталкивались с коррупцией в течение последних трех лет, чаще всего — при нарушении правил дорожного движения, получении водительских прав и нахождении в больнице. Каждый пятый опрошенный считает допустимым решать повседневные вопросы с помощью взятки, — констатируют авторы исследования. — Но к коррупции в органах власти респонденты настроены более радикально, признавая ее существование в стране». Так, 79% россиян считают, что коррупция полностью или в значительной мере поразила органы власти (в 2016 году — 76%). Полагающих, что органы власти поражены коррупцией в незначительной мере, 13%. 1% опрошенных убеждены, что в государственном аппарате практически нет коррупции. 43% респондентов отмечают, что ситуация с воровством и коррупцией в руководстве страны не изменилась по сравнению с началом 2000-х годов. Изменения к лучшему увидели 15% опрошенных, 31% указал на увеличение числа подобных фактов.

— Тема коррупции остается слабым местом власти, — соглашаются с итогами исследования эксперты Центра политической конъюнктуры (ЦПК). — Все попытки перехватить антикоррупционную повестку, в том числе с помощью ОНФ и прочих структур и проектов, оказались провальными. Но коррупция играет роль лишь повода, за которым скрывается желание более глобальных, системных изменений. Власть продолжает упорно игнорировать этот факт, скрываясь за фасадом посткрымского большинства и сознательно уводя систему в инерцию. Вместо поиска системных ответов на новые вызовы, обществу предлагаются референдумные кампании на основании мобилизации вокруг правящей элиты.

Социолог Левада-Центра Денис Волков соглашается — новая волна протеста стала возможной во многом потому, что «эффект Крыма» подходит к концу:

— По многим показателям общественные настроения сегодня хуже, чем они были до 2014 года. Об этом говорит динамика индекса социальных настроений — интегрального показателя, который измеряется Левада-Центром. Это верно в том, что касается личного положения человека, оценок его благосостояния, надежд на завтрашний день. Совокупный рейтинг власти, если учитывать не только стабильно высокий рейтинг Путина, но и оценки деятельности правительства, сегодня почти на 20 пунктов ниже, чем в конце 2014 года. Сказалось не только ослабление эйфории, но и последствия экономического кризиса: даже по официальным данным, люди в России сегодня живут хуже, чем три года назад. Значение имеет не только снижение уровня жизни, но и постепенно растущее ощущение тупика, невозможности перемен, отсутствие жизненных перспектив.

— Обратите внимание, протестовать вышла не столичная тусовка и не upper middle class, а крупные города по всей стране. Здесь можно назвать множество причин, которые все будут релевантными. И насильственный урбанизм, и отсутствие политического представительства, и склероз партийной системы, и экономический застой, и коммуникативная среда, до уровня которой так и не поднялось качество власти, и отторжение длительной патриотической накачки, которая не привела к появлению новых политических проектов, способных ее переварить, — перечисляют в ЦПК. — Главной же причиной протестных действий являются нарастающее среди активной части общества недовольство статус-кво и пока еще плохо артикулированный запрос на перемены, который не может быть удовлетворен в рамках существующих правил игры.

Челябинский политолог Александр Подопригора относит «коллективное ощущение бесперспективности» к первопричинам:
 
— Я наблюдал все протестные акции в городе, начиная с «винных бунтов» 1990-го, и могу уверенно сказать — это принципиально иной характер, другое лицо протеста. Главное в нем — не реакция на сегодняшние «временные трудности», которые можно привычно перетерпеть, а крайне болезненное ощущение и неприятие отсутствия будущего: именно поэтому привычных пенсионеров и «профессиональных оппозиционеров» на митингах сменила «аполитичная» молодежь (что приводит ситуацию, даже с учетом нашей демографии, в соответствие с общемировыми параметрами протеста).

— Прямых свидетельств того, что недовольство постепенно накапливается, за последние пару лет было достаточно. Об этом говорили увеличение трудовых протестов, рост числа акций за сохранение городской среды, всероссийские протесты дальнобойщиков и фермеров, недавний скандал вокруг демонстративно неуважительной по отношению к петербуржцам передачи Исаакиевского собора в распоряжение церкви, — рассуждает Денис Волков. — Наверное, наиболее красноречивым свидетельством убывающей поддержки власти стали результаты парламентских выборов в сентябре 2016 года, когда на участки не пришло большинство жителей крупных городов. Наконец, на растущее недовольство и активизацию части городской публики (и в первую очередь молодежной) указывали недавние встречи самого Навального со своими сторонниками, пресловутая история с школьниками из-под Брянска. Эти и другие примеры эрозии посткрымского консенсуса многие наблюдатели и комментаторы попросту не учитывали — под влиянием то ли телевизионной пропаганды, то ли самогипноза.

— Навального в регионах не поддерживали, — уточняет президент Minchenko consulting Евгений Минченко. — По сути, акция создала зонтичный бренд, в который ситуативно влились локальные протестные группы со своей повесткой. На улицах в Питере людей было больше, чем в Москве. Явно в связи с Исаакием. В ряде городов произошла привязка к общероссийскому поводу локальных акций протеста — обманутые дольщики и вкладчики, экологи.

Куда уходят дети

Теперь о составе участников. И оппозиционеры, и власть, и стражи порядка говорят о «помолодевших» рядах митингующих. Правда, представления об их возрасте расходятся — от «там 14-летние пацаны были» до «я своими глазами видел молодых, но вполне адекватных 17-летних мужчин, осознающих, где они и почему пришли». Единого мнения нет и о мотивации их участия в акциях. Например, Дмитрий Песков говорил, что «детям сулили некие награды, этому есть подтверждение».

— Использовать людей втёмную, прикрываясь красивыми лозунгами, гнусно, — написал в своей странице в Facebook политконсультант Дмитрий Фетисов. — Втягивание детей в политику — гнусно вдвойне. И количество детей, попавших на акцию Навального, пугает. Заниматься политикой и высказывать свою гражданскую позицию можно и нужно, но не детям школьного возраста и не в такой форме. Это говорит о том, что в этом возрасте у ребят нет более интересного занятия, и они не понимают, что подобные акции — не игрушки.

Евгений Минченко объясняет молодой состав участников акций целенаправленной работой команды Навального с этими группами через вирусное видео. Политолог Георгий Бовт считает, что это, скорее, аудитория «ВКонтакте», чем Facebook: «Навальный, имея ограниченный авторитет в оппозиционной либеральной тусовке, все же сумел достучаться до части молодежной аудитории своими простыми до прямолинейности однотипными антикоррупционными лозунгами». По мнению депутата Екатеринбургской гордумы Константина Киселева, власть проиграла интернет, прежде всего его молодежный сегмент: «Интернет научился защищаться от властного вмешательства».

Президент фонда «Петербургская политика» Михаил Виноградов обозначил причины отсутствия гарантированной лояльности среди молодежи:

— Это поколение, не воспитанное телевизором. Интернет в большей степени уравнивает общение — в том числе затрудняет противопоставление московской и немосковской повесток. Здесь же — неспособность старших поколений имитировать умение работать в интернете. Эстетика собянинского твиттера или депутатских страниц в соцсетях, от третьего лица рассказывающих про хождения в народ и поздравляющих друг друга с праздниками, днями рождения и фестивалями варенья. Старение элиты выраженно не только визуально, но и через навязчивое желание навязывать свои табу про секс, страхи в части настроений молодежи, ее поведение в интернете, разнообразные «группы смерти» и прочие страхи за то, что молодые могут однажды захотеть что-то решать и что-то выбирать. Конфликт поколений — и в стабильной ситуации мощное оружие, а при таких тараканах он и вовсе начинает выглядеть непреодолимым.

— Никаких новых трендов в молодежной среде нет (тем более нет моды на политический протест) и не надо их высасывать из пальца на пустом месте, — считает политолог Максим Жаров. — Просто до скандала с суицидными пабликами в соцсетях как-то не обращали внимания на то, что можно манипулировать в пабликах «школотой» вдолгую, ориентируя ее на реальное действие против права и правил.

— Несмотря на попытки описать происшедшее как «крестовый поход детей», надо заметить, что основной костяк протестующих пришелся на поколение 30-летних, — не соглашаются в ЦПК. — Действительно, протест существенно помолодел, но основными участниками акций стали молодые мужчины до 40 лет. Как правило, люди такого возраста и пола оказываются главной движущей силой всех революционных трансформаций.

— Как шутят теперь некоторые коллеги, исследовательскому цеху вскоре можно ожидать большой госзаказ на исследования молодежи, — итожит Денис Волков. — В акциях приняла участие молодежь, но лишь малая ее часть — городская, образованная, интересующаяся политикой. Большинство молодых людей по-прежнему индифферентны к политическим событиям, довольны своей жизнью. Они чаще поддерживают существующий строй, нежели россияне в целом.

Жесткий и мягкий

Экспертный опрос «Э-У» показал, что вероятность новых протестных проявлений в РФ высока. Их активность напрямую зависит от грамотной реакции власти на воскресные митинги.

— Администрация президента явно оказалась не готова к подобной ситуации. Отсюда отсутствие и четкой работы с протестующими, и установок в регионах, где должны были реагировать на свое усмотрение, — оценивает реакцию власти Дмитрий Фетисов. — Надо признать, что Навальный переиграл Кириенко. Но у того есть еще время сделать выводы и исправить ситуацию. Руководство страны слишком либерально. За нарушение закона могли смело задерживать собравшихся, но это было сделано только в отношении наиболее буйных. На мой взгляд, зря. Ибо завтра эта толпа радикалов уже может выйти и вести себя достаточно агрессивно, отчего могут пострадать простые граждане.

— Сейчас многие кинутся искать пути пресечения или «купирования» протестных настроений. Но это ложная повестка, — предостерегает Александр Подопригора. — Протест — естественное явление для любого развитого, сложного общества, и речь должна идти о его интеграции, а не о пресечении — этого по большому счету не удавалось еще никому: чем активнее были попытки, тем масштабнее итоговый провал. Протестные настроения следует канализировать в правовые русла, используя их для обновления власти и решения проблем региональных сообществ, а не для их умножения. Ключевое звено здесь — регионы и города, а не Тверская. Власть поступает опрометчиво, продолжая перекрывать все возможности для населения выразить свое недовольство на местных выборах. Чем меньше будет таких возможностей на избирательных участках — тем больше будет людей на улицах и претензий к центру. Пора бы, наконец, это понять, времени мало, но оно еще есть.

— Запреты митингов приводят к тому, что люди привыкают к участию в несанкционированных акциях. То есть. запретители сами радикализируют протест. Зачем? — задается вопросом Константин Киселев. — Некоторое время тому назад власть начала провоцировать охранительную субъектность. Самый наглядный пример — Нижний Тагил. И это привело к тому, что пробудили субъектность протестную. Парадокс. В итоге в Тагиле митинг им. А. Навального состоялся, а вот охранители куда-то испарились.

— В ответ у Кремля не так много вариантов действий и на него будут оказывать давление два фактора — президентская кампания и опыт дезорганизации протеста 2011 — 2012 годов. И здесь две серьезные ловушки, — рассуждают эксперты ЦПК. — Протест 2011 — 2012 годов был сложным явлением. С одной стороны, он сыграл для власти весьма позитивную роль, запустив отчасти организованный, отчасти стихийный процесс мобилизации сторонников. Без появления «пятой колонны» «Поклонная» и «консервативный поворот» выглядели бы карикатурно, как издевательство над здравым смыслом. Вместе с тем главную роль в ликвидации протеста сыграли правоохранители. Политические методы были минимальны и скорее следствием, чем причиной подавления протестов.

По мнению ЦПК, сейчас можно рассматривать три варианта реагирования:

— Первый — жесткий. Протест можно попробовать «задушить» на старте на основе прецедента «Болотного дела», провести серию показательных уголовных процессов, дать срок Навальному и нескольким сотрудникам ФБК, а затем репрессивно пресекать все последующие акции. Проблема в том, что силовой вариант может негативно сказаться на президентской кампании. Второй вариант — мягкий. Применение силового ресурса носит ограниченный характер. Власть пытается действовать политическими методами, разбивая протестующих на группы и пытаясь с каждой из них наладить коммуникацию и найти нужный сигнал.

Можно вернуть молодежную политику, можно показательно отменить несколько непопулярных законов, можно еще больше забросать политическое поле лоялистскими или условно лоялистскими проектами.

Однако в этом варианте у власти появляется риск выглядеть слишком мягкотелой. Кроме того, для сторонников такая реакция может оказаться дезориентирующей. Третий вариант — отказ. Можно сделать вид, что ничего не произошло. Несмотря на охват по стране, участники акций были малочисленны, и за власть остается твердое, пусть и пассивное, большинство. Результатом такого выбора стратегии может стать катастрофа. Этот вариант продемонстрирует, что у власти нет понимания произошедшего и она затаилась до следующего кризиса, который возникнет очень скоро. Но уже в следующий раз у нее точно может «сорвать резьбу».

В идеале Кремлю нужно действовать так, чтобы репрессии не воспринимались как следствие испуга и растерянности, а политические решения были системными и включали политизацию новых сил.

Дополнительные материалы:

Навальный попался под руку

Пока всем худо-бедно хватало на жизнь, тема коррупции не могла вывести людей на улицы даже в таком сравнительно небольшом количестве. Сейчас ситуация изменилась, и тут уже не важно, насколько Навальный прав или не прав, считает профессор РАН, доктор политических наук, ведущий научный сотрудник Института философии и права УрО РАН Леонид Фишман

— Леонид Гершевич, каковы причины проведения шествий в региональных центрах, в том числе в Екатеринбурге? Поддержка ли это федеральной акции под брендом Навального или возможность заявить о локальных проблемах?

— Наверное, первый вопрос стоит разделить на два: каковы причины проведения акций и почему люди на них пришли, несмотря на отсутствие разрешений. Непосредственная причина — это, конечно, федеральная акция под брендом Навального. Но, как сложилось у меня впечатление, те, кто вышел на улицы, далеко не всегда являются сторонниками Навального. Скорее, большинство и к Навальному было настроено скептически. Не возьмусь судить о том, что было в других городах, но в Екатеринбурге на площади Труда собравшиеся не изъявляли желания повторять кричалки, которые время от времени выдавали активисты. Костяки группок пытались подхватить, но не особенно выходило. Поэтому меня забавляют ролики, появившиеся в сети. В них операторы стоят рядом с кричащими и прыгающими активистами, отчего возникает впечатление, будто лозунги подхватывает вся толпа.

Однако, разумеется, люди вышли на улицы не просто так. В обществе накопилось раздражение, вызванное многими причинами. Здесь и падение уровня жизни, и инфляция, и рост цен, и прочие последствия экономического спада последних лет. И раздражает людей то, что тяготы коснулись в равной мере не всех. Кому-то на оплату коммуналки не хватает, а кто-то именно в последние годы вошел в список миллиардеров. Кого-то под предлогом санкций государство от налогов освободило, а для других планирует эти налоги повысить. А начинаешь задавать вопросы, тебе отвечают «денег нет, но вы держитесь», желают здоровья и хорошего настроения и рекомендуют заняться бизнесом, если зарплата учителя не устраивает. Или даже подозревают в том, что ты Америке продался и начинают учить тебя Родину любить. Все это было бы похоже на циничное издевательство, если бы не одно «но». С точки зрения недовольных, те, кто говорят и проделывают такое, просто не принадлежат к тому же самому народу, к которому принадлежит большинство. «Они», наверное, даже и не издеваются над нами — «они», видимо, действительно так думают. Люди начинают это осознавать. Пока всем худо-бедно хватало на жизнь, тема коррупции не могла вывести людей на улицы, даже в таком сравнительно небольшом количестве. Но сейчас ситуация изменилась, и тут уже не важно, насколько Навальный прав или не прав, и не важно, чего добивается именно он.

— Можно ли сравнивать последние события с масштабной акцией на Болотной площади? В чем отличия и есть ли общие черты?

— Можно. И в том, и в другом случае проявилось недовольство. Но в 2011 — 2012 годах это было недовольство, так сказать, «среднего класса», который уперся в потолок социальных, карьерных и политических возможностей. Он понял, что выше того, чего он уже достиг, в этой системе он не получит ни при каких обстоятельствах. «Все уже поделено», и его мнение ничего не значит. В том числе и по поводу того, кого бы он хотел видеть следующим президентом (а видеть таковым он хотел, к слову, скорее, Медведева, чем Путина). Потому что «наверху» все уже давно за него решили. «Средний класс» обиделся и сказал свое «фи». Но его протест не был протестом в прямом смысле беднеющего населения. Более того, даже его фоном не являлось беднеющее население. Поэтому он проходил под лозунгами требования политической либерализации, социальная составляющая была слаба.

Нынешние же протесты — это не протесты социальных слоев, ранее поднимавшихся, но упершихся в потолок. Это во многом уже протест «опускающихся» социальных групп, которые, к тому же, испытывают раздражение из-за попыток государства закрутить гайки то там, то сям, запретить и ограничить то одно, то другое — и все это под аккомпанемент рассуждений о патриотизме, глобальной роли России, морали и нравственности и т.д. Это протест во многом молодежный — потому что теперь молодежь ощутила, что у нее перспектив особых нет. Вот закончит она школы и вузы — а куда работать пойти? В баре напитки смешивать? Так бары закрываются.

— В этом случае можно ли говорить о созревании молодых оппозиционеров? Или это все-таки желание «потусить»?

— Молодежь вышла на акции потому, что она, во-первых, поняла, что социальные лифты для нее не работают, во-вторых, потому что она верит не телевизору, а интернету. Наверное, в этом проявилось и желание «потусить», но оно естественно. Вполне возможно, что какая-то часть молодежи в будущем пополнит ряды оппозиционных активистов. Но далеко не факт, повторю, что это будут сторонники Навального или что-то в этом роде. Нынешний протест еще должен выработать свой язык и свои требования. Навальный просто попался ему под руку, потому что выбирать было особо не из чего.

 

89% респондентов считают недопустимой коррупцию во власти, придерживаются обратной точки зрения лишь 5%. 31% полагает, что больше виноват тот, кто берет взятку. О вине того, кто дает взятку, говорят 9%. Более половины респондентов (58%) верят, что можно значительно уменьшить масштабы коррупции, а 16% считают, что ее можно полностью искоренить. 21% опрошенных полагает, что «с этим социальным злом ничего нельзя поделать».

 По результатам исследования Левада-Центра

Материалы по теме

Мнение учесть